Рано утром я плотно привязал к велосипеду удилище, закинул за плечи рюкзак и быстро выехал за околицу.

День обещал быть чудесным. С синего безоблачного неба утреннее солнце посылало яркие лучи, которые тысячами искр сверкали в капельках росы, обильно покрывавшей траву.

Доехав до мельницы, я сделал небольшой привал и искупался, бросившись в воду с моста. После купанья особенно приятно было ехать по .узкой тропинке во ржи. Поле скоро кончилось, и тропинка стала подниматься в гору, покрытую густым- ельником. Половину горы пришлось преодолеть пешком, зато как хорошо было нестись вниз по пологому склону, когда свежий ветер нежно холодит лицо и, упираясь в грудь, как бы играя, хочет уменьшить скорость машины.

Через час я был в Малиновке. Оставив велосипед у своего знакомого, я отправился с его сынишкой к заветной речке. В воображении она рисовалась широкой и быстрой, с прозрачной холодной водой, окаймленной по берегам густым вековым лесом. Мой проводник вел меня куда-то под, гору, в самую чащу леса. Вскоре среди хвойных деревьев стали попадаться лиственные:

ива и ольха. Мы прошли еще с полкилометра, пробираясь сквозь чащу, когда идущий впереди парнишка раздвинул кусты, повернул ко мне веснушчатое лицo с облупленным носом и торжественно сказал:

- Ну, дяденька, вот и река!

Но я видел только кусты и спросил с недоумением:

- Где?

Парнишка заливисто засмеялся:

- Да вот она! - он указал себе под ноги.

Передо мной был ручеек, шириной меньше двух метров: он терялся среди густых зарослей ивняка и ольхи. Глубина его не превышала полметра.

Сквозь кристально чистую воду на дне виднелись гальки и плитки песчаника, а между ними трубочки ручейника.

- Скажи, пожалуйста, а здесь, кроме ручейников, есть какая-нибудь рыба? - шутя спросил я.

Не желая отвечать на такой коварный вопрос, парнишка направился вниз по ручью, я последовал за ним. Метров через двести ольшаник поредел н мы вышли на край небольшого обрыва. Здесь ручей был пошире - метров до шести и значительно глубже. Немного поодаль он снова суживался и, круто поворачивая вправо, встречал на своем пути большой каменистый обрыв, заросший на вершине молодыми елками.

- Смотри, дяденька, хариус! - шепнул мой проводник.

Какая-то рыба стрелой пронеслась и исчезла в корнях ели, лежавшей на дне ручья. Темные, поросшие водорослями корни напоминали щупальцы большого осьминога и медленно покачивались от пробегавших струй воды.

Между плитками песчаника, на дне. под обрывом, стояло несколько крупных хариусов. Сверху они казались темными, четко был виден большой, красивый спинной плавник; брюшные коричневые плавники едва-едва шевелились.

Быстро я достал коробку с мухами, размотал леску, размахнулся удилищем и вдруг почувствовал, что кто-то крепко схватил леску сзади: крючок зацепился за ближайшую ветку. Парнишка взял мое удилище.

- Смотри! Вот как надо! - он сделал короткий взмах, и я вдруг ощутил острую боль в правой руке, крючок, проколов рукав рубашки, глубоко впился в тело.

Теперь я прошел "школу", и сделал плавный заброс, на этот раз без всяких приключений, так как мой учитель стоял на почтительном расстоянии.

Но пока он давал мне урок по технике заброса, рыбы куда-то исчезли. И только один хариус стоял около небольшого камня на дне ручья. Муха быстро плыла в его сторону. Сердце в груди тревожно сжималось. Сейчассейчас последует стремительный бросок, я подсеку, и первый хариус будет трепетать в корзине с мокрой травой. Муха, гонимая течением, подплыла к самому носу рыбы, скользнула по ее спине и поплыла дальше. Возвышаясь на краю обрыва, я десятки раз закидывал леску, но всякий раз упрямец отказывался взять наживку. Мы решили, что этот экземпляр страдает несварением желудка.

Мой проводник, посидев со мною часа полтора, сладко зевнул, сказал, что ему нужно идти домой, пособить матери полить в огороде, и исчез в густых зарослях ольшаника. Оставшись один, я еще несколько раз испытал терпение хариуса пока он не скрылся под корнями в глубине омута. Долго я ломал себе голову: почему рыба не берет муху? Вдруг что-то больно ужалило меня в шею Это был овод. Безжалосгно оторвав ему голову, я бросил его в воду. Он проплыл метров десять и уже казался маленьким пятнышком. Вдруг я услышал плеск, и большой круг разошелся на том мест", где секунду назад чернело плывущее насекомое.

Я взял муху и бросил ее в воду. И опять почти в том же месте разошлись круги, блеснула серебром чешуи крупная рыба, муха пропала. Значит, мухи съедобны, рыба хватает их и довольно жадно! Так в чем же причина неудачи?

Отцепив грузило и поплавок, я насадил большую муху на крючок и пустил ее плавом, но поклевки не последовало.

Жара становилась нестерпимой, рыба не клевала, начало сосать под ложечкой. Ныла, утомленная частыми забросами, рука. Терпению подходил конец.

Спустившись вниз к ручью, я умылся до пояса, зачерпнул воды в котелок, в котором должна была по замыслу вариться жирная уха, и, выбравшись на край обрыва, начал подкрепляться. А потом положил голову на телогрейку и, видимо, уснул, так как пришел в себя от удара в лицо тяжелых капель воды Небо было закрыто черной тучей. Молния прорезала небо, сильный раскат грома потряс воздух. Первой мыслью было бежать в деревню. но на зарябленной брызгами воде я увидел, как расходится довольно большой круг от плеска рыбы.

"А не попробовать ли?" - пронеслась в голове мысль.

Я сделал заброс, и не успело насекомое коснуться поверхности пенящейся воды, как из глубины выпрыгнула рыба и, поймав муху на лету, засеклась на крючке.

Леса с визгом устремилась вверх, рыба оторвалась от крючка и, высоко взлетев в воздух, упала в кусты. Это была небольшая серебристая рыбка, беспомощно бьющая хвостиком по земле. Как реликвию, я бережно положил ее в корзину под мокрую траву.

Но вот муха насажена снова. Заброс... Поклевка... На этот раз уже более осторожно вывел я крупного хариуса. Дождь лил как из ведра, в нескольких шагах едва различимы были предметы. Поклевку я почувствовал по характерному рывку, передававшемуся с удилища на руку. Молнии прорезали небо, гремел гром; одежда промокла, но я не замечал всего этого.