Давно уже Николаев договорился с районным начальством, и для горотдела выделили поле. Весной всем коллективом выезжали туда. Сколько было веселья, шуток. Старательно, немного рисуясь своей силой, мужчины нажимали на лопаты. Подбрасывая клубни в открывшийся пласт, бегали по полю раскрасневшиеся женщины. На опушке ребятня разводила костер, пекла картофелины, угощая всех подряд. Печеную картошку есть надо умеючи. Ударишь по чумазому боку, и откроется белая крупитчатая мякоть, пахнущая дымком.

Когда поднималась над землей ярко-зеленая молодая поросль, "тяпали", взрыхляя мотыгами землю вокруг кустов, а потом наступал ответственный момент окучивания - подгребали землю к корням, чтобы растения набирали силу.

Но самое прекрасное, конечно же - сбор урожая. Ах, как приятно выбирать ровные крупные клубни из рыхлой, теплой еще земли!

Осенью в погожие дни небо над полем бывает высоким, пронзительно-синим, красивым до того, что щемит в груди.

Замполит здесь главный. Весело смотреть, как он здоровенные кули таскает, помогая загрузить машину.

Такие дела прекрасно сплачивали коллектив.

Блестя сползающими на нос очками, Сергей принес к столу миску дымящихся картофелин и, увидев вошедшую Веру, весело закружил ее по комнате.

- Кормите моего мужа, раз оторвали от родного очага, - притворно сурово сказала Людмила.

Рыбка была действительно превосходной - нежная, розовая, истекающая жиром. Насытились быстро, начались разговоры.

- А как твоя язва-то? - спросила Вера, обращаясь к Сергею, отпустила тебя?

- Прекрасная язва, - промолвил муж и недоуменно пожал плечами в ответ на дружный смех, - действительно прекрасная, я ее быстро нашел. А сколько он мучился. Я ему давно предлагал - давай вырежу. Боялся. Добоялся до прободения. Сутки я возле него сидел. Сегодня уже повеселел мужик, и я к тебе, Веруня. Мой язвенник - начальник общепита леспромхозов, шишка большая по нашим масштабам. Только пришел в норму - езжай, говорит, к жене. А слушайте, ребята, - сменил он тему разговора, - правду ли мне этот пациент рассказал, что, мол, убила продавщицу молодая бабенка, выманила ее обманом от подруги с обеда, закрыла в магазине - и топором?

Оживленную речь обрадованного встречей Сергея майор слушал вполуха устал за день. И вдруг, как на старой заезженной пластинке, когда голос певца спотыкается на одном слове, бесконечно повторяя его, в мозгу стала биться фраза: "Выманила обманом от подруги, выманила обманом от подруги, выманила обманом..."

- Стоп! - его возглас был неожиданно громким, и все удивленно посмотрели на него, - стоп, Сергей, - повторил он. - Как ты сказал? Выманила обманом от подруги?

- Да, так я сказал, а что?

- Вера, да ведь этот язвенник нам целый ключище дает. Помнишь, я тебе говорил, что Пушкову предупреждал о том, чтобы держала в секрете, с кем и как от нее Сенкова ушла? Помнишь?

Вера Васильевна кивнула.

- Так вот, если Пушкова не проболталась, а не должна бы - серьезная женщина, фронтовичка, то кто об этих обстоятельствах знает? - Николаев смотрел на следователя, и она увидела в его глазах радость.

- Я могу вот что добавить, - продолжила Вера Васильевна. - Наша разлюбезная Баркова-Снегова работала в котлопункте, который находится под начальством язвенника. Там у нее, оказывается, была недостача. И не погашена до сих пор - я уже выяснила.

- Ну, молодец! Недаром же я ждал тебя! Понимаешь, что теперь получается...

Но договорить Николаеву не дала Люда:

- Слушайте, братцы, кончайте производственное совещание. Спокойно поесть не можете.

- Эй-эй, милицейская жена, о чем говоришь? - майор обнял, прижал к себе Люду, - не всегда же мы о делах рассуждаем.

- Не всегда, - согласилась та, - а все же иногда прямо на дому филиал райотдела открываете. Ты знаешь, Вера, что у нас здесь без тебя произошло?

- Зачем ты об этом? - пытался остановить жену майор, но уже заинтересовалась Вера Васильевна.

- Недели три назад к нам соседка Татьяна прибежала, трясется вся: муж скандалит, схватил ружье. Ваня побежал обезоруживать пьянчугу. Один! Я осталась в доме - вспомнить страшно, - она передернула плечами. - Аленку только уложила, у нас, знаешь сама, в комнатах окна такие, что каждый угол достать можно. О себе-то я не беспокоилась, за Аленку страшно было. Тот негодяй знал ведь, куда жена побежала. Господи, думаю, застрелит ребенка. Схватила Аленку, мечусь по квартире. В ванную с ней зашла - сижу, вдруг слышу - во дворе выстрел!

- Успокойся, Люсенька, забудь, - пытался остановить супругу Николаев.

- Забудь?! - жена подняла голову, показала на узкую белую полоску в темных волнистых волосах - седина. - Нет, не забывается такое. Ты жизнью рисковал, обезоружил пьяницу, а знаешь ли, что Татьяна домой ко мне приходила? "Ребенок, - говорит, - у нас. Отпустите моего, попросите за него мужа".

- А ты? - заинтересованно спросил Сергей.

- Я ответила, что в дела Ивана не вмешиваюсь, - жестко отрезала Люда.

Вера Васильевна подошла к ней, молча положила руку на худенькое плечо. И Люда прижалась к ней щекой.

Утро Николаева началось с того, что срочно потребовала допросить ее Снегова. Об этом ему доложил дежурный.

- Что ж, это ее право, - сказал Иван Александрович. - Раз просит сама, значит, хочет сообщить что-то. Да только вот беда, следователь уехала в больницу к прооперированному начальнику общепита. Его показания могут оказаться очень важными. Пушкова-то проговориться не могла, предупреждена и, конечно, молчит - убили ведь ее фронтовую подругу. От кого получил начальник общепита информацию? Это выяснится, но пока Веры Васильевны нет.

"Попробую поговорить со Снеговой сам", - решил майор.

- Снегову ко мне, - распорядился он.

Вот она сидит перед ним. Побледнела, осунулась за ночь.

- Вера Васильевна уехала, поэтому давайте без нее побеседуем, предложил начальник райотдела.

Женщина повернула к нему лицо, и из глаз ее посыпались слезы. Именно посыпались - крупные, тяжелые капли быстро скатывались по щекам, Тамара не вытирала их.

- Я подумала ночью и решила все рассказать. - Она посмотрела на Ивана Александровича, но тот молчал, боясь спугнуть ее неосторожным словом.