– Как только что заметила леди, – язвительно заметил Бикер, – ваша публика ждет вас!

Следуя правилам, установленным еще в то время, когда их штаб находился в отеле "Плаза", узел связи располагался в комнате, соседствующей с кабинетом командира. Однако новое помещение не улучшило ни качества голографической связи, ни содержания самих передач.

– Это что еще за трюки глупых баб, капитан?

Изображение полковника Секиры зависло в нескольких футах над ковром, а ее рвущийся наружу гнев, похоже, передавался без всяких искажений. Растрепанный мундир и более чем безумное выражение лица указывали на то, что она вышла на связь без всякой предварительной подготовки.

– Трюки глупых баб?

– Не притворяйтесь, Шутник! Я говорю о фотографиях ваших девиц в этом гадком журнале "Ти-Эй"!

– А-а-а… вы об этом! – произнес Шутт, удивляясь про себя столь быстрому распространению этого журнала. – А что, мэм, здесь есть какая-то проблема?

– Проблема? Да разве вам не понятно, что это порочит репутацию Легиона?

– Извините меня, мэм… вы сказали… "репутацию"? Мы говорим об одном и том же Легионе?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Шутник!

Многолетняя тренировка сохранять спокойствие пред лицом опасности тут же пришла на помощь Шутту.

– Не вполне уверен, что понимаю. Я хорошо помню, что сама госпожа полковник сказала при нашем последнем разговоре, что уже устала читать в новостях сообщения о тех многочисленных скандалах, которые моя рота устраивала в баре. Более того, насколько я знаю, легионеры участвовали в фотосъемке, о которой идет речь, в свободное от дежурств время, а устав Легиона четко устанавливает те границы, в пределах которых командир имеет право вмешиваться в жизнь солдат в эти часы… если мне не изменяет память, это параграфы со 147 по 162.

Изображение полковника продолжало сердито смотреть на него.

– Хорошо, Шутник. Раз уж мы начинаем играть в эти игры, то замечу, что содержание параграфа 182 запрещает легионерам получать денежные суммы, принимать подарки и другие формы индивидуальной оплаты за услуги или работы, производимые ими во время срока контракта, независимо от того, в какое время это происходило!

– Но параграф 214 совершенно определенно разрешает легионерам производить работы или оказывать услуги в свободные от несения службы часы, и плата за такую работу выдается либо непосредственно на руки или направляется на счет роты и хранится там, как их личные сбережения. Могу заверить полковника, что плата за фотографии легионеров в обсуждаемом нами журнале была должным образом переведена на счет роты, как того и требует указанный параграф.

– Я знакома с этими правилами не хуже вас, Шутник, – выпалила в ответ полковник Секира, – и меня не удивляет, что именно этот параграф вы так хорошо запомнили. Однако я припоминаю, что следующий параграф гласит, что подобного рода деятельность требует разрешения со стороны командира. Вы хотите сказать, что дали такое разрешение?

Шутт начал было скрещивать за спиной пальцы, но вовремя вспомнил про намерение не врать, или, по крайней мере, не говорить ничего такого, что впоследствии может быть расценено как ложь. Он развел пальцы и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово.

– Полковник Секира… мэм… откровенно говоря, ведь это их тела. Я не чувствую себя в праве приказать им не выставлять их, равно как, и даже в большей степени, не имею права приказать обратное.

Изображение на минуту поджало губы, а затем сделало глубокий выдох.

– Я понимаю. Ну, хорошо, капитан. Вы опять сорвались с крючка. Надеюсь, что вы понимаете, какую массу удовольствия на самом деле я получаю от того, что мне приходится давать на этот счет кучу объяснений главному штабу.

– Я вполне осознаю это, мэм, – ответил Шутт, стоически удерживаясь от улыбки, – и хочу сказать вам, что и я и вся рота высоко ценит усилия полковника, направленные нам на пользу.

– Ну, уж лучше скажите мне, что этот ваш зверинец проявит свое уважение тем, что будет давать мне немного меньше поводов для подобных объяснений. Договорились?

– Да, мэм. Я прослежу за этим.

– Очень хорошо. Секира закончила.

Передача оборвалась не сразу, и какое-то время Шутту казалось, что в последний миг на лице полковника появилась усмешка, которая исчезла чуть позже, чем все остальное изображение.

Думаю, большая часть таких неожиданных ситуаций происходит всегда от того, что удачливые люди неизменно радуются собственному успеху. Что касается рассматриваемого случая, то следует вспомнить, что мой шеф появился в роте "Омега", имея четкое намерение превратить ее в дееспособный отряд. Он планировал добиться этого, пробуждая в легионерах чувство собственного достоинства, и неустанно работал в этом направлении. Однако, когда его труды стали приносить вполне определенные плоды, могло показаться, что сам он уже полностью потерял уверенность в этом.

Разумеется, темпы, с которыми шли изменения в роте, не были ровными. Оглядываясь назад, я думаю, что это лишь подтверждает тот факт, что не бывает более фанатичной преданности, чем у беспризорника, вновь обретшего дом. Тем не менее, зачастую чрезмерный энтузиазм легионеров доставлял куда большие неприятности, чем просто приводящие человека в отчаяние.

– …и наконец, я с радостью сообщаю вам, что капитал нашей компании значительно увеличился со времени моего последнего отчета. Я могу предоставить самую подробную документацию тем, кто захочет лично ознакомиться с данными, но, выделяя главное, скажу, что мы выросли восьмикратно, или, проще говоря, каждый доллар, вложенный в наш фонд на момент прошлого отчета, теперь превратился в восемь.

В зале послышался легкий шелест голосов. Одни возбужденно обсуждали, что будут делать с полученным доходом, другие жаловались на то, что неосмотрительно использовали часть прибыли, полученной после предыдущего финансового отчета, и теперь получили гораздо меньше остальных.

На периодические отчеты Шутта о деятельности финансового фонда собиралась вся рота. Независимо от того, были это незначительные сведения, которые можно было передать по системе связи, или же очень важные, которые следовало обсуждать с легионерами лицом к лицу, командир считал, что следует неизменно поддерживать открытый порядок ведения дел, и рота всегда присутствовала на всех заседаниях, прилежно вникая в каждое сказанное слово.

Выждав некоторое время, пока реакция зала немного утихнет, он поднял руку, требуя тишины.

– Хорошо, – сказал он. – Будем считать, что старые дела нами удачно завершены. Есть какие-нибудь вопросы или предложения, пока я не перейду к новым?

– Да, сэр!

Лейтенант Армстронг был уже на ногах, а его суровое лицо могло послужить эталоном исполнения классической команды "смирно". Капитан заметил, что некоторые легионеры начали посмеиваться и толкать друг друга локтями, но тут же прекратили, удивленные строгой выправкой лейтенанта, полученной им в регулярной армии.

– Да, лейтенант? В чем дело?

Несмотря на прозвучавший вопрос, лейтенант продолжал идти по залу настоящим строевым шагом, четко выполняя повороты, словно на учебном плацу. Подойдя к командиру, он остановился перед ним, вытянулся по струнке, торжественно отдавая честь, и застыл в этом положении, так что Шутт, все еще недоумевая, вынужден был ответить тем же.

– Сэр! Рота попросила меня обратиться к вам от их имени с жалобой… сэр!

Пока он говорил, все легионеры молча поднялись со своих мест и попытались принять позу, напоминающую уставную стойку лейтенанта.

Командир избегал смотреть в их сторону, пытаясь понять происходящее, хотя и был захвачен врасплох их действиями. Что бы здесь сейчас не происходило, казалось, единодушие было общим. Что же, черт возьми, это могло значить?

– Вольно, лейтенант… и остальные, тоже. Ведь это всего лишь наша обычная встреча для обмена информацией. А теперь, объясните же наконец, в чем дело?

– Видите ли, сэр… рота не очень довольна той формой, которой вы ее снабдили.