15-го сентября я весь день провел на работах на промежутке и хотел уже возвратиться на форт, как неожиданно явились ко мне два матроса, обслуживавшие пушки в кофре, где я жил. Они рассказали мне, что противник, подойдя минной галереей к наружной стене кофра, взорвал мину и обрушил часть стены и открыл таким образом вход в кофр, причем сообщение кофра с фортом по потерне было завалено обломками стены. Видя неизбежное занятие кофра, матросы решили выбраться из него через амбразуры, то есть небольшие отверстия в стене, в которые входят дула пушек. Не понимаю, как могли они пролезть через такие узкие отверстия. Непостижимо, как, - но это им удалось, и они прежде всего прибежали ко мне, чтобы сообщить о взятии кофра; они знали, что у меня был деревянный ящик куда я складывал мои документы и расписки в израсходовании денег; не будучи в состоянии вытащить ящик, они разбили его, документы сложили в мешок и {129} принесли мне, понимая, что документы эти мне очень важны.

Узнав о взятии кофра, ген. Надеин приказал мне перейти с форта в его блиндаж, т. к. хотел иметь при себе советника по инженерной части.

На форту № 3, чтобы выжить японцев из занятого ими кофра, решили набить потерну соломой и, заложив выход в убежище, зажечь ее; дым, ища выхода, должен был наполнить кофр и выкурить японцев. Так и случилось, но японцы сейчас же воспользовались этой идеей и стали выкуривать нас, но не безвредным дымом, а мышьяковистыми газами. Вследствие этого мы потеряли часть потерни, но зато энергично защищали часть, оставшуюся у нас, так что борьба в этой подземной галерее продолжалась больше двух месяцев. Подобная же борьба происходила в подземной галерее на укреплении № 3 и на форту № 2.

Это были первые в истории войны образцы применения простых и ядовитых газов. Подробно эта героическая борьба описана мною в моих книгах, посвященных обороне Порт-Артура.

На соседнем форту № 2 происходила еще более героическая борьба на поверхности дворика форта и в его рвах.

Овладев кофром на форту № 3, японцы пытались перейти ров и атаковать бруствер форта, но все их попытки были отражены; тогда оставалась только минная война, к которой они и прибегли, направив три галереи под бруствер форта и выводя их под дном рва. Работа эта очень медленная и кончилась только в середине декабря.

Глава III

СМЕРТЬ ГЕН. КОНДРАТЕНКО

В памяти моей сохранился один эпизод, имевший для крепости громадное значение. Это - смерть генерала Р. И. Кондратенко, происшедшая 2 декабря 1905 г. на форту № 2.

{130} Впечатление, произведенное на всех, без исключения, доблестных и верных долгу защитников, было ужасно. В крепости не было ни одного офицера, ни солдата, ни матроса, ни жителя города, которые не знали бы его деятельности. Мне редко приходилось встречать людей, до такой степени привлекавших к себе всеобщие симпатии. Причиной этого было то, что в нем сочетались искреннее и сердечное отношение к другим, ровный и спокойный характер; большая благожелательность в отношении всех, кто к нему обращался с какой-либо просьбой, совершенное отсутствие честолюбия; большая личная храбрость, и наряду с этим большая скромность; большой такт в обращении с равными и подчиненными; сдержанность и полное отсутствие вспыльчивости; глубокое понимание долга перед Родиной и неутомимость в выполнении его; сохранение полного спокойствия в разгаре боя и совершенное пренебрежение опасностью.

Вот те характерные черты, что я отметил при моих с ним встречах и разговорах во многих случаях. Главное в нем - была его большая доброта в отношении других: он всегда охотнее прощал, чем порицал, и каждый, в чем-либо виноватый, но не услышавший от него упрека или порицания, глубоко оценивал его такт, чувствовал свою вину еще больше, еще глубже, а к нему проникался еще большим уважением.

Офицеры видели в нем замечательного во всех отношениях начальника, служившего им образцом в выполнении всех обязанностей в бою, вне боя и в отношении других. У многих являлось желание подражать ему и все без исключения проникались к нему чувством безграничного уважения и преданности. Я думаю, что в крепости не было ни одного офицера, который хоть на минуту замедлил бы выполнение отданного генералом Кондратенко приказа, так все были проникнуты сознанием целесообразности приказа.

Солдаты, прежде всего, ценили в нем большого начальника, снисходившего к ним и лично знавшего многих из них, не видевшего в них лишь нижних чинов, обязанных исполнять его волю без рассуждений, а людей, преследующих одну с ним цель - служить Родине, {131} и лишь нуждающихся в его личном примере и ласковом одобрении, чтобы совершить подвиг.

Никогда не забуду одну картину на Зеленых Горах: Кондратенко приказал контратаку. С большим подъемом бросились вперед все части. С одной ротой шел сам генерал; пришлось взбираться по подъему, все устали и генерал тоже. Приказал остановиться, лечь всем вокруг него, да поближе к нему, приказал курить; отдохнули, вскочил генерал, бросился снова вперед и все, как один, за ним.

Легко понять, что чувствовали к нему люди, обыкновенно видевшие генералов лишь издали и слышавшие от них лишь сердитый окрик, или ругань, но никогда ни ласки, ни доброго обхождения. Это были просто начальники, от которых часто зависела судьба и жизнь солдата и которых все боялись и сторонились. В отношении Кондратенко этого не было, и поэтому все считали его не начальником, могущим засадить под арест или поставить под ружье кого угодно, но ясно сознавали, что этот не прибегнет ни к тому, ни к другому без крайней необходимости. Они радостно улыбались, слушая его приказ, и с полным самозабвением спешили за ним, когда он вел их в бой; и тогда в душах их уже создавался тот ореол славы героя и тот нерукотворный памятник, который существовал уже тогда, когда вне Порт-Артура еще никто не знал генерала Кондратенко и еще не считал его героем.

При таком отношении к нему со стороны гарнизона крепости не мудрено, что в нем все видели ту несокрушимую базу, на которой покоилась оборона. Никто не мог представить себе, что он может умереть, и поэтому никто не представлял себе Порт-Артура без Кондратенко. В нем было всё: душа, ум, воля, неутомимость, энергия, всё, что нужно было для существования крепости. И когда вдруг, мгновенно, умер он, исчезло с ним и всё, на чем держалась крепость, и она пала.