- Недолго угощал меня Моминов. Однажды, когда выпивали мы втроем, с ним и с Лебедовским, предложили они мне подзаработать. Лебедовский убеждал: "Твое дело только подписывать фактуры на отпуск строительных материалов, а затем включать в отчет. Вроде ты израсходовал на стройке. Я с тебя спишу их. Денежки же за эти материалы возьмем из магазина и разделим поровну". Долго они меня убеждали, говорили, что учет в магазине суммарный, а сколько фактически израсходовано на стройку - все равно неизвестно, так что и комар носу не подточит.

И дальше стал рассказывать о том, как он согласился. А сколько списали материалов, он и сам не знает. Деньги ему давали, а он пропивал. Знал, что с Садыковым они воруют железо, вернее, деньги за железо. Там на заводе были какие-то излишки. Так они через Садыкова договорились с Моминовым, чтобы он выписал несколько бестоварных фактур, якобы завод это железо купил в сельпо, а стоимость перечисляли магазину. Моминов эти деньги брал из выручки, оставлял долю себе и Лебедовскому, а остальные отдавал Садыкову. Яскову от этой операции ничего не доставалось, но он молчал.

- Если не верите, дайте очную ставку с Моминовым и Лебедовским, закончил он. - Я им все в глаза выскажу.

- Нет, Ясков, сейчас я вам верю, - возразил Аккулин, - очная ставка пока не нужна. Вот скоро доставят Моминова, посмотрим, что он скажет.

...Моминов вошел в кабинет с высоко поднятой головой и сразу же спросил о причине его ареста. Он заявил, что виновным себя не считает и требует немедленного освобождения.

- Скажите, Моминов, на какие средства вы, глава большого семейства, приобрели два дорогостоящих дома, автомашину, мотоцикл с коляской?

- У меня только один дом, а больше я и по закону не могу иметь.

- Вот в отношении закона вы правильно сказали. Только сумели вы его обойти. Предъявляю вам протокол описи вашего дома под номером 111 по улице Садовской в Джамбуле, который вы оформили на имя отца-пенсионера.

- Это дом моего отца.

- Тогда ознакомьтесь с показаниями вашей жены, отца и других родственников. Они утверждают, что дом этот купили вы, только оформили на имя отца. В этом же протоколе описи имущества значится мотоцикл с коляской. Вы поставили его во дворе отцовского дома после того, как приобрели машину. Так на какие же средства вы все это купили? А какие у вас отношения с Садыковым?

- Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы и прошу увести меня.

- Тем хуже. Вот постановление о предъявлении вам обвинения в хищении государственных средств. Прочитайте и распишитесь. А все описанное у вас имущество пойдет в возмещение ущерба, причиненного вами и вашими сообщниками государству.

С Лебедовским, который незамедлительно явился по вызову следователя, разговор был коротким. На вопрос: "Ну, как, Сергей Петрович, будем начинать разговор о "халатности" или сразу перейдем к организованному хищению государственных средств?", он так же спокойно ответил: "Да что уж там, ваша взяла, не думал, что вы быстро разберетесь. Ведь и ревизоры были, и начальство, а все с рук сходило. Признаю себя виновным".

* * *

Выслушав подробный доклад Аккулина о результатах расследования дела, прокурор области Барьянов остался доволен.

- Молодец, - сказал он. - Все проделано оперативно. Расследованием на литейно-механическом заводе теперь займется другой следователь. А у тебя, Макаш Акимович, другая задача. Надо подробно выяснить причины, в силу которых стало возможным это преступление. Принять меры к разгильдяям, не вскрывшим своевременное хищение в сельпо. Представление о наказании ревизоров райпотребсоюза я уже подписал.

Н.ЯНИНА

СПРАВЕДЛИВОСТИ РАДИ

Затылок немел, и он чувствовал это не потому, что прошла боль. Горячая шея согрела снег, он подтаял, а теперь покрылся корочкой и холодил голову. Но так ему было лучше: прояснилось сознание и затихали тупые удары в позвоночнике.

Он попробовал пошевелить ногами, но сразу ударило в низ живота, резко и остро, как выстрел, заныло в икрах. "С ногами все кончено", - подумал он.

Левая рука была подвернута под спину, он не мог пошевелить ею, зато правая, без единого ушиба, свободно лежала на груди. Он протянул ее, сжал в ладони снег и приложил к лицу. Кожу засаднило. Снег в руке побурел. Он набирал снег еще несколько раз, пока не протер лицо.

Кругом стояла тишина, необычная тишина. И белая, режущая глаза пелена окутывала лес. Словно лежал он в чехле из ваты. Высоко-высоко через узкую дольку расщелины был виден лоскут неба. Он был ярко-синий с одним белым облачком. "Кому придет в голову, что я жив?" - пронеслось в сознании.

Он попробовал крикнуть, открыл рот - судорога перекосила лицо, в позвоночнике сухо щелкнуло. "Надо лежать спокойно и ждать..." Там, наверху, остались Нестор, Кира, Синьковский [Фамилии изменены]. Если они пойдут по его лыжне и дойдут до расщелины - они все поймут.

Кира видела его у трех елей. Он только что спустился и ждал ее. Она видела, где он стоял, но что-то медлила, словно колебалась; спуск был крутой, и еще эти ели на пути, где он стоял.

Он хотел уже помахать Кире палкой и крикнуть, как увидел рядом с ней Синьковского. Из его раскрытого смеющегося рта валил пар, и Кира тоже улыбалась, неотрывно смотря в сторону трех елей. Синьковский перебирал на месте ногами, чуть согнутыми в коленях, как скаковая лошадь. Где-то запропастился Нестор, и его отсутствие сейчас отзывалось непонятной Тревогой.

А они все стояли вдвоем, и ему это казалось целой вечностью.

- Па-а-нин! - весело закричала Кира, подняв вверх руки в красных варежках. Он почему-то не ответил.

Синьковский взмахнул палками, круто повернулся, и его широкая спина скрылась во впадине. Кира недолго выбирала. На минуту она замерла, как перед стартом, и, повинуясь какому-то внутреннему толчку, рванулась вниз. Она исчезла во впадине вслед за Синьковским. Панин знал: Кира это сделала, чтобы досадить ему.

Забираться на увал ему уже не хотелось.

Он стоял у елей, опираясь на палки, и думал о схеме. Последнее время он не мог обойтись без мыслей о приборе: он думал о нем, где бы ни был, и не только в лаборатории, но и в театре, дома, на улице. И даже сейчас, когда Нестор, Кира и Синьковский вытащили его на лыжах в горы, он не мог не думать о своем измерительном приборе. Нестор торопил его с работой, выпуск прибора уже стоял в плане завода и оттуда звонили - справлялись, как дела, и Нестор обещал, что все будет в порядке, что вот-вот начнутся испытания. А прибор врал, и даже не врал, а куролесил. Но это было в общем-то одно и то же: нет точности в вычислениях без последовательности и стройности. Где-то закралась ошибка.