Прилетели к заданной цели, после бомбометания 14 бомбардировщиков стали в круг и начали штурмовать наземные войска противника. Конечно, задача сложная, ибо у земли пилотировать бомбардировщик и совершать маневр могли только летчики с высочайшей техникой пилотирования.

Жизнь показала, что такой эксперимент не нашел в дальнейшем применения и это законно, ибо и так вполне хватало летчикам-бомбардировщикам напряжения, чтобы прицельно сбросить бомбовый груз на цель, а для нанесения штурмовых ударов после бомбометания сил и нервов у летчиков могло бы и не хватить, притом, что их относительно большие машины находились почти под непрерывным обстрелом зенитной артиллерии противника.

С аэродрома Окопы мы в основном выполняли задачи по сопровождению бомбардировщиков Пе-2 и по прикрытию наших наземных войск.

Когда войска 1-го Украинского фронта подошли к городу Львову, авиаполку пришлось несколько раз перебазироваться ближе к переднему краю.

Вспоминается перелет 24 июля 1944 года на аэродром Незнанов. Произвел я посадку с летчиками своей авиаэскадрильи, на аэродромe тишина — никого не было. По радио дал летчикам команду заруливать самолеты с рассредоточением, другие две авиаэскадрильи должны прилететь позже. Собрались все ребята возле моего самолета с бортовым номером 10.

Кто-то из летчиков обратил внимание, что в близлежащей деревне загорелось несколько домов, а спустя некоторое время видим — разноцветная толпа народа движется к аэродрому.

Что делать, у нас только пистолеты, больше ничего нет. Что за народ приближается — непонятно, притом нас предупредили, что в этих районах действуют бендеровцы.

Кто-то из летчиков предложил — командир, пока не поздно, давай улетим обратно, горючего хватит. Данное предложение обдумывал и производил мысленно расчет — успеем или не успеем взлететь.

Спустя несколько минут услышали шум приближающихся автомашин, оказалось, подъехала наша передовая команда с техниками самолетов и личным составом обслуживающего батальона. Сразу обстановка изменилась, развиднелось и прояснилось, настроение у нас тут же улучшилось.

Наши механики и военнослужащие из батальона аэродромного обслуживания с автоматами цепью двинулись навстречу крестьянам.

Оказалось несколько бендеровцев, переодетых в форму НКВД, подожгли дома, затем согнали население деревни и погнали на аэродром. Позади крестьян следовали они к аэродрому, но когда увидели цепь наших людей с автоматами, удрали в лес. Сделано было несколько выстрелов в догон убегающим бендеровцам. Преследовать их не стали, ибо нам было дано указание ни при каких обстоятельствах не входить в лес, даже к опушке леса не подходить и держаться всегда группами и не быть в одиночку нигде, что мы старались и делать.

Более того, сообщили, что двое из авиадивизии А. И. Покрышкина пошли днем в деревню за молоком, да так и не вернулись. Такие сообщения призывали нас к осторожности.

Уже после войны мне стало известно о трагической судьбе Михаила Лиховида летчика из 104 гвардейского полка. В августе 1944, при подготовке его самолета, с места вынужденной посадки он был захвачен вместе со своим техником Краснянским и механиком Фонкевичем группой бендеровцев. После пыток Лиховид и его товарищи были облиты бензином и сожжены.

Посмертно М. С. Лиховиду было присвоено звание Героя Советского Союза. На его счету были 16 личных и 11 групповых побед.

Вечером, перед заходом солнца, нас привезли в деревню и разместили по домам. Меня и Гулаева привели в добротный просторный дом, один забор, что вокруг стоял, высился до 3 метров и был сплошной, из толстых досок, так что ни во двор, ни со двора на улицу ничего не видать. Такие хоромы с непривычки насторожили и пробудили в нас бдительность.

Решили спать по очереди, так как в доме всю ночь было движение каких-то людей, одни приходили, другие уходили.

На другой день, когда вернулись с аэродрома, познакомились с хозяином и в беседе он рассказал, что в 1941 году в этих краях видел воздушные бои наших самолетов с немецкими и много летчиков погибло. Как он выразился «насмотрелся я, как ваш брат погибает» и далее произнес:

— Мы вас, летчиков, уважаем.

Такое сообщение хозяина меня и Гулаева вполне устраивало, мы подумали и наедине обсудили, что бендеровцев нам нечего бояться, они нас не тронут, а тем более спать очень хотелось, поэтому вторую ночь оба спали без дежурства.

Спустя несколько дней, когда базировались уже на аэродроме Турбя в Польше, кто-то рассказал, что командир нашей авиадивизии Л. И. Горегляд вроде жил в доме заместителя начальника штаба бендеровцев. Правда это или нет, не знаю, но слух такой дошел до нашего авиаполка.

Были в этот период и боевые вылеты, хотя и не такие напряженные, как в конце мая — начале июня. Запомнились два вылета того времени. Вылетели как-то в составе десятки, вел группу зам. командира полка майор А. И. Овчинников. Задача была прикрыть наши наземные войска от штурмовых действий ФВ-190.

Прилетели в заданный район, начали барражировать на небольшой высоте от 500 до 1000 метров, вижу, заходит мне в хвост наш истребитель Ла-5. Я обратил на него внимание, по радио передал:

— «Лавочкин», уйди с хвоста, а то собью.

Никакой реакции летчика Ла-5 видно не было, все время следовал он за мной с принижением 20–30 м на дистанции около 50 м. Когда я видел, что тот готов открыть прицельный огонь, совершал маневр и выходил из зоны прицельного огня. Так этот самолет следовал за мной несколько минут.

Закончилось время барражирования и когда вернулись на аэродром, то лейтенант Николай Глотов, а в том полете он был у меня ведомым, докладывает:

— Командир, у вас в хвосте был «фоккер», я все старался выбить его из-под вашего хвоста, но ничего не получалось, а открывать огонь я боялся, ибо в створ прицела попадал и ваш самолет… И по радио я вас предупреждал, но потом понял, что передатчик отказал.

Следовательно, правильно я делал когда летал, доверяя, но проверяя, кроме ведомого, никогда и никого не допускал в хвост своего самолета, даже своих летчиков.

Другой вылет для меня был еще более интересен: в воздухе я впервые увидел столько нашей авиации, что даже не верилось, что все это наши самолеты.

Это был налет на немецкие войска, оборонявшиеся на подступах к Львову перед самым его взятием. Массированный удар был нанесен всей авиацией 2-й Воздушной армии генерала С. А. Красовского. Мне с группой по заданию приходилось быть на высоте до 1000 м и когда мы вышли на цель, глянул я вверх и ужаснулся, увидев наши бомбардировщики, летящие группой за группой на разных высотах, открывающиеся люки и сыплющиеся сериями и раздельно бомбы. Пришлось маневрировать и стараться уходить от бомб, падающих сверху всюду, притом куда не развернешься, везде одни наши самолеты.

В воздухе кто-то по радио передал — слева вижу пару Me-109 и сразу десятки наших истребителей ринулись туда… Считаю самым главным в таком полете для летчиков — не попасть под бомбы своих же бомбардировщиков и избежать столкновения в воздухе со своими же самолетами. Вообще же такая плотность авиации в вылете представляется мне не оправданной, лучше группа за группой, а не одновременно.

Уже будучи слушателем Военно-воздушной академии, я вспомнил тот вылет, когда разбирали Львовско-Сандомирскую операцию, и узнал, что тогда было поднято в воздух свыше 3000 наших самолетов.

Вскоре наши наземные войска заняли Львов, быстро продвинулись на запад, вышли на старую довоенную границу, с ходу форсировали реки Сан, Висла и заняли плацдармы на их берегах. Эта блестяще проведенная операция в истории Великой Отечественной войны получила название Львовско-Сандомирской.

Командующий 1-м Украинским фронтом маршал Советского Союза И. С. Конев высоко оценил роль авиации в достижении успеха: «Наша 2-я воздушная армия под командованием опытного боевого командарма генерал-полковника авиации С. А. Красовского (член Военного совета генерал С. Н. Рамазанов) действовала отлично. Нелегко командарму было управлять этой массой авиации, насчитывающей более 3 тысяч самолетов, да еще в условиях, когда фронт наносил одновременно два удара. И надо сказать, что генерал С. А. Красовский и его штаб успешно справились со своими задачами. Только за 17 дней, с 14 по 31 июля, авиация фронта произвела свыше 30 тысяч самолето-вылетов».[1]