Владимир Булат

Лишь бы не было войны

АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К РОМАНУ

Название настоящего произведения проделало сложную эволюцию. Первоначально оно было «Медный век» – по аналогии с «золотым» и «серебряным» веками русской истории и культуры. Но потом было выбрано более «говорящее» – «Лишь бы не было войны». Подзаголовок «Правдивая история о том, как молодой человек в один прекрасный день вошел в кабину обыкновенного петербургского лифта, и о том, что произошло далее» навеян средневековьем, чье дыхание присутствует на каждой странице романа.

Замысел романа зрел у меня на протяжении последних четырех лет, хотя культурные и политические акценты менялись с течением времени. Лишь в феврале 1996 года я приступил к написанию данного варианта. Поиск всевозможных материалов значительно затруднял работу, однако к декабрю того же года я явно перешагнул экватор, а к августу 1997 года роман был окончен.

Тема романа – альтернативный мир, в котором история делает иной зигзаг, нежели в известном нам ее варианте. Несмотря на легкую «кощунственность» первоначальной установки (мир и дружба с Германией), она не столь уж нова в современной фантастике. Наиболее интересным произведением на эту тему является роман красноярского фантаста Андрея Лазарчука «Иное небо», в котором история еще более «кощунственна»: СССР делится подобно послевоенной Германии между Германией (европейская часть) и демократической Сибирью, а в Европе на немецких штыках возникает германизированный вариант «Общеевропейского Дома». Если десять лет назад сама постановка вопроса об альтернативном варианте истории второй мировой войны была нелепа, то в последние пять лет дожившие освободители Варшавы и Берлина лицезрели дальнюю перспективу этих побед для главной страны-победительницы. Это разочарование итогами «потсдамското» пятидесятилетия повлияло и на автора настоящего романа, хотя этим идейная подкладка произведения далеко не исчерпывается.

Главный герой неким сказочным образом (в кабине лифта) проникает в параллельный мир, где живет он сам, его родные и знакомые, но который ответвился от известного ему варианта истории в то самое злополучное утро 22 июня 1941 года, когда немецкие самолеты полетели бомбить не Киев, а Каир. Мировая история «развернулась» на 180 градусов. Итак, 1996 год: пятьдесят пять лет назад завершилась победой Германии вторая мировая война, мир разделен между четырьмя империями: США, Германией, СССР и Ниппонией. В западном полушарии наконец-то восторжествовала доктрина Монро – Америка принадлежит американцам. В Германии правят уже четвертый фюрер немецкого народа – тот самый Курт Вальдхайм, который в нашем мире в 1971–1981 гг. был генеральным секретарем ООН. Советский Союз возглавляет человек, погибший грудным младенцем в первый день своей жизни, совпавшим с первым днем Великой Отечественной войны. Он остался жив подобно двадцати миллионам своих соотечественников. Наконец, Ниппония сочетает в себе самурайский дух с экономическим чудом на огромных просторах от Явы до Сахалина.

Образ главного героя ни в коем случае не является автобиографическим; мне уже давно хотелось создать обобщенный образ «старого русского» – молодого человека с высшим образованием, антикапиталиста, не обремененного крупными денежными суммами и вниманием женщин, для которого «патриотизм» – от слова «репатриация». Фабула двойничества достаточно традиционна в русской литературе.

Роман является однозначно антивоенным и неопровержимо доказывающим бесперспективность и бессмысленность русско-германских войн. «Это что же? одна моя половина пойдет воевать против другой?!» – говорит один из героев романа – внук Штольца и Обломова.

Завершающая сцена наиболее трудна для изображения – в ней итог долгого путешествия Вальдемара в свое прошлое и будущее.

СЛОВАРЬ ГЕРМАНИЗМОВ, ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ТЕКСТЕ

АВТОВАГЕН – автомобиль.

БАНХОФ – вокзал.

ВАЛЕНА – альтернатива.

ГЕШТАЛЬТГИМНАСТИКА – аэробика.

ЗОНТАГ – уикэнд.

КЮНСТЛЕР – артист-нееврей.

ЛЕРЕР – наставник.

МАХТ – «крутой» (сленг).

РАУХЕР – компьютер.

РЕЙХСБАННЕР – старонемецкий кайзеровский флаг.

УНТЕРШРИФТ – автограф.

ФАРБЕН – производство.

ФАУСТАРБАЙТЕР – человек физического труда.

ФЕРЕЙНЫ – каникулы.

ФОЛЬКСВОНУНГ – народная квартира (45 кв. м полезной площади).

ФОЛЬКСГЕЙСТ – народный дух.

ФЮРЕРСВЕТЕР – солнечный день в апреле-мае.

ФЮРНАМЕ – имидж.

ХАНДЛУНГ – супермаркет.

ЦВИШЕНФАЛ – инцидент.

ШЕЛЬМА – мошенник.

ШЛУБ – финал, конец фильма.

ШТРУДЕЛЬ – рулет.

ШТУРНАРБАЙТЕР – человек умственного труда.

ЮДЕНБЛОК – еврейский квартал.

ПРОЛОГ

20 февраля 1996 года, в разгар самых жестоких морозов, я, только что сдав последний государственный экзамен в университете, зашел к своему давнему другу и однокласснику Алеше с целью наладить недавно подаренный мне на день рождения миниатюрный телевизор. Возвращаясь от него и неся довольно легкий телевизор в кожаной сумке, я спустился на лифте с шестого этажа и вышел на Московский проспект недалеко от метро «Московская». Морозец был, что называется, знатный, и я заторопился к троллейбусной остановке. Несколько удивило меня по дороге отсутствие рекламы на тех местах, где она висела еще три часа назад, но поскольку я – антикапиталист и феодальный социалист, подсознательно это нисколько не показалось мне неестественным. Но велико же было мое удивление, когда у самого входа на площадь я увидел раскачивающуюся на тросах над проезжей частью выложенную фонариками надпись:

Я остановился. На предвыборный плакат это не походило, да и до президентских выборов оставалось еще четыре месяца. Нет, надпись напоминала те добротные пудовые лозунги, какие и сейчас можно отыскать на задворках Санкт-Петербурга. Впрочем, вид целого выводка коммерческих ларьков и многочисленных торговок цветами меня успокоил. Быстро темнело, и в ближайшем ко мне киоске «Союзпечать» вместо продававшихся тут же три часа назад кассет и сигарет продавались газеты. Я подошел, заглянул. «Правда», «Советская Россия», «Родные просторы», «Ленинградская правда», «Труд», «Комсомольская правда»… Такие газеты как «Санкт-Петербургские ведомости», «Невское время», «СПИД-инфо» напрочь отсутствовали. Среди журналов – «Огонек», «Юный натуралист», «Крокодил» и большой хорошо иллюстрированный журнал «Германия» с готической надписью «50-й съезд Национал-социалистической немецкой рабочей партии в Нюрнберге». Я остолбенел и стал озираться. Вокруг ходили туда-сюда люди в куртках, шубах, меховых шапках. Один в пыжиковой шапке, с виду рабочий, купил в киоске газету «Правда», уплатив за нее 5 копеек!

У меня еще с советских времен сохранилось девятнадцать копеек по одной монете, которые мы в вузе использовали в карточных играх в качестве ставок. Я достал их из поясной сумки и купил на всю эту сумму три газеты: «Правду», «Советскую Россию» и «Комсомольскую правду».

Нет, я не попал в прошлое, как мне показалось в первый момент. Шапка первой же газеты была датирована 20 февраля 1996 года, вторником. Передовица «Правды» сообщала о внеочередном пленуме Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза. Доклад о международной обстановке делал Генеральный Секретарь ЦК КПСС Алексей Иванович Архипов. Перечислялся состав Политбюро: Бояров, Виноградов, Калашников, Кравчук, Молчанов, Шеварднадзе. Пленум наметил новые подходы к урегулированию положения в Бенгалии и Ассаме и принял решение о деятельной поддержке братских коммунистических партий этих стран. А в Киеве на пленуме ЦК КПУ украинские коммунисты избрали Первым секретарем Олега Васильевича Кошевого. Ниже были помещены фотография и биография избранника: родился в 1926 году, с 1942 – на комсомольской работе, с 1950 – первый секретарь Краснодонского райкома комсомола, с 1953 – первый секретарь Сталинского обкома комсомола, с 1956 – на партийной работе, депутат Верховного Совета Украинской ССР, депутат Верховного Совета СССР 8, 9, 10 и 11 созывов, министр угольной промышленности Украинской ССР с 1980 года и член Политбюро ЦК КПУ с 1984. Далее шли довольно тривиальные статьи об успехах промышленности и перспективах сельского хозяйства, о новых изобретениях и освоении космоса, о всесоюзном социалистическом соревновании в преддверьи XXX съезда КПСС, должного собраться в мае.