Закончив письмо, Орехов принялся насвистывать мелодию из «Зонтиков».
— Что рассвистелся, как свищ бубонный? — сказал Артамонов. — Денег не будет. А впереди таможня!
— Ничего, расплатимся рублями.
Вскоре херр Маругг приехал осмотреть помещение под монтаж.
— Очень грязный и неподготовленный цех, — сделал он заключение.
— Где ж ему быть чистым, если тут хранили торф? — Артамонов терпеливо переносил привередливость Маругга.
— Здесь вряд ли можно установить машину. Полы вскрыты, крыша дырявая, да и ток у вас какой-то непеременный!
— Обижаете, херр Маругг. В войну оборудование запускали под открытым небом.
— Так это в войну, а сейчас вы не успеете отремонтировать цех. Мы так не привыкли. Надо все делать по плану, заранее. Первая пятилетка, вторая, третья…
— Что вы заладили: не успеете да не успеете?! — тормознул его Макарон. — Успеем. Вы там у себя в Европе сколько лет свой Кельнский собор возводили? Четыреста? И то не достроили. А Лужков храм Христа Спасителя за два года на ноги поставил. Понимаете?! Главное — схватить идею за кумпол. Высылайте машину, у нас выборы на носу! Цех мы обработаем пескоструйным агрегатом и смоем грязь пожарными машинами — вот и вся недолга! А крышу возведем по ходу.
Херр Маругг сдался и впервые в своей жизни пошел на поводу у бардака.
Не прошло и месяца, как семнадцать транспортов — по числу мгновений с печатной машиной WIFAG на бортy перекрыли движение по «площади кошмаров» — так население величало площадь Капошвара. Пересечь этот нерегулируемый перекресток было невозможно и в одиночку, а тут — колонна. Транспорты одолели препятствие за неделю, а потом еще неделю кружили в поиске моста без ограничений по весу и путепровода с нестандартной высотой прохода настолько негабаритным был груз.
— Из упаковки мы построим свои дома! — обрадовался Артамонов. Отборный брус!
— Знал бы кто-нибудь, для чего на самом деле покупаются печатные машины! — деланно вздохнул Макарон. — Чтобы использовать тару!
Пока фуры вставали под разгрузку, Макарон рассказал ответственному за цех Ренгачу поучительную историю.
— Было это до перестройки, — начал он издалека, — на дворе стоял полусухой закон.
— Как это — полусухой? — спросил Ренгач.
— А так — выпить никто не против, но выпивки не достать. И прибыли к нам немцы на монтаж камеры сжигания скота. Меня приставили костоправом. В дивизионном ларьке, кроме консервов, ничего. Немцы посмотрели и сказали: «Без питья работать не будем!» И пригнали им вертолет бутылок. Подружился я с Бурхардом: то сала ему подкину, то тушенки. А он все записывал. «Мы с тобой обедали, — говорит, — я тебе должен». — «Да брось! — я ему, — не дури, у нас с этим просто!» — «Нет, — уперся немец, — я должен угостить тебя на такую же сумму!» Затравил менталитетом. Ну, и не хватило мне как-то со старшиной, хотя спирта со склада взяли норму. Беру я чемодан, клею на него красный крест — и к Бурхарду. Возле вагончика целая свора кагэбэшников — переводчица, охрана, валютный контроль — тогда за это сажали без суда. И меня, хоп — не пускают. Я и так, и сяк — два часа объяснял, что, если не окажу помощь, график рухнет! Не пустили. И отправился я восвояси. Оборачиваюсь — догоняет меня Бурхард, распахивает полы, а там — коньяк. Именно три бутылки — настолько проникся человек. Я — к нему на шею с чемоданом. «Ну, брат, — говорю, — спас ты нас! Был должен, а теперь рассчитался». — «Нет, — говорит, — я брал десять банок и три презерватива». — «Ну, и как нам разойтись?» — спрашиваю. «Буду с тобой выпивать», — отвечает. «Ну и сука ты дотошная! — сказал я ему. — Чтоб твою машину вычислительную в башке заклинило! Нет у вас, гады, ни души, ни хрена внутри! Одна алгебра!» — «Я взял с собой мензурку, — добил он меня. — Все измерим». Понял, какие гниды?! Так что с Маруггом будь осторожнее — он тебя вмиг закалькулирует!
— Это очень правильный рассказ, — сказал Ренгач. — Русский человек в жилетке проездом на Селигер должен проверить, как ведет монтаж трудящий швейцар. Ведь было же так когда-то. И есть у меня ощущение, что будет снова.
— Такая у тебя, значит, национальная идея?
— Надо же страну поднимать.
Глава 11. ВЫБОРЫ ГУБЕРНАТОРА
Комбатанты «Лишенца» в ознаменование запуска машины «WIFAG» организовали вылазку на озера. Пользуя заброшенную турбазу, они возлежали на дресве, парились в бане по-черному и тешили себя шахматами в человеческий рост.
— Для Варшавского эти фигуры были бы неудобными, согласись, вспомнил Артамонов о делах минувших, снимая пешку на проходе.
— Почему? — спросил Орехов, с трудом передвигая гипсового ферзя.
— Руки бы оторвались по сто раз перехаживать, — сказал Артамонов.
— Что верно, то верно, — рассудил Орехов и засмеялся, вообразив, как сам-Артур гоняет из конца в конец увесистую ладью.
Из-под тесового, изъеденного шашелем навеса открывался удивительный вид на противоположный берег — Нилова пустынь в лучах заходящего солнца. Невдалеке от преисподней бани высилась огромная металлическая пирамида. Поговаривали, что она закрывает пуп земли, или, говоря научно — ее геомагнитный центр. Через пирамиду пролегали все окрестные туристические маршруты. Квелые туристы прислонялись животами к ее теплым граням и получали энергию напрямую из космоса. Никому не приходило в голову узнать, кто и зачем построил пирамиду. Коренное население кивало то на военных, то на синоптиков, а то и на Академию наук. Очевидно было одно — пирамида вписывалась в ландшафт как природный объект.
— Эти озера — самые чистые на земле, — сказал Артамонов.
— Даже электричество ощущается, — согласился с ним Макарон.
— Но почему эти умники хотят пустить магистраль именно здесь? воспалился Орехов. — Как будто для прогресса нет другого места!
— Дураки! — признал аксакал.
И посыпались в озеро, сотрясая криками бескрайний аэрарий. Брызгались, развлекая Дебору, катающую туда-сюда детскую коляску, и кувыркались перед самым носом Ульки, понуждавшей Бека вынимать из воды брошенную палку. Если снаряд улетал далеко, то доставать его приходилось Макарону, потому что Бек в гробу видал заплывать за буй. Глупым упражнениям Бек предпочитал заначенный под кустами батон.
Выполнив в очередной раз команду апорт, Макарон отряхнулся от воды и ткнул пальцем в небо, указуя на объект голубого света. Подавая знаки сидевшим там существам, он удивлялся, почему никто не видит столь отчетливо различимую точку.
— Да вот же, прямо над нами! Эх, вы, куриная слепота! — Макарон переживал, что больше никто не может разделить с ним радость созерцания. Я их шкурой чувствую! — метался он по берегу. — Все эти объекты появляются сразу, как только их хоть как-то поминают в разговоре. Вот видите, не успели мы обсудить пирамиду, как они тут же нарисовались. Они нас слышат. Меня, по крайней мере, точно. Эти товарищи, — Макарон ткнул изгрызанной палкой в синеву, — однажды чуть не похитили меня. Тоже случай наполз — сдавали мы зачеты по воздухоплаванию на шаре. Ну вот, надули материю, сели в этот гондон…
— В гондолу, — поправила Дебора, словно работница обллита.
— Так вот, — продолжал аксакал, согласившись с правкой, — втащили поклажу, недельный запас спирта взяли — вдруг не вернемся. И стали взлетать. Неожиданно — хоп — рывок, и все посыпалось. Ну, думаем, влипли, не успели ощутить полета — и сразу в могилу. А это сержант забыл веревку отвязать. И болтаемся мы на одной отметке, а нагреватель ревет, шар рвется вверх — того и гляди этот гондон разлетится на куски.
— Эта гондола, — поправила Дебора.
— Ну да, разлетится на куски. Не перебивай, а то канву упущу, отстранил он Дебору и продолжил: — Руби веревку, а то этот оторвется! кричу я сержанту, а он не слышит ни хрена! Но, слава Богу, в конце концов допетрил, отвязал. Нас как кинет в небо! Прямо за облака! Словно из катапульты. И понесло! Вдруг конфорка — хлоп — и погасла! Я кричу напарнику: «Скидывай лишнее!» А он орет: у нас, мол, кроме тебя, ничего лишнего, — и к краю меня подталкивает! Тут нас потащило вниз, по отвесной глиссаде прямо на нефтяные вышки! Никогда таких страшных вышек не видывал… Не успел я глаза закрыть — и со всего размаха мы как трахнемся этим… посмотрел Макарон на Дебору.