Но ты не пожелала продолженья,

лишь запах твой заночевал со мной.

Любовный пир я кончил пораженьем.

С победой, Пирр! Спи мирно под луной.

Сколько мужчин у тебя за спиной

слитно пристраивались и сновали,

снова тебя растравляя на вой,

тело в покое не оставляли?

Ты же лежала и видела сон,

глупый такой, но ужасно приятный,

я колыхался с тобой в унисон,

и от тебя свою счастье не прятал

там, у тебя за спиной. Глаз за глаз

взглядом держался, следя за подъёмом

нашим, вскарабкавшимся на оргазм.

Но оказалось виденье подъёбом.

Ты на мне прискакала к оргазму

и свалилась в объятья мои.

Подытожив последнюю спазму,

ты призналась мне в вечной любви.

Я тебя понимал — наслажденье

открывает нам вечности вид.

И коль мы ей пошли в услуженье,

стать с ней схожею страсть норовит.

Жизнь идет умирающе

от пизды до пизды.

И народ, суть марающий,

расставляет посты,

чтоб замолк утопающий.

Чтоб пока не почил,

жизнь прошла подобающе

незаметно почти.

Я с ней совокупился только раз,

но и его достаточно мне было,

чтобы влюбиться в вызванный экстаз,

которым нас обоих затопило.

Без преувеличений — это чудо,

что с нами неожиданно стряслось.

Я чувствовал, что я в тебе покуда,

привычный мир пускается в разнос.

Ты жадная, на мне, желанью угождая,

перемещалась медленно и вскользь,

я, своему оргазму мыслью угрожая,

отпугивал его, пока не полилось

твою взыванье к Богу, в благодарность

за полное забвение стыда,

пристыженного за его коварность,

исчезнувшего в спазмах без следа.

Она принадлежала мне, как миг,

который длился крохотную вечность.

Она ушла, как жизнь, и напрямик

мне показала вечности увечность.

Свершившейся мечтой ты, голая, была,

ты — всё, что я желал в тот миг необычайный.

Хоть миг исчез, я вне его пылал,

всю той же силой страсти изначальной.

Мы разомкнулись, чудеса познав,

мы разошлись, распались на частицы.

Но в каждой, что твоя, посеян мой состав,

и миг придет, и вновь он воспалится.

И ты объявишься, появишься извне

и обоймёшь меня своим пространством.

И миг, сродни той вечности во мне,

заставит к жизни отнестись пристрастно.

Я на участке круга, где любовь

уже прошла, ещё не возродилась.

Приду в кафе, где мы договорились

считать друг друга за большой улов.

О дне соитья мы не торговались

сегодня? — предлагаю. — По рукам.

Цена — любовь. Мы лишь по ней сверялись.

И прибыль поделили пополам.

Да, прибыло полку твоих любовников,

а мой гарем украсился тобой.

Но не надолго — полк твоих разбойников,

в моем гареме учинил разбой.

И ты теперь с каким-то быстро скачешь

по кругу, на участке торжества,

и я пишу о том, как много значишь

ты для меня, а я — для Божества.

Прожиточный минимум женщин

сумел для себя раздобыть.

Среди развороченных трещин

мне печь удалось растопить.

Всем телом я к ним прижимался,

и жаром я дрожь усмирял.

Надолго я к ним приживался

и время по счастью сверял.

Я еле держался на грани

своих безобидных страстей,

и было обидно от дряни,

ложащейся рядом в постель.

Поэзии производитель!

Мечтания провозгласи!

О женщина, пиздоноситель,

ты к Богу меня вознеси.

Увидев хуй, пизда пускает слюни.

Пизду узрев, навытяжку встал хуй

честь отдаёт — к чему она? Как плюнет

и разотрет. А ты губами жуй,

двупарными, моё парное семя,

пропитывайся им до мутных глаз,

в которых приостановилось время,

и вдруг забилось судорогой в нас.

Слюнявая пизда губами шамкала,

беззубая, заглатывала хуй,

и туфлями домашними прошаркала,

стремясь к биде бахчисарайских струй.

Исторгнув семя с кровью — наш роман такой

она пришлёпала в мою кровать,

и снова начала вертеть романтикой,

грозя, коль не женюсь, роман прервать.