53 "ВКП(б) в резолюциях...", стр. 566-567.

тах этой специфической "новой политики", надо было обладать одним непременным качеством: свободой от старой политики. Сталин, конечно, знал и "старую политику", но знал лишь "посредственно" и в этом тоже было его величайшее преимущество. Меньше болел "детской болезнью" наивности в политике. Был свободен от всех морально-этических условностей в политической игре.

Троцкий не признавал Сталина и как теоретика партии. В марксизме, как политической доктрине коммунистов, его считали круглым невеждой. И это тоже было преимуществом Сталина. Он был свободен от догматических оков марксистской ортодоксии. "Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на точке зрения последнего",- говорил Сталин на VI съезде партии, накануне Октябрьской революции.

В "новой политике" и "партии нового типа" Сталин не признавал ни романтики исторических воспоминаний, ни законов исторической преемственности. Приписывая Троцкому свои собственные намерения в будущем (к чему он довольно часто прибегал в других условиях и по другому поводу), говоря, что Троцкий хочет развенчать "старый большевизм", чтобы вычеркнуть из истории Ленина для утверждения собственного величия, Сталин сам был внутренне свободен от чинопочитания даже по отношению к Ленину. В "новой политике" Сталин держал курс на "новейшее". Очень характерны его слова на этот счет54 : "Возможно, что кой-кому из чинопочитателей не понравится подобная манера. Но какое мне до этого дело? Я вообще не любитель чинопочитателей". Поэтому Сталин признает и "старых большевиков" постольку, поскольку они способны стать "новыми". Вот и другие очень характерные его слова, произнесенные на том же апрельском пленуме55:

"Если мы потому только называемся старыми большевиками, что мы старые, то плохи наши дела, товарищи. Старые большевики пользуются уважением не потому, что они старые, а потому, что они являются вместе с тем вечно новыми..."

Делая маленькое отступление, я должен тут же отметить общеизвестный факт: Сталин, конечно, признавал и вознаграждал чинопочитателей, но тех, которые колено-преклонялись только перед ним одним. И придя к власти, он доказал, что ставит себя выше Ленина и как теорети

54 И. Сталин. Сочинения, т. 12, стр. 114.

55 Там же, стр. 1-2.

ка, и как политического вождя. Вот чрезвычайно яркая иллюстрация к этому. В "Философском словаре" 1952 года, изданном под редакцией П. Юдина, есть косвенное сравнение Сталина с Лениным. О Ленине там сказано: "Ленин величайший теоретик и вождь международного пролетариата". В том же "словаре" о Сталине говорится: "Сталин - гениальный теоретик и вождь международного пролетариата". Ленин - лишь "величайший", а Сталин - "гениальный"!

Возвращаясь к теме, нужно сказать, что и такая внутренняя свобода Сталина от ленинских норм, традиций и "чинопочитания" по отношению к Ленину тоже была сильнейшей стороной Сталина как "нового политика". Наконец, Сталин был невеждой в теоретических вопросах и не мог считаться теоретиком в смысле старого большевистского понимания "теории".

"Теоретиком" он стал, когда получил власть. Но в те годы Сталин сам хорошо понимал свое ничтожество в теории и никаких внешних амбиций в этом смысле не проявлял. Когда его бесчисленные поклонники обращались к нему, чтобы он высказывался по вопросам марксистской теории, философии, политической экономии, языка, литературы, искусства, то он совершенно серьезно сознавался в своей несостоятельности в области теории или марксистской критики. В его опубликованные сочинения вошли некоторые его ранние признания на этот счет. Так, в письме к писателю Безыменского Сталин пишет56:

"Я не знаток литературы и, конечно, не критик". В другом письме, к Максиму Горькому, он признается еще более откровенно57: "Просьбу Камегулова удовлетворить не могу. Некогда! Кроме того, какой я критик, черт меня побери!"

Как бы это ни звучало парадоксально, слабость в теории тоже была сильной стороной Сталина, как политика "нового типа". Не находясь в догматических щупальцах Маркса и Ленина и не утруждая себя головоломными премудростями "научного социализма" будущего, в который он и не верил, Сталин оставался на почве реальности. В этой же реальности "социализм" означал не цель, а средство к цели - к власти любой ценой и при помощи любых методов.

Разница между ним и Лениным была тоже существенная. Ленин пришел к власти в борьбе с враждебными

56 Там же, стр. 200.

57 Там же, стр. 177

партии классами. Сталин же добивался и добился ее в борьбе с собственной партией. Однако тот же Ленин учил (этому глубоко верил и Сталин), что получить власть - это еще полдела, самая важная и самая трудная задача - это удержаться у власти. Для успешного разрешения этой задачи Ленин видел только один путь: политическая изоляция, а потом и физическое уничтожение враждебных партии классов. Это учение Ленина Сталин целиком перенес на собственную партию - получить власть он мог относительно легко, но удержать ее он мог лишь по тому же ленинскому принципу: путем политической изоляции и физического уничтожения враждебных ему лиц и групп в большевистской партии. Пока что Сталин был занят разрешением "полдела" захватом власти.

На апрельском пленуме Сталин и приступил к "политической изоляции" противников с тем, чтобы изолировать их и физически, когда новый режим личной диктатуры укрепится окончательно. Читатель может сказать, что Ленин поступил бы точно так же, как и Сталин, если бы он имел дело с многочисленными противниками внутри партии. Обращаясь на пленуме к Томскому, Сталин так и заявил, что он, Сталин, и его группа в ЦК либеральнее Ленина: "Помните, что товарищ Ленин,- говорил Сталин,- из-за одной маленькой ошибки со стороны Томского угнал его в Туркестан"58.

На реплику Томского: "При благосклонном содействии Зиновьева и отчасти твоем",- Сталин ответил: ошибаешься, если думаешь, что Ленина можно было легко убедить в том, в чем он сам не был убежден.