Изменить стиль страницы

Глава 8. ДОМ НА ОЗЕРНОЙ

Город жил насильственной жизнью. Ему насаждали чуждую архитектуру, навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью.

— Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, пообещал мэр на инаугурации. — Нагрубил начальник ЖКО — снять его с работы!

После этого мэра больше не видели. Градоначальник не переносил контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом. Текучку в мэрии на Советской площади вел клеврет Гладков, в недавнем прошлом вор-домушник. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам — занимался освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал депутации. Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков продал одну и ту же недвижимость по нескольку раз. Истинный покупатель определялся потом разборками с потасовкой. Город потрясали хронические бюджетные расстройства — объекты не доводились до ума, и вопрос с завершением строительства превращался в философский. Собственно, это был не город, а один сплошной долгострой.

Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих союзов на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах переплетные мастерские, но сами попали в финансовый переплет. Долгострой был настолько долог, что ему вместо 1-го присвоили 11-й номер, а послали еще дальше — на 11а, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж по соседству. В миру высотный Дом творчества звался «унитазом». Имя прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка отходов «Старого чикена» у подножия. Ходили слухи, что Дом союзов должен был вот-вот рухнуть. Будто бы поплыли грунты и стал уходить в сторону от ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили на неопределенный срок. А все потому, что Тверь выстроена на историческом болоте. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и «унитаз» обязательно на него рухнет. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут «хрущебы» и вломятся в кабинет Додекаэдра. Квартиры и дома по оси вероятного падения катастрофически дешевели.

— С этим «унитазом» просто беда! — сетовал окрестный люд. Бабки, проходя мимо, убыстряли шаг и крестились.

Замедленное падение высотки не отмечалось глазом, как в случае с Пизой, но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований. Досужий визирь Гладков подсказал мэру разобрать падающее чудо света до пятого этажа и устроить казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг объекта, на демонтаж никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.

Шпиль в?≤'унитаза' наблюдался из любой точки города и непрестанно мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя Макарону.

— К вам из общества слепых, — доложила Журавлева, оторвав аксакала от заоконного пейзажа.

— Зачем? — напряг он голову.

— Как обычно — оформить льготную подписку.

— Слепые? Подписку? Ну, пусть зайдут.

— Живем тут, как сервитутки! — произнесла Галка, когда просители удалились. — Проходной двор!

— Может, нам приобрести офис? — забросил идею Варшавский собравшимся на планерку коллегам.

— Хорошая идея, — согласился Орехов.

— А то наше нынешнее присутствие приводит клиентов в ужас.

— Особенно слепых, — поддержал Артамонов.

— Да ладно тебе. Яблоку упасть негде.

— Я видел объявление о продаже Дома союзов, — сказал Макарон. Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.

— Надо подбросить ее Мошнаку. Он обязательно на нее западет, посоветовал Артамонов. — Кого-кого, а Капитона Ивановича раскрутить можно. Он человек с понятиями.

— Честно говоря, я бы на вашем месте и по поводу жилья призадумался, — добавил Макарон. — А то Артур уже, как ледокол, расчищает путь Галкиному животу. Переживает за свое чадо-юдо. Да и Дебора того и гляди в декрет свинтит. И, судя по расцветке глаз, дело вряд ли завершится одним экземпляром.

— Детей надо сначала родить одного, а потом добавлять по вкусу, объяснила Дебора, застеснявшись.

— Но они же не голосеменные в конце концов, — вступился за молодых Нидворай. — У них нормальный конкубинат, живут с намерением установить брачные отношения.

— Да, дом — это серьезно, — задумчиво произнесла Улька. Ей было неудобно быть не беременной в одиночку, и доля этой правды, хоть и пряталась на донышках глаз, нет-нет, да и выплескивалась наружу.

— Закон возвышения потребностей, — растолковал Нидворай. — Человек всегда стремится захватить вокруг себя все больше пространства.

— Этот вопрос надо решить раз и навсегда, — подвел черту Макарон. А то ваша страсть к бродяжничеству скоро перерастет в дромоманию. Тогда бы и я за Лопатой смотался. Если будет дом, она приедет.

— Долго ты за ней собираешься.

— А куда спешить?

— Давайте строить жилье по очереди, как при социализме, — предложила Дебора. — Сначала Макарону — он самый старший, а потом остальным.

— У тебя всегда так — сначала логика прорезается, а потом зрение, пристыдил Дебору Артамонов. — Где ты раньше была со своей подсказкой?

— Я слышал, в местечке Крупский-айленд участки выделяют под застройку, — подсказал Нидворай. — Вполне селитебная территория.

— Напрямую нам не выделят, прописки нет.

— Оформим на подставное лицо, — предложил Орехов. — Николай Иванович, вы подставите нам свое лицо?

— Если не уйду на больничный, — притух Нидворай.

— У нас из одной только упаковки от печатной машины целая улица получится. Отборная шипованная доска и калиброванный брус.

— Да, легальный вес тары — это нечто невероятное!

— А нам дом не нужен, — отказалась Галка. — Оседать здесь нет смысла. — И завредничала: — Хочу бананов!

— Вкус у тебя стал каким-то субтропическим, — попенял ей Артур. Ну, где я их возьму? В магазинах масло по талонам, а ты — бананов! Брикет вологодского только на секунду в машине оставил — эта псина вмиг слизнула! — Варшавский укоризненно посмотрел на Макарона, будто не Бек, а лично аксакал расправился с маслом.

— Что упало, то пропало, — умыл руки Макарон, но снизошел до проблемы и заговорил в тон. — Ты ведь знаешь, Гал, после какого изнурительного пути эти кормовые бананы попадают к нам, — стал отговаривать он ее от глупой затеи. — Представляешь, банан с котомкой, в истасканной кожуре и нашпигованный всякой химией заявляется на площадь Славы…

— Пора и технически оснаститься, а то руки отваливаются, — прервала полет шмеля Улька. — Сидим на одном аппарате, по полчаса накручиваем.

— Если переедем в «унитаз», я подарю тебе аппарат с автомудозвоном! пообещал Орехов.

— Когда ж ты выпишешься из моей жизни! — ослепила его Улька встречными фарами. — Машешь, как нетопырь, без остановки!

Творческими союзами руководила выцветшая фрау Шарлотта. Она была под стать долгострою — в ее судьбе тоже все как-то затянулось. Многостажную, ее стали раздражать любые тексты мужчин объемом более ста знаков, включая пробелы. Она была женщиной в собственном соку, поскольку муж был отказником. Он имел саксофонную ориентацию, и простая жизнь без чудес его давно не интересовала. Шарлотта Марковна, в свою очередь, не переваривала его музыкальных тем. Она носила на голове лихо сверстанную бабетту, курила сигареты с ментолом и была мастер просить деньги в письменной форме на «Музыкальное лето Селигера», которое при тщательном рассмотрении являло собою не фестиваль, а двухнедельное лежбище развеселых артистов на чистых берегах озера. Шарлотта Марковна предпочитала жить несвязанно и пошила платье из плюшевых портьер. Но начавшую засахариваться Шарлотту Марковну уже не спасали никакие покрывала. Такая слыла молва.

— Ну, кто у нас по старым страшным теткам? — бросил в воздух Артамонов.