Изменить стиль страницы

— Даже если носишь в утробе семя Сатаны?

На это бабка ничего не ответила. Ни один мускул не дернулся на её обвислых щеках. После некоторого молчания она произнесла:

— Я ничем не могу тебе помочь. Мои силы слишком малы по сравнению с теми, которые вертятся вокруг тебя. Уходи!

Инга вздрогнула.

— Куда уходить? — затряслась девушка. — Что же мне делать? Куда мне идти?

— Домой иди, доченька, — произнесла бабка, и глаза её потеплели. — Все равно будет не по-твоему, а по-ихнему. Но помни, — голос бабки снизился до полушепота, — куда направлены черные силы, туда направлены и светлые. Если одни силы несут тебе гибель, следом другие силы несут спасение. Будь внимательнее и слушайся своего сердца.

Перед тем как вытолкнуть Ингу за дверь, бабка прошептала ей в ухо:

— Под нож свое чрево не клади. Истечешь кровью…

Едва Инга переступила порог своего дома, к ней сразу же метнулась встревоженная мать.

— Звонили из милиции. Они сказали, что ты беременная. Это правда?

— Правда, — ответила Инга, спокойно глядя матери в глаза. — Ты не волнуйся. Я выхожу замуж. Мне вчера сделали предложение.

20

За квартал до журнала она замедлила шаг. Если сегодня она вернется к Вороновичу, то спасения уже не будет. Инга остановилась и растерянно осмотрелась по сторонам. Юлька говорила, что в гибельных ситуациях всегда есть выход, нужно только прислушаться к сердцу и внимательно осмотреться по сторонам. Господь не оставляет даже самых отъявленных грешников. Инга прислушалась к сердцу и не услышала ничего. При мыслях о Вороновиче сердце замирает, значит, на него надежд не было. Но внезапно взгляд девушки упал на таксофон. «Вот оно, спасение!» — радостно мелькнуло в голове. Инга подбежала к нему и набрала номер четыреста шестнадцатой комнаты гостиницы «Космос».

Через сорок минут она уже вошла в роскошный холл отеля, и Володя обрадованно ринулся ей навстречу. Они крепко обнялись, после чего поднялись на четвертый этаж, вошли в его комнату и не выходили из неё три дня, отключив телефон и зашторив окна. Только чувство голода заставило их вылезти утром четвертого дня. Влюбленная пара мило позавтракала в одном уютном ресторанчике, отделанном под средневековую харчевню. А вечером герой-любовник, не попрощавшись, укатил в свою Самару.

Через две недели после его отъезда не пришли месячные, а через месяц уже было ясно, что она залетела. Ее реакция на столь нетипичное состояние была по меньшей мере странной. Беременность не пугала девушку, но и особо не радовала. Не радовала потому, что рожать она пока не планировала, а не пугала, потому что она теперь точно знала, что не бездетная. Также девушка холодно рассудила, что если ей и предстоит произвести на свет дитя, то лучше это сделать от чувака из Самары, чем от кого бы то ни было.

В последние дни Инга почувствовала в себе перемену. Она стала спокойной, рассудительной, немногословной. На все звонки Вороновича строго отвечала, что все кончено и чтобы больше не звонил. И если тот намеревался приехать, то спокойно отправлялась в парк, перепоручив с «товарищем» объясняться маме. Инга стала равнодушна и к тому, что Вороновичу осталось жить считанные дни и что она напоследок заставляет его так изуверски мучиться.

«Пусть мучается, — зло шептала девушка, когда накатывали слезы, — а я хочу жить!» Ведь ей ещё в принципе так немного, а морально она уже старуха. Она даже смеяться по-человечески разучилась. Теперь зарождающаяся внутри жизнь наполняла её пустые дни каким-то неведомым раньше смыслом. Нет-нет, никаких абортов. Лучше быть матерью-одиночкой, чем вечной шлюхой Вороновича. Словом, жизнь стала не такой тошной, какой была до этого. Словом, все было чики-пики, как говорил Сигизмундович.

И только по ночам Инге продолжала сниться Ирландия: обветренные голые скалы, деревянная таверна, пьяная веселая матросня и, конечно, брат этакое угрюмое, неразговорчивое чудовище, глядящее на всех исподлобья и никогда не расстающееся со своим ножом. Снилось и ирландское небо, то бесконечно хмурое, то необыкновенно ясное.

Но последний сон произвел на девушку потрясающее впечатление. Она стояла на скале и смотрела вслед кораблю, на котором уплывал англичанин. И хотя он махал шляпой и весело смеялся, широко расставив ноги, девушка знала, что больше никогда не увидится с ним на этом свете. «Но почему же никогда? — удивлялась красотка. — Ведь он поклялся на обратном пути забрать меня в Ливерпуль. Разве он похож на болтуна или безмозглого пьяницу, до нитки проигравшегося в кости? Да нет, тут дело в другом: просто на обратном пути ненасытные волны Атлантики проглотят его корабль». И её сердце сжималось от этой пророческой тоски, над которой некому было посмеяться. Знала она и то, что брат будет злорадствовать и доказывать рыбакам, что это Бог избавил его от необходимости марать руки об англичанина.

Под впечатлением этого сна девушка пробыла три дня, а на четвертый не выдержала и явилась к Юльке на работу.

— Ты знаешь, — сладко мурлыкала она за столиком в пустом буфете их института, — я, кажется, влюбилась, как ты хотела.

У Юльки было мрачное настроение. Она вздыхала, потягивала кофе и на интимные излияния подруги почти не реагировала.

— Ты знаешь, Инга, я опять видела его, — прошептала она с туманным взором.

— Кого? — удивилась Инга.

— Это долгая история. Ты даже не поверишь. — Юлька с такой тоской взглянула на подругу, что та отшатнулась.

— Это очень невероятная история, Инга. Понимаешь, я с детства вижу одного и того же человека. Какого-то бродяжку. Он всегда попадался мне навстречу в какой-то потасканной одежонке и в одних и тех же растоптанных ботинках. И, главное, не менялся. Годы шли, я росла, а он не менялся. Он просто проходил мимо и никогда не обращал на меня внимания. Где бы мы ни жили, а сначала мы жили на Сретенке, затем на Чистопрудном бульваре, затем на Шота Руставели, потом на Новой Басманной, сейчас я снова живу в родительской квартире на Чистопрудном, и он опять мне сегодня утром попался навстречу.

— И что? — удивилась Инга. — Мало ли в Москве бомжей. Они все на одну рожу.

— Ты права. Они все на одну рожу, — кивнула Юлька. — Поэтому я на него долго не обращала внимания, хотя и видела регулярно. Но это был точно тот бомж, который в детстве посмотрел на меня и как-то ужасно улыбнулся. Меня ещё в пять лет поразило, что такой убогий человек имеет такие красивые глаза голубого цвета. После того как он взглянул, меня украли сатанисты. Они хотели принести меня в жертву. Не веришь? И точно бы принесли, если бы не милиция. Так вот. Сегодня он снова взглянул на меня своими голубыми глазами и снова так же ужасно улыбнулся.

Инга долго вглядывалась в испуганные глаза подруги, после чего мягко поднесла ладонь к её лбу.

— Ты случайно не заболела? Я никогда тебя не видела такой. А может, ты поругалась с мужем?

Юлька отрицательно покачала головой и меланхолично помешала кофе пластмассовой ложечкой. После этого некоторое время подруги сидели молча.

— Только не падай сразу: я жду ребенка, — неожидан но выпалила Инга.

Глаза Юльки медленно перекочевали на лицо подруги и сделались шальными.

— Что? — произнесла она с ужасом. — Ты ждешь ребенка? От кого?

— Ты разве не знаешь от кого? — удивилась Инга. — От него. От Володи. Не от Вороновича же, в самом деле…

Юлька побледнела и еле слышно прошептала:

— Боже мой! Так это он? Не может быть!

Она закрыла лицо ладонями и словно умерла. Понадобилась уйма времени и нервов, чтобы вернуть её к жизни и потребовать, чтобы она объяснила: кто это — он?

— Это ещё более невероятная история, — произнесла Юля, клацая зубами. И вдруг воскликнула: — А может, он твое спасение? Обычно, если черные силы посылают гибель, следом светлые — посылают спасение. Здесь различить может только сердце.

— Кончай говорить загадками, Юлька! Ты меня пугаешь! — Инга почувствовала, как её спина покрывается мурашками. — Объясни толком!