Наконец строй юнкеров вывалил за ворота. Впереди, сверкая орденами, с обнаженной саблей, мерно выступал майор Секер. Взводного Слонова во избежании паники среди населения, везли в майорской двуколке. Слонов вовсю развалился на заднем сидении и смотрел благодушно, но все равно походил на арестанта.

Столица уже сверкала вечерними огнями. Повсюду шумело беззаботное людное гуляние. На тротуарах продавались дымящиеся пирожки, вызывая своим запахом аппетитную икоту. А по мостовым проносились раззолоченные экипажи.

Майор Секер уже второй час водил строй юнкеров по Столице, чтобы "дать пообвыкнуться к гражданской жизни" (или хоть что- нибудь о ней вспомнить). В действительности, он запамятовал где находится гнездо дворян — "Клуб Столичных Аристократов" и теперь был в поисках затерявшихся, одному ему ведомых, примет.

— Кажется, это здесь, — наконец обрадовался он, останавливаясь у большого двухэтажного особняка с колоннами. Газовые фонари у подъезда ярко освещали подъезжавшие и отъезжавшие экипажи с наглухо зашторенными окнами.

— Господа юнкера! Правое плечо вперед, левый рукав назад, шагом марш! негромко скомандовал Секер и приоткрыл дверь.

Чеканя шаг и не решаясь нарушить строй, первая шеренга юнкеров вперлась в гнездо дворян. Блюев был отброшен в сторону и намертво зацепился ножнами сабли за дверную ручку. На крыльце образовалась свалка, из которой сразу же почему-то явственно запахло самыми чистыми рейтузами Адамсона. Майор Секер, вошедший в дворянское собрание первым, с отчаянием вознес взор к потолку, где и обнаружил непристойную фреску. Майор в смущении отвел глаза и потому успел заметить и отскочить в зал от втолкнутого под напором толпы Блюева.

— Господа, это какое-то дерьмо! — представился присутствующим юнкер, врезаясь головой в мраморную колонну.

— Господа юнкера! Нам не здесь надо! — косноязычно подтвердил майор Секер, пытаясь пробиться обратно на улицу, однако, хорошо ему знакомая Мадам Снасилкина-Шестью уже спускалась к юнкерам со второго этажа.

— Чего желают благородные господа-с? — игриво спросила она, наслаждаясь дымом своей длинной черной сигареты.

Из безликой толпы юнкеров сразу же выскочил легко опознаваемый в своем волнении поручик Слонов.

— Все-ех! — захрипел он и, опрокидывая толпу, минуя Мадам Снасилкину, бросился на второй этаж.

Майор Секер, предвидя в силу своей образованности дальнейшее, спешно ретировался, оставляя своих воспитанников в стане врага. С верхнего этажа с содомовскими криками посыпались девицы.

— Юнкер! Какая милашка! Этот — мне! — визжали они, обвешивая собою молодых дворян и желая с ними попрелюбодействовать.

Блюеву не досталась смуглая красавица — куртизанка, раздетого вида, впившись губами в его рот, повлекла его в комнату и только там дала вдохнуть воздуха. Правда, не надолго.

Юнкер Блюев, стушевавшийся и робкий, сразу же отодвинулся от куртизанки и подошел к зеркалу. Блюев признал, что выглядит он блестяще, вот только сабля вызывала у него некоторое беспокойство.

"Надо бы почистить саблю. Блестит плохо", — сосредоточенно подумал он.

Куртизанка тем временем уже открыла бутылку «Салюта» и наполнила себе бокал, в то время как Блюев наконец почувствовал близкое присутствие женщины и ее неуловимые глазу очертания. Он припомнил, что в пору мужания уже любил одну барышню с соседской улицы. Без интима, но все же тайно. Блюев приосанился и, вместе с тем, почему-то представил сцену еженедельной выдачи портянок.

— А ты красивый, мальчик, — подыгрывала ему корыстная куртизанка. — Иди ко мне, что ли…

Блюев отчего-то засомневался и теперь тупо смотрел как девица раздевается, обнажая любвиобильные места и обвислые груди.

"Неужели придется фрахтаться?" — с ужасом от неизвестности спрашивал он себя. Девица искусительно подпрыгнула на диване и сказала:

— Деньги вперед.

Видимо, это должно было возбудить Блюева. Может быть, даже более. Это его возбудило.

— Какие деньги?

— Сто рублей, конечно… И ванну из сидра…

— Ты что, девка, с дуба рухнула? — изумился Блюев.

Лесбиянка обиделась:

— Обслуживай вас тут, вшивых.

— А тебе что, бесплатно — жалко, да? Тебе значит, офицеру не угодить?

От мысли, что он когда-нибудь будет поручиком, а с женщинами за бесплатно до сих пор сложности, Блюев пришел в раздражение.

Выхватив парадную саблю наголо, он стал гонять наглую самолюбивую девицу по комнате, пока не выставил ее кончиком сабли в коридор. Здесь он заметил, что оказался не одинок — в пансионате Мадам Снасилкиной-шестью стоял гам от женских взвизгиваний и рокота бескомпромиссных юнкеров, воспитанных Слоновым.

Охота на лесбиянок продолжалась с переменным успехом до прихода толстого жандарма, который арестовал одну невыдержанную девицу, успевшую дать пяти юнкерам, и сумевшую, впрочем, не получить при этом никакого удовольствия.

Дождавшись третьего свистка жандарма, все разбежались. Оставшись в одиночестве с куртизанкой, полицейский углубился в изучение возбуждающих картинок, нарисованных на стенах. В этот критический момент наверху открылась еще одна дверь и с криком — "А ты, гнедик, сюда больше не приходи!" — были выброшены два сапога, начищенных накануне юнкером Хабибулиным. Вслед за ними вылетел сам поручик Слонов. Так и не получивший желаемого, он, не разобрав, накинулся на жандарма.

Тот именем закона, ударяя при этом по голове дубинкой, успокоил возбудившегося Слонова и отправил его вместе с девицей- лесбиянкой ночевать в участок. В участке уже расположились почти все юнкера его взвода и ряд городских девиц, задержанных за самоволку имперским патрулем.

5

Конечно же, больше всех о знакомстве своих воспитанников с девицами из "дворянского собрания", переживал сам майор Секер. Особенно он разволновался, когда получил анонимное донесение Слонова о том, что некоторые из юнкеров заразились в "гнезде дворян" и тяжело перенесли СПИД.

Секер поручил ветеринару Мерзивляну старательно осмотреть срамные места воспитанников и выявить заболевших, на что Мерзивлян решительно отказался. Дело вовсе не в том, что он опасался заразиться, хотя и это, само по себе, немаловажно, просто никаких лекарств у Мерзивляна сроду не было. Вместо того, чтобы выполнить указ майора, ветеринар подкупил адьютанта Секера, Палыча, двумя литрами чистого, как слеза младенцы, сидра и попросил его отправить всех юнкеров на Маневры. Уже после выпитого литра Палыч согласно закивал головой, обещая обо всем договориться с Секером, и Мерзивлян вконец ему доверился и успокоился.

А Блюеву накануне выхода на Маневры снился эротический сон.

Идет Блюев в штатском по городу, и удивляется всему, чего бы не встретил. Причем, встречает он вещи престранные: плакат прибитый к стене "Размножение на улице запрещено", другой плакат — "Гадить и плеваться на улицах — запрещено", третий плакат — "Кто гадит в лифтах — тот ублюдок", но мало этого, и еще один — "Называть городового быдлом — Сибирь."

И представьте себе, ни одной липкой путанки, ни одного брошенного пьяного или окурка. На Блюеве скотноподобное штатское платье, в котором чувствуешь себя иностранцем. Люди вокруг — тоже какие-то вроде не родные, не русские, а трезвые, на вид милые и опрятные.

Ткнулся было к одному из них Блюев с претензией — "Мужик, курить не будет?", так тот отвечает изумленно — "Здесь, сударь любезнейший, не курят, сам вообще не курю — и вам не советую."

Блюев с досады от сказанного чуть было не впялил мужику, но растерялся. "Куда же я попал? — задумался он. — На Же не похоже, да и на Отсосовк, поди, тоже…

Идет дальше и щипает себя за зад, чувствует будто все со вчерашнего перепоя ему мерещится. Похмелиться надо бы, а тут напротив вывеска во всю стену — "Купец Членпродамсвоев. Закусочная. Охраняется Гильдией Купцов."

Удивился Блюев: такие заведения с детства за три версты нюхом чуял, а тут не заметил. "Может, во сне сидр чем другим пахнет?" — думает он, открывая тяжелую дверь.