Однако недавно человеческий ум открыто восстал против подобного господства интеллекта — обнаружилась, можно сказать, неудовлетворенность разума самим собой и собственной ограниченностью, а также готовность предоставить боvльшую свободу и придать большее значение другим силам нашей природы. Власть разума в человеке, конечно, всегда была несовершенной — в действительности она постоянно подвергалась нападкам, сопротивлялась, встречала противодействие и зачастую терпела поражение; но все же лучшие умы чело-вечества признавали разум высочайшим авторитетом и законодате-лем. Его единственной общепризнанной соперницей оставалась вера. Одна Религия чувствовала себя вправе требовать, чтобы разум умолкал перед ней, или по крайней мере могла утверждать, что есть сферы, ему не доступные, где следует внимать единственно вере; но на время даже Религии пришлось полностью или частично отказаться от своих притязаний на абсолютное первенство и подчиниться верховной власти интеллекта. Жизнь, воображение, эмоции, этическая и эстетическая потребности часто требовали права на существование ради самих себя и на следование своим собственным наклонностям; фактически они часто добивались такого права, но все же в целом по-прежнему были вынуждены находиться под наблюдением и частичным контролем разума и относиться к нему как к своему повелителю и судье. Но в наше время мыслящий разум человечества все больше склонен сомневаться в своих возможностях и задаваться вопросом: а не слишком ли широко, глубоко, сложно и таинственно бытие, чтобы интеллект мог полностью охватить его и подчинить своей власти? У человека появилось смутное ощущение некоей божественной силы, более великой, чем разум.

Некоторые считают этой божественной силой саму Жизнь, или Волю, неявно присутствующую в жизни; они утверждают, что править должна именно она, что интеллект полезен лишь до тех пор, пока служит ей, и что Жизнь нельзя подавлять, ограничивать и механизировать, подчиняя деспотичному контролю разума. В Жизни заключены великие силы, которым нужно дать большую свободу, ибо лишь они одни направлены на развитие и созидание. С другой стороны, человек сознает, что разум слишком склонен к анализу, слишком деспотичен, что он фальсифицирует жизнь — своими категориями, жесткими классификациями и основанными на них незыблемыми правилами, что существует некая более глубокая и всеохватывающая сила знания — интуиция или еще что-то, которая глубже проникает в тайны бытия. Эта мощная сокровенная сила теснее связана с глубинными источни-ками существования и более способна открыть нам основополагающие истины жизни, ее изначальные реальности и развить их не искусственным и механическим образом, но учитывая присутствие тайной Воли в бытии и приводя все в свободную гармонию с ее всеобъемлющими, не постижимыми для восприятия и бесконечными процессами. На самом деле с ростом субъективной способности постижения внутренней реальности человеческий ум начинает смутно осознавать, что единственной верховной божественной силой является сама душа, которая может использовать разум в качестве одного из своих орудий, но не может стать в зависимость от собственной интеллектуальной природы, не ограничив при этом свои потенциальные возможности и не подчинив свое существование искусственным законам.

Высочайшее проявление разума (как свойство, изначально ему присущее и явленное в чистом виде) заключается в бескорыстном стремлении к истинному знанию. Лишь когда мы стремимся к знанию ради него самого, у нас появляется возможность достигнуть истинного знания. Впоследствии мы можем использовать это знание для различных практических целей; но если мы с самого начала ставим перед собой лишь какую-то конкретную цель, то тем самым ограничиваем наше интеллектуальное постижение, ограничиваем наш взгляд на вещи, искажаем истину, поскольку загоняем ее в рамки какой-то определенной идеи, каких-то утилитарных соображений и оставляем без внимания или отвергаем все, что противоречит этим утилитарным соображениям или заданной идее. Поступая так, мы можем, конечно, заставить разум проявлять великую энергию при непосредственном осуществлении этой идеи или утилитарной цели, установленной нами, — столь же великую энергию обнаруживает инстинкт животного, когда он действует в определенных пределах и для определенной цели, однако за этими пределами он оказывается бессильным. В самом деле, именно так обычный человек использует свой разум (как животное использует свой врожденный, наследственный инстинкт): полностью занимая его поисками некой практической выгоды или находя полезное, но едва ли просвещенное применение своему унаследованному шаблонному мышлению для удовлетворения насущных практических потребностей жизни. Даже мыслящий человек обычно ограничивает поле деятельности своего разума кругом неких предпочтительных идей; он игнорирует или отрицает все, что к ним не относится, не служит им поддержкой и оправданием, фактически им противоречит или значительно видоизменяет их кроме тех случаев, когда сама жизнь принуждает или побуждает его временно признать необходимость изменений, не заметить которую он может лишь на свой страх и риск. Именно в этих пределах обычно действует человеческий разум. Как правило, он преследует некий практический интерес или ряд интересов; он растаптывает на своем пути, попирает, игнорирует или отметает в сторону всякую истину жизни и бытия, истину морали, истину красоты, истину разума, истину духа, которые противоречат его предпочтительным мнениям и интересам; если же он признает эти чужеродные элементы, то лишь номинально, не на деле, или же искажая их превратными толкованиями и тем самым сводя на нет их значение, извращая их дух или умаляя их ценность. Именно в этой зависимости от интересов, потребностей, инстинктов, страстей, предрассудков, традиционных представлений и суждений обычного ума заключается иррациональность человече-ского существования.

Но даже человек, который способен управлять своей жизнью посредством идей, т. е. который признает, что она должна выражать ясно осознанные истины и принципы его бытия или всего бытия в целом, и пытается найти сам или познать с чьей-то помощью эти истины и принципы, не часто способен использовать свой рациональный ум для высокой, свободной и бескорыстной деятельности. Как другие люди подчинены тирании своих интересов, предрассудков, инстинктов или страстей, так он подчиняется тирании идей. В действительности он превращает эти идеи в предмет личной заинтересованности, искажает их своими предрассудками и страстями и не способен рассматривать их беспристрастно, не способен различать пределы их действия или оценивать отношение к ним других, отличных и противоположных идей, а также признавать равное право последних на существование. Таким образом, как мы постоянно видим, отдельные личности, сообщества, целые поколения увлекаются определенными этически-ми, религиозными, эстетическими, политическими идеями или некой совокупностью идей, страстно поддерживают их и стремятся осущес-твить, видя в них практическую ценность, стараются систематизировать их и превратить в устойчивый закон жизни и при этом безоглядно отдаются собственному действию и по-настоящему не используют свободный и беспристрастный разум для обретения верного знания жизни и верной и разумной власти над ней. Эти идеи до известной степени осуществляются и торжествуют какое-то время, но сам их успех приносит горькое разочарование. Так происходит в первую очередь потому, что утвердить их в реальности возможно только путем компромиссов и соглашений с низшей, иррациональной жизнью человека, что умаляет их ценность и бросает тень на их блеск и славу. Зачастую практическое воплощение идей представляется нереальным, и сомнение и разочарование одолевают веру и энтузиазм, принесшие этим идеям победу. Но даже если бы все было по-другому, сами по себе эти идеи остаются неполными и недостаточными; дело не только в том, что их успех лишь весьма относителен: будь даже их торжество полным, оно все равно вело бы к разочарованию, поскольку эти идеи не отражают всей истины жизни, а потому не могут надежно управлять жизнью и ее совершенствовать. Жизнь не укладывается в формулы и системы, которые пытается навязать ей наш разум; она провозглашает себя слишком сложной и полной бесконечных возможностей, чтобы подчиниться власти деспотичного человеческого интеллекта.