- Не дала, - сказал он грустным голосом сидящему на дереве с трофейным биноклем начдиву.

- Енто дело споправимое, - сказал надчив, ухмыляясь в усы. Его бинокль имел шестикратное увеличение, и произошедшее на сеновале он наблюдал с мельчайшими подробностями.

Внезапно Петька принял позу Онегина из второго действия одноименного спектакля и сказал:

- О женщины, вам имя - вероломство !

Фурманов, лежащий под деревом, съежился, и ожидал падения тяжелого предмета на голову. Предмет не упал.

- Это точно, - сказал надчив, и сук, на котором он сидел, благополучно треснул.

Фурманов взвыл и помчался на кухню. На следующий день утром политрук, отдохнув после вчерашнего происшествия, направился к надчиву, чтобы поговорить по весьма важному вопросу. Чапаев сидел за столом и точил саблю, одновременно доставая из огромной чаши вареники со сметаной.

- Че пришел ? - спросил он неприветливо.

- Разговорчик есть, - сказал Фурманов.

- Садись, - сказал надчив, доставая свободной рукой из-под стола здоровенную бутыль мутного самогона.

- Да нет, Василь Иваныч, я ж не в том смысле вовсе... Я про нашего товарища поболтать хочу...

- Про какого, - равнодушно спросил Василий Иванович.

- Про Петьку.

- Про какого Петьку, - еще более равнодушно спросил начдив.

- Ну про этого же, Исаева...

- Ну, - сказал Чапаев, задумчиво вынимая пробку, сделанную из куска тряпки, засунутую в горлышко бутылки.

- Вы ж помните, наверно, как из Москвы товарищ Дзержинский сообщал, что в наши пролетарские ряды прокрался немецкий шпи...

- Сиди уж, пролетарий, - едко заметил начдив. - У тебе ж на лбе сплошные димпломы нарисованы...

- Дело не во мне, - сказал политрук раздраженно.

- Вот это точно, - сказал начдив. - Никакой пользы от тебе нетути.

- Да нет же, ведь товарищ Дзержинский...

Василий Иванович основательно разозлился и произнес фразу, из которой стало ясно, что он некогда состоял с товарищем Дзержинским в интимных отношениях, и что его партнеру в этом деле сильно не поздоровилось. Фурманов плюнул и сказал напрямик:

- Василий Иванович, Петька - шпион.

- Чего ? - Василий Иванович подавился самогоном и залился здоровым пролетарским смехом.

- Петька - шпион ? - переспросил он, вытерев выступившие в глазах от смеха слезы. - Сам ты шпион !

- Ну Василий Иванович, - сказал Фурманов уже не требовательно, а просительно. - Я ж точно говорю, слышал как он говорил по-немец...

Тут политрук запнулся. Вспоминая с ужасом свою вчерашнюю ночь, проведенную с истинной пролетаркой Анкой, он ясно вспомнил, как она называла его leibe и говорила ему какую-то непролетарскую чушь.

- Ну, чего замолк ? - спросил довольный Чапаев. - Давай, зюзюкнем, что-ли, по сто грамм за здоровье немецкого шпиона Петьки ?

Фурманов стоял, как вкопанный, и в дальнеший разговор отчего-то не вступал. Анку выдавать не хотелось, так как больше баб в радиусе шестисот километров наверняка не было.

- Ага, - сказал он голосом человека, укушенного тремя крупными мухами це-це в одно место. Василий Иванович налил ему сто грамм, и данный продукт был равнодушно вылит в политруковскую пасть и закушан мятым огурцом.

- Ну ладно, ты, пожалуй, иди, а я тут обдумаю план, - сказал Чапаев, выводя Фурманова на улицу.

- Ну, хамло интиллигенское, - сказал он, вернувшись к своей сабле. пролетариев оскорблять и ихнюю самогону жрать ? Ох, чешутся мои руки тебя к стеночке поставить...

Фурманов прямым ходом отправился к Петьке, которого решил вывести на откровенности и, таки образом, получить компрометирующий материал. Грустный Петька сидел на завалинке походной кухни, разместившейся вследствие затишья в амбаре, и предавался меланхолии.

- Чего надо ? - хмуро спросил он подошедшего к нему и вставшего в ожидании Фурманова.

- Давай, что ли, пойдем выпьем, - сказал политрук.

Петька посмотрел на небо и зевнул.

- Чегой-то не охота сегодня... Птички низко летают... Заразы, - добавил он, смахнув с носа нечто, упавшее с небес, - К дождю, видать...

- К дождю, - согласился политрук. - А хочешь, Петька, я тебе про синк транзит расскажу ?

- Про что ? - испугался Петька.

- А про смысел жизни.

- Валяй, - сказал Петька, которому было все равно.

- Так слушай... Вот видишь, птичка проле...

- Не надо про птичек, - сказал Петька, доставая из помятого сапога ногу в протухшей позапрошлогодней портянке. Фурманов отвел нос и зажал его двумя пальцами.

- Ну вот, - сказал он сипло, - тогда я тебе про гетер расскажу.

- Это про кого ты ? - удивился Петька.

- Это я про баб, - успокоил его политрук.

- Ну, давай, - вздохнул Петька, засовывая ногу и соответствующую портянку обратно в сапог.

- Так вот... гм... да... вот...

- Это все ? - спросил Петька равнодушно.

- Чего "все" ?

- Чмокаешь чего-то... Ты про баб давай.

- А, про баб... да... гм...

- Ну, я пошел, - сказал Петька. - Это чавканье и чмоканье я потом дослушаю.

- Ну Петька, погоди ! Я ж к тебе со всей душой !

- Пошел ты в задницу, Дмитрий Андреич, - сказал Петька вполне культурно. - Я спать хочу.

- Ну иди, пролетарий хренов, - прокричал ему вдогонку разгневанный Фурманов. - И помни, чтоб вечером был в наступлении, а то мы тебя к стенке лицом поставим и пару пуль в лоб !

- Иди, иди, - сказал Петька, помахивая цепью от подбитого совершенно случайно немецкого танка.

Вечером, перед наступлением, Фурманов решил предложить начдиву план разоблачения немецкого шпиона. Василий Иванович посмотрел на политрука с сомнением. Ему еще сильнее захотелось его расстрелять.

- Я че говорю, Василий Иваныч, - сказал политрук. - чтоб узнать наверняка, кто в нашей дивизии шпион, надобно каждому сказать, например, в какой канаве при наступлении нашинский пулемет будет мокнуть.

- А на фига им всем это знать ? - удивился начдив.

- Так всем надоть сказать по разным канавам. И вот, в чью канаву снаряд от беляков в виде презента прилетит, тот, значит, и ихний шпион.

- Фигню ты придумал, паря, - сказал начдив. - Снаряд - живность летучая. Куды захочет, туды и шарахнет... Лучше надо всех живьем по канавам рассадить и бе... то есть нет, бредня какая-то... Ну ладно, шел бы ты отседова, а то совсем мне голову заморочил...