как стоял, так и стоит у прялки.

***

Амбал-река от волгаря вблизи никакакая ря

дом, как нерека она печет на стороне, с какой течет

Амбал-звезда, а неволгарь песок кидает на букварь.

***

Едок на мураве, Иудович спя, сам не ведает, что ни пяди под муравой, однако и нет тверди или монет.

***

Земляничника возле Невы на вырубке, пара нукерок него вблизи, круглые блики, будто китов в землянику и рядом, и на Арарат, иначе куда, а твари тень отбрасывают из-под мини, которые сари.

***

Посол во кручине стоячей волен красиво послить на посту в божьем тумане, а не иначе, тем паче виснуть в саду, словно оса в Аду.

***

Утица с массовиком, который окреп соусыхаются в хлеб на какомибо месте, либо двое не вместе с местом своим, а Рим на том тридцатьсветешестом, то бишь не свет, но довесок, но тем воронежней место оно.

***

Овеяло бы овчарку холодом, но в триумфальную арку голуба она, с инородцем на сердце, будто еврей, входит быстрей-быстрей.

***

Важнецкие щи на щиколотку купец понемногу, но сам на нее, как губитель склонившись над ней, проливает остаток дней.

***

Драже разноцветное тяте сразу оттягивает на теле, сначала ленивом его, а потом полуголом, лучепреломное место, то ли тканое, как кули.

***

Буй-тур к единственной ей запятая к роднулелотовице своей холодающей он, ако орел запятая однако к дочке заоблачнозанулевой поспешает, но, дословно, тур запятая словно араб-полиглот обалдевает от запятой, босый к нулю по-морю пятится, ой, от столбового семита, с ледяного катка соляного прочь, прочь, гойкая громко, сволочь, после еси, то бишь семи, а в Вавилоне семитка жмет его буйную дочь.

***

Водоношеновичку в уши надуло, а голову напекло ночью под дубом, будто бомбе живой в шелесте голосов несовместных с нашествием местных мер и весов.

***

Неулыба за самым синюшным поленом помучился и, не надколов его, и по воле очей своих не колеблясь, вдруг, будто борец сумо уморительно съежился в черную лунку у врат ленивого Галилейского моря, то бишь в лукавого, устойчивого к злу.

***

Скучает честной дурачина-новатор, страус торчит в ночи за его спиной и не ест, то бишь не спит, потому как на Эму Ной навалился, дабы забота земная набегала сердца болезнь себе.

***

Репей визитеру на свободное платье разок спланирует своеобычно с висячего сада, видимо среди ночи четырежды шерстьяной за двадцать четыре прялкочаса.

***

Тело длинношеее мины в тени ленивого агнца то же, что он, убиенный, теряющий в весе неведомо от потрясений каких третьевошних, а кабы не так, так бы и тенькал какашками и ромашками римский плетень.

***

Готовальню, ногу под жопу поджав, отворяет чертежник подвижный, черпает циркуль и грифелей сахарных кучку, и воду сосет ледяную, возится с хлебными принадлежностями, сидя на кочке в ауле.

***

Ябедник семейный синий на мраморе сером сидит, семижильнец, грозит шалуну трепетному тремя пальцами половину секунды, другие семь полосатых загибает, стукает ими по, по, по ведру.

***

Ольге Погодиной

Лилейное чело чечеточника, как бы не стал он лущить и браниться, и на брата идти, раскрасавца, под раскатами грома гроши горохового царя отнять, все равно трижды серебрится чело тридцатью слезами, девяносто разиков плеть желтеет на сером осле.

***

Ольге Погодиной

Колеблет ветер красивые вещи, тоны сердца чисты у вора, возлюбленного ловцом, вдвойне несть числа жизнелюбивым поступкам, ступает по воде, аки по суху вор, до краев тленными налился вещами, из гроба восстал после сна.

***

Ольге Погодиной

Угли глушит Низами - шифровальщик на луговине низкой и терпеть не может педерастию на фоне корзин в рейнском пейзаже, и на расправу с берлинянами скор.