Там, где индивид мыслит себя и его мыслят как функцию неких анонимных, пусть самых священных, самых благих и прогрессивных социальных сил и интересов, там не может возникнуть и, во всяком случае, созреть и быть осознанной, определяющей мои действия, исходная идея достоинства: самосохранение тайной свободы быть Я, неразрушимой возможности свободного поступка. Я не могу позволить - никому, ни во имя чего, никогда, ни одного раза - меня оскорбить, на меня накричать, меня унизить, запретить мое убеждение, преградить возможность его распространять и, главное, нарушить абсолютную суверенность моего Я - тайное ядро нравственной самотождественности. И прежде всего я не могу позволить это самому себе.

"Не тронь моих чертежей!" - заклинал Архимед римского легионера.

"Не тронь мое Я!" - обращается к обществу, к легионерам общего дела чувство собственного достоинства и - если перевести в юридическую сферу индивидуальное право личности.

Конечно, чувство собственного достоинства - еще не нравственность, но это условие, без которого невозможен никакой, даже самый малый, зачаток нравственного поведения, - что уж говорить о тех безвыходностях и перипетиях, о которых здесь шла речь. Хотя, возможно, вне этих безвыходностей и перипетий исходное условие нравственности не может сформироваться и укорениться?

На шкале жизненных ценностей нравственного человека самосохранение собственного достоинства (нет человека выше меня, нет человека ниже меня) несопоставимо существеннее и реальнее любых благ моего положения и местонахождения - социального, служебного, материального престижного. Существеннее даже соображений общественной пользы, безопасности и сохранения жизни (да и кому будет от меня польза, если меня нет).

Но на нашей современной жизненной шкале ценностей чувство достоинства занимает одно из последних мест. Это - первое место, от которого индивид легко, а то и облегченно, отказывается. Вот наша страшная беда. Ведь там, где оскорблено и унижено человеческое достоинство, там нет индивида, способного жить в горизонте личности, то есть способного жить свободно, нравственно. С этим "где уничтожено..." связаны не только индивидуальное сознание, одинокие человеческие судьбы, но и плотная сеть личных судеб, наша неразрывная социально-идеологическая реальность.

Есть ли исход? Определить очень трудно, здесь все замкнуто "на себя". Исходно - изменение социального контекста. Исходна - одинокая воля индивида (втайне мы знаем, что она всегда свободна) - Лютерово "стою на том и не могу иначе".

Для начала хоть бы ощутить и понять, что утрата человеческого достоинства - несчастье. Тогда многое приложится.

Знаю, что пока это почти благое пожелание, и все же... какие-то надежды и какие-то основания надеяться есть. Но вот без такого понимания нам действительно "ничего не светит". Ни в духовной, ни - даже - в хозяйственной жизни. Впрочем, о последнем пусть лучше скажут экономисты.

И. С. КОН

СЕКСУАЛЬНОСТЬ И НРАВСТВЕННОСТЬ

Пожалуй, ни в одной сфере общественных нравов не произошло за последние десятилетия столь радикальных изменений, как в области отношений между полами. Представления о стыде и бесстыдстве, норме и патологии претерпели здесь существенную эволюцию в пределах жизни одного поколения, вызвав острейшие идейные споры и жизненные конфликты. Каков нравственный смысл этих изменений? Где грань, пролегающая между дегуманизацией сексуальных нравов и их освобождением от лицемерия и ханжества?

СЕКСУАЛЬНОСТЬ И КУЛЬТУРА

В свете привычных представлений обыденного сознания, в значительной степени пронизывающих и научное мышление, сексуальность есть некая природная, естественно-биологическая асоциальная данность - "половой инстинкт", "либидо", "половое влечение"; культура же, включая моральное сознание, может только контролировать и регулировать ее внешние проявления. При таком понимании речь идет о взаимодействии и противоборстве двух более или менее самостоятельных, автономных, хотя и взаимопроникающих, сил, которые нужно рассматривать в контексте соотношения биологического (секс) и социального (культура) или сознания (мораль) и бессознательного (либидо): как происходило в истории человечества очеловечивание полового инстинкта и как это отражается и преломляется в поведении и психике каждого человека в отдельности?

Но дуализм "эроса" и "цивилизации", нашедший свое наиболее яркое теоретическое оформление в неофрейдизме, будь то концепции Эриха Фромма или Герберта Маркузе, неизбежно заводит в тупик. Как убедительно показал французский, философ Мишель Фуко в книге "История сексуальности" [1], сексуальность не является ни природной данностью, которую общество пытается так или иначе обуздать, ни темным, инстинктивным началом психики, которое сознание постепенно открывает и проясняет. Сексуальность культурно-исторический феномен, а ее история - не столько эволюция способов регулирования одного и того же сексуального поведения, сколько процесс создания соответствующих норм, значений и смыслов.

1 Foucault M. Histoire de la sexualite. P., 1976.

Сексуальное поведение человека не сводится к сумме психофизических автоматизмов и навыков; оно неразрывно связано с эротическим воображением. Как отмечал А. Н. Леонтьев, всякое человеческое действие имеет не только объективное значение, но и субъективный личностный смысл, выражающий отношение мотива действия к его цели. Чтение книги ради формальной подготовки к экзамену, или из желания овладеть ее содержанием, или ради удовольствия, доставляемого самим процессом чтения, - психологически совершенно разные действия. Смысл сексуального поведения также радикально меняется в зависимости от того, какие именно потребности оно удовлетворяет. "Одна и та же" сексуальная близость может быть:

1) Средством релаксации, разрядки полового возбуждения. Это - самая элементарная форма сексуального удовлетворения, когда акцент делается на физиологических потребностях субъекта, а качества партнера почти безразличны, можно обойтись даже с помощью мастурбации.