Само собой разумеется, что этот вопрос живо меня интересовал. И я очень охотно согласился на предложение Ивана Сергеевича пройти и посмотреть дачи на двадцать шестой версте.

Узнав, что поезд дальше не пойдёт, я в сопровождении дочурки двинулся по берегу моря вслед за любезным сослуживцем.

Мы шли по песчаному берегу великолепного залива, в прозрачных водах которого, почти у самого берега, виднелись тела огромных медуз.

Было часов пять вечера. Солнце стояло уже высоко, воздух, пропитанный йодом, живил и бодрил утомлённых долгим сидением в теплушке путников.

Пройдя не более версты, мы взобрались по крутой тропинке на преграждающую путь скалу и очутились в дачной местности, сразу мне очень понравившейся. Это плато, расположенное на скалах, было правильно разбито на участки, прорезанные широкими улицами. Постройки находились друг от друга на приличном расстоянии, что давало возможность дачникам разбить и сады и огороды и вполне соответствовало названию «Сад-город». Приятно было узнать, что дачи снабжены электричеством.

Вместе со Скурлатовым мы осмотрели две неказистые и примитивные по постройке дачи, в которых в случае нужды можно было разместиться нашей семье. Но я сомневался в их пригодности для зимнего жилья. Зато цена была подходящая. За одну из них сроком по май будущего года просили всего полторы тысячи рублей, что равнялось не более чем тридцати иенам. Это обстоятельство успокоило меня. Распрощавшись со Скурлатовым, мы уже в сумерках вернулись в нашу теплушку.

Здесь от офицеров я узнал, что, вероятно, юнкерам придётся прожить в теплушках недели две. Во Владивостоке давно уже находился начальник училища Герц-Виноградский, но вопрос о помещении всё ещё висел в воздухе. Несмотря на желание Розанова поместить училище в казармах на Океанской, занимавшая их часть морских стрелков не соглашалась на перевод в Раздольное, где имелись свободные постройки.

Уже одно сопротивление приказам Розанова не предвещало ничего хорошего.

На другой же день я с женой и дочуркой проехали во Владивосток осмотреть город. К тому же я считал нужным представиться начальнику края генералу Розанову.

Владивосток произвёл на нас самое хорошее впечатление. Его главные улицы Светланка и Алеутская были прекрасно мощены квадратными булыжными камнями. По Светланке ходил трамвай, магазины с зеркальными окнами поражали обилием товаров, а универсальные магазины Кунста, Алберста и Чурина не уступали московскому «Мюр и Мерилизу». Были два хороших ресторана — «Золотой Рог» и «Версаль».

Но главная красота Владивостока заключалась в великолепной и большой бухте Золотой Рог, окаймлённой со стороны города садами. Они были несколько ниже Светланки и отделялись каменной стеной с красивой решёткой, вдоль которой шёл тротуар. По всей Светланке, которую так и хотелось назвать Крещатиком, дома тянулись в один ряд. Большинство домов были многоэтажные и красивой архитектуры. Тянувшийся вдоль них широкий тротуар был переполнен нарядной гуляющей публикой.

Но особенно поразил нас своими размерами и изобилием продуктов владивостокский базар. Базары в Екатеринбурге и Омске в то время были значительно беднее. Бросались в глаза огромные крабы, рыба и фазаны. Было много зелени и мандаринов.

Расставшись с дочуркой и женой, я направился в главный дом, занимаемый правительством Розанова. Здесь после некоторого ожидания в общем зале я представился генералу. В кабинет он меня не пригласил, ссылаясь на отсутствие времени, но после передачи поклонов от некоторых общих знакомых симбиряков просил меня зайти к нему через день.

— Однако, — сказал он, — об одном буду вас просить: не обращаться ко мне с просьбами о квартире — таковых совершенно нет. Всё переполнено до отказа.

Я сказал, что этот острый вопрос я надеюсь разрешить самостоятельно, сняв какую-нибудь дачу.

— А вот это, — обрадовался генерал, — совершенно правильное решение.

Встретившись в условленном месте с женой и дочуркой, я был приятно изумлён сияющим видом последней.

— Ты знаешь, папочка, я принята в женскую гимназию на должность преподавательницы истории.

— Господи, когда это ты успела? Поражаюсь твоей энергии.

— Я буду давать уроки два раза в неделю и получать за это целых пятьсот рублей в месяц.

— Мой дружок, но ведь этого огромного жалованья тебе даже на извозчиков не хватит… Придётся доплачивать из своего кармана.

В тот же день мы встретили на Светланке знакомую по Екатеринбургу, Салию Султановну Агафурову. Она сообщила, что свободные комнаты всё же можно найти, и даже пообещала дать адрес, где сдают жильё с пансионом по пять тысяч рублей в месяц с человека.

— Нас четверо, — воскликнул я, — это значит, что я должен буду платить двадцать тысяч в месяц, а моё когда-то хорошее жалованье в четырнадцать тысяч в год осталось таковым и теперь. Значит, годового оклада хватит не более как на двадцать дней. Как же так?

Однако, переведя на иены, о курсе которой я недавно узнал в Кредитной канцелярии (семьдесят рублей за иену) сообразил, что цена не так уж высока. Ведь это двести — двести пятьдесят иен в месяц.

Но нужной суммы я не имел, а потому бесповоротно решил устроиться на дачах.

На другой день, гуляя по пляжу, я встретился с Овсянниковым. Он носил звание профессора Екатеринбургского горного института и здесь получил место попечителя Зелёной женской гимназии.

— Мы живём на даче на девятнадцатой версте и дня через два перебираемся на казённую квартиру в город. Быть может, наша дача вам подойдёт…

Приближалась середина октября. По утрам в теплушках становилось очень холодно. Поэтому его предложению я обрадовался. Пройдя вместе с ним на дачу, я пришёл в восторг от маленького, уютного штукатуренного домика в три комнаты.

Однако встретилось и препятствие. Овсянников не знал городского адреса Липарского, и я не имел возможности переговорить с хозяином дачи.

Что было делать? Я решил занять дачу самочинным порядком, условившись с Овсянниковым, что перед отъездом он передаст мне ключ.

Кажется, на другой же день Овсянников уехал, а я, приняв на себя оплату счёта за электричество, тотчас стал искать подводу для перевозки вещей из нашей теплушки. Китайцы за подводу запросили пятьсот рублей, я давал триста. К моему счастью, офицер, заведовавший хозяйством училища, узнав об этой ужасной цене, предложил мне казённую подводу.

— Дайте солдатикам рублей пятьдесят, и они вас отлично устроят.

Так мы и сделали. Нами были привезены три складные кровати с сетками. Солдатики расставили вдоль стены сундуки, должные изображать диваны. Я дал солдатикам не пятьдесят, а сто рублей, что их очень обрадовало.

Самовар и кое-какие кухонные принадлежности мы имели. Я набрал в саду сухостоя, и мы затопили не только печку, но и плиту, на которой моя милая мать приготовила яичницу. Словом, к вечеру был готов и стол и дом.

Долго я возился без инструментов с откупориванием бочонка с маслом, что купил за тысячу двести рублей на одной из сибирских станций. Масло оказалось превосходным и тотчас пошло в пищу. Особенно мы остались довольны превосходной голландской печкой, быстро согревшей всю дачу.

С каким удовольствием мы расположились на наших сундуках на первый ночлег после полуторамесячного пребывания в теплушке и как хорошо спалось нам, робинзонам, в эту первую холодную ночь!

На другой день мы распределили между собой обязанности по ведению нашего несложного хозяйства: бабушка была зачислена в судомойки, жена — в кухарки, дочурка — в горничные, а на меня пала работа по снабжению водой и топливом и выносу помоев.

Воду разрешили брать соседи из их колодца. Это была тяжёлая обязанность. Только после семидесяти нагибов рычага появлялась первая струя воды. Накачать три-четыре ведра воды занимало почти полчаса тяжёлой физической работы.

Но с топливом оказалось ещё хуже. Для того чтобы получить сажень дров, надо было достать ярлык в особой конторе Владивостока, где всегда была длинная очередь. Получив ярлык, нужно было приторговать подводу, за что, вероятно, взяли бы не менее тысячи рублей, ибо делянки с дровами были далеко. Всё это было так сложно, что я решил попытаться протапливать дачу сухостойным хворостом и валежником, и с этой целью я обходил все соседние пустующие дачи. После двух-трёх часов работы мне удавалось обеспечить топливом и плиту и печь, но наши кухарки жаловались на сырость дров. Я догадался собирать каменный уголь, в изобилии лежащий вдоль полотна дороги, который при провозе ссыпался с вагонов. Это сильно облегчило работу, и я в какой-нибудь час набирал две наволочки.