И когда мимо прошли Луганович и Раиса, все в таком же черном платье, так же уверенно и четко выступавшая крепкими ногами, Нина почувствовала, что кровь заливает щеки. Хотя было темно и Высоцкий не мог видеть этого, девушка пошла вперед.

— Ласка в любви, — говорил в это время инженер, — не должна быть самоцелью… Когда-нибудь люди поймут это… Они поймут, что они одни на земле и что их единственное грустное счастье в том, чтобы любить, ласкать и утешать друг друга!.. И когда мужчина и женщина будут отдаваться друг другу, они будут делать это без страсти, как друзья, просто отдающие все, что могут дать!..

«Зачем он говорит это?.. — с непонятной досадой подумала Нина, и странное физическое нетерпение заставляло ее судорожно дрожать. — И зачем мы тут ходим, когда можно уйти куда-нибудь, где никого нет!..»

И девушке самой было странно, какими ненужными и лишними казались сейчас те самые слова, которыми она заслушивалась прежде по целым часам, не замечая, как время летит.

Нина споткнулась, и Высоцкий подхватил ее. Одно мгновение она прижималась к нему всем телом, и глаза их встретились.

— Пойдемте куда-нибудь… — сказал инженер, как бы почувствовав, что делается с девушкой.

— Куда?.. Зачем?.. — тихо и также странно прошептала Нина и сама пошла туда, куда он без слов звал ее.

Как только деревья скрыли насыпь и мрак леса охватил их со всех сторон, инженер грубо обнял девушку. Это был бешеный, бесконечный, томительный поцелуй, от которого у нее закружилась голова, ослабело все тело и исчезло последнее сознание происходившего. Теперь он мог бы сделать с нею что угодно.

Чуть видное во мраке, смотрело на нее какое-то незнакомое лицо, с чужими, жестокими и жадными глазами. Нина, перегнувшись назад, чувствовала, как падают, расплетаясь, волосы, хотела поддержать, но не успела. Поцелуи сливались в какой-то исступленный порыв. Девушка задыхалась, сходила с ума. Она не могла стоять на ногах.

— Сядем… — едва прошептала она, растрепанная и бледная.

Было слышно, как по насыпи, где-то очень близко, проходили люди, смеясь и выкрикивая громкими голосами какие-то непонятные слова. Но кругом сдвинулись мрак и тишина и заколдованная неподвижность лесной чащи. Казалось, все остановилось, смотрело и слушало в ожидании.

Нина полусидела, полулежала на траве, царапая руки о жесткие, сухие иглы. Глаза у нее были закрыты, руки бессильны, все тело охвачено истомной слабостью. Она ничего не видела и не понимала, что с нею, только чувствовала. Был жуткий стыд, но хотелось еще большего стыда и счастья.

Но когда она уже совсем не сопротивлялась, опять послышались голоса, и на этот раз прямо по направлению к ним.

Сквозь звон и шум в ушах Нина услышала и узнала эти голоса: Луганович что-то говорил, Раиса Владимировна насмешливо и цинично хохотала. И вдруг девушка инстинктом поняла, что они ищут именно ее.

Инженер поспешно сам поднял Нину, потому что она не могла сразу подняться на ослабевших ногах. Молча и быстро они углубились в лес. Нина шла впереди, вся похолодев от стыда и страха, стараясь незаметно привести в порядок платье и волосы.

Голоса затихли вдали, и последние слова, которые услышала Нина, были:

— Однако они хорошо спрятались!.. Это произнес насмешливый женский голос, и Нине показалось, что ее ударили хлыстом по голому телу. Едва дыша, измученная, полумертвая от страха и стыда, девушка дошла до первых дач, сделав большой круг по лесу. Теперь она уже боялась, чтобы Высоцкий не повторил своих попыток, и шла все скорее и скорее, как бы спасаясь бегством. Инженер что-то говорил, старался удержать ее, но Нина не слушала и вздохнула свободнее только тогда, когда кругом послышались голоса, из окон упали широкие полосы света и со всех сторон замелькали черные силуэты дачников.

Мрак, лес и странное безумие, как сон, остались где-то, а вокруг все стало просто и обыкновенно.

— Прощайте, теперь я сама!.. — через силу проговорила Нина и с радостью почувствовала, что опять сильна и свободна.

Инженер что-то спрашивал, просил, но Нина настойчиво повернула к дому, и он с животной досадой подумал, что теперь ее не удержать. Надо было пройти короткую темную аллейку, и здесь Высоцкий опять обнял девушку, но Нина уже не отдавалась его поцелуям. Ее ответные поцелуи были торопливы, невнимательны и легки. Вырвавшись, девушка побежала и скрылась в калитке.

Инженер дернул плечом и досадливо скрипнул зубами.

— А, черт бы их драл!.. Вот принесла нелегкая!.. Это я Райке не прощу!.. Ну, да ладно!.. До другого раза, милая Ниночка!..

Он ухмыльнулся почти с ненавистью, повернулся и пошел обратно. Но нервы были взвинчены и казалось совершенно невозможным идти домой спать. Не зная, что делать и чем погасить невыносимое физическое раздражение, инженер двинулся к ресторану.

«Придется напиться, что ли!..» — подумал он.

Темная женская фигура, четко постукивая каблуками, шла к нему навстречу.

— А, это вы!.. — насмешливо протянул инженер и остановился. — Мое почтение. А где ваш кавалер?

— А где ваша дама?.. — также насмешливо спросила Раиса.

Инженер, не отвечая, пристально посмотрел на нее, как бы что-то соображая, потом шагнул и вдруг схватил ее в объятия.

Раиса Владимировна едва не упала от неожиданного толчка.

— Вы с ума сошли!.. — прошептала она вырываясь. — Увидят!..

— Ну, что там!.. Не жеманься, пожалуйста! — грубо возразил инженер.

— Скучно… надоело!.. — с усталой, холодной злостью проговорила Раиса.

С минуту они стояли так, с какой-то странной ненавистью глядя друг другу в глаза. Потом Раиса медленно высвободилась, поправила волосы, нехорошо усмехнулась, пожала плечами и, как бы покоряясь необходимости, пошла к своей даче. Высоцкий последовал за нею. До самого дома они дошли молча, как враги.

Окно ее спальни, как всегда, было открыто и чернело на белой стене. Внезапно мрак в нем заколебался, появилась голая женская рука и со стуком захлопнула стекла.

XIII

Всю ночь Нина проспала тяжелым сном и проснулась с больной головой, разбитым телом и ощущением какого-то ужасного несчастья. Только выйдя в сад, она вспомнила все, что было, и пережила такое страшное потрясение, что одну минуту ей казалось, будто она умирает.

— Господи!.. Господи!.. — шептала девушка, стоя посреди зеленых, солнцем пронизанных деревьев и глядя перед собой остановившимися побледневшими глазами.

Ей хотелось с головой забиться куда-нибудь в глушь, в кусты, чтобы никого не видеть. Целый день она ходила как шальная, пряталась от всех, никому не могла смотреть в глаза и, забираясь в самые глухие уголки сада, все думала и думала.

Этих дум нельзя пересказать словами, потому что мысли неслись обрывками, как будто без всякой связи. Дикая и странная смена чувств и ощущений была в ней: минутами — ужас перед тем, что было, минутами — потрясающая радость. То казалось, что теперь она погибла, то, что начинается настоящая жизнь. Иногда она боялась вспомнить, иногда старалась припомнить все до мелочей и вся замирала в сладостной истоме. То ей казалось, что этого больше не должно быть, то хотелось, чтобы скорее прошел день и была бы новая встреча, новые поцелуи, новые ласки. Только одно было ясно Нине, что случилось нечто такое, чего никогда не было в ее жизни, и проснулись такие чувства, каких она не знала еще.

Когда она вспоминала инженера, то чувствовала, что ни за что не взглянет ему в глаза, а если он придет, то убежит и спрячется, как девочка.

Нина представляла себе, какое у него было лицо в ту минуту, и странно любопытная мысль, от которой ей самой было стыдно, вдруг приходила ей в голову:

«Ну, а он… а ему разве не стыдно было?.. Или это так и надо?..»

По книгам она знала, что мужчина раздевает женщину, наслаждаясь ее наготой, а ей это не казалось стыдным, а напротив — очень интересным и красивым. Но в книгах были только намеки, волнующие и совсем не пугающие, а как это происходит в действительности, что при этом чувствуют оба, Нина даже и не представляла себе. А потому то, что произошло вчера с нею самою, было неожиданно, потрясло ее и запутало в полном противоречии стыда, страха и радости.