Но все это произошло много позже, в сентябре же 1917 г., Гоц и Зензинов переживали медовый месяц своего тесного сближения с Авксентьевым. Но не все их сторонники последовали за ними; некоторым этот зигзаг-курс их политики показался неожиданным и ошеломляющим, особенно когда он был закреплен открытым нарушением дисциплины Центрального комитета.

Характерно, что протест против действий Гоца заявил сторонник правоцентрового течения Веденяпин и что при голосовании вопроса, принять или отвергнуть этот протест, только один из собрания воздержался, все же остальные высказались за, хотя в собрании, кроме Веденяпина, были и еще достаточно правонастроенные лица, как Архангельский, Минор и другие. Это был бунт правоцентровых элементов против своих лидеров.

Но уже на следующем собрании, 18 сентября, новый блок правых и правоцентровых сумел нанести еще одно жестокое поражение принципу партийной дисциплины. Голосами шести членов (Авксентьева, Зензинова, Гоца, Минора, Архангельского и Розенблюма) было решено, что члены ЦК получают право "выступать от других организаций, не считаясь с партийными директивами". Маневренное значение этой победы было для них очень велико. Дело в том, что в рядах Российской социал-демократической партии меньшевиков в это время происходил такой же болезненный процесс острого расхождения по вопросу об организации власти, как и в рядах ПСР. При этом Л. Мартов, основатель и главный идеологический вдохновитель меньшевизма, остался в меньшинстве и очень остро переживал трагедию временного отхода от него его партии. Последняя перешла под руководство Церетели111 и Дана112 и стояла на той точке зрения, что русская революция, согласно марксистской догме, является революцией буржуазной, а буржуазную революцию пролетариату приходится делать вместе с буржуазией. Л. Мартов, не менее Чернова видевший, что сохранение коалиционного правительства в данных условиях вконец ослабит его и сделает легкою жертвой большевиков, убедился, что с этим взглядом он в меньшевистских рядах обречен пока на почти полную изоляцию.

Сторонники коалиции во что бы то ни стало в эсеровском ЦК, после Корниловского мятежа почувствовавшие, что в партийных рядах их взгляды потеряли престиж, надеялись теперь, что в Демократическом совещании, вместе с меньшевиками, беспартийными и разными мелкими квазисоциалистическими группами и кооператорами смогут составить верное коалиционному принципу большинство. Теперь им необходимо было развязать себе руки, чтобы действовать уже от имени большинства Демократического совещания -- так, как им не дают права [действовать] постановления ЦК партии.

И действительно, после того как Демократическое совещание кончилось, в сущности, ничем, показав, что по основному вопросу о власти элементы совещания раскалываются на два друг друга уравновешивающих лагеря, Керенский получил возможность действовать по-своему и образовал еще один коалиционный кабинет, еще бесцветнее и безнадежнее предыдущих. Деятельное участие в переговорах принимали два члена ЦК, Гоц и Авксентьев, вместе с третьим крупным с[оциалистом]-р[еволюционе]ром, московским городским головою Рудневым.

В силу предыдущего постановления они действовали вне контроля ЦК и только постфактум отдали ему в этом отчет. ЦК было предложено высказаться в том смысле, что все обстоит в порядке, ибо надо "считать, что тт. Гоц, Авксентьев и Руднев выполнили поручение, возложенное на них Демократическим совещанием".

Но даже и при такой формальной постановке вопроса результат голосования оказался чрезвычайно жидким. Семь голосов высказалось за принятие такой резолюции, семь воздержалось, считая ненормальным самое предыдущее решение ЦК, разрешавшее его членам считать себя свободными от его политических директив при выполнении "поручений других организаций".

Следует отметить, во-первых, что все эти постановления были приняты в отсутствие В.М. Чернова, и, во-вторых, что представитель крайнего левого крыла партии, М.А. Натансон, поддерживал все предложения правых, ослаблявшие дисциплину, имея в виду затем использование их в интересах своего сепаратизма и левым крылом.

Положение становилось, таким образом, все более двусмысленным. ЦК терял свою авторитетность. Его решения, проводимые большинством шести голосов против пяти, или полупринимаемые семью против семи воздержавшихся, при общем числе членов в 20 человек, свидетельствовали о том, что его, как высшего руководящего центра партии, как воплощения единого партийного разума и единой партийной воли, более не существует. Руль ускользает из его рук. Он все чаще и чаще старался просто уклониться от решения больших вопросов. Так, в порядок дня был поставлен общий вопрос "о левых и правых социалистах-революционерах". Решение состоялось: "Отложить до следующего заседания". Но на следующем заседании этого пункта не было, и он автоматически исчез для целого ряда заседаний. Не вспомнили о нем даже и тогда, когда 27 сентября член партии, старый журнальный деятель Миролюбов113 сделал ЦК от лица своих товарищей формальное заявление "о вновь образовавшемся организационном Совете ПСР", ядро которого составляют старые партийные работники, группирующиеся вокруг газеты "Воля народа". А между тем речь шла ни больше, ни меньше, как о создании общероссийского организационного центра крайнего правого крыла социалистов-революционеров, т[о] е[сть] о приступе их к организации особой партии внутри партии -явления, партийным организационным уставом еще никогда не предусматривавшегося. Резолюция собрания, с "правоцентровым" в большинстве своем составом, [принятая] в отсутствие В.М. Чернова, гласила: "Принять к сведению". 24 сентября в таком же составе большинством 9 голосов против четырех при трех воздержавшихся прошла резолюция Розенблюма по вопросу о созыве VIII Совета партии, и в результате ее постановлено: "Довести до сведения всех партийных организаций, что экономическая конференция, назначенная на 26 сентября, и VIII Cовет партии, назначенный на 1 октября, откладываются впредь до особого извещения. Конференция по вопросу об экономическом положении страны, разумеется, прошла бы очень неспокойно, и отразила бы ту растущую в партии неудовлетворенность Ц[ентральным] К[омите]том, которая разразилась потом целою бурею на IV партийном съезде. Что касается Совета партии, то, будучи учреждением с высшею компетенцией, чем ЦК, он один в этот момент мог бы вмешаться в разногласия, раздиравшие ЦК, и своими директивами выправить линию его поведения. Но только образовавшееся, еще слабое, неверное и неустойчивое новое большинство ЦК из блока правых и правоцентровых его элементов спешило закрепить свое положение и должно было избегать появления перед более широкими правомочными партийными инстанциями.