‑ Но вы же сами видели ‑ их машины и их самих охраняют автоматчики...
‑ Я‑то все видел, а вот ты, как я погляжу, нет... Помнишь, как все эти иномарки подъезжали к ним?
‑ Вы хотите заминировать какую‑нибудь из неохраняемых машин? догадался я.
‑ Конечно! Только подождем начала рукопашной схватки. Я думаю, тут они потерпят сокрушительное поражение. Ты быстро это сделаешь, а я тебя прикрою в случае чего...
Стрельба стала понемногу стихать, и уверенная в своей победе, обезумевшая от запаха крови "братва" ринулась вперед, на ходу добивая раненых и не успевших эвакуироваться защитников. Но тут ублюдков встретила огромная людская толпа. Вопреки ожиданиям преступников, оборонявшиеся не разбежались под автоматным огнем мафии. Остервенело стреляли представители преступной власти, но на место упавших рабочих из первых рядов тут же вставали другие. Наконец, людская лава достигла бандитов. В рукопашной схватке соотношение было более чем пятьдесят к одному в нашу пользу. Увидев это, задние ряды нападавших повернулись спиной к полю боя и со всех ног помчались к своим машинам, которые быстро унеслись в неизвестном направлении.
Но за эти пять минут я смог незаметно подобраться к ближайшей машине, залезть под нее и в свете миниатюрного фонарика разместить под днищем взрывчатку ‑ в общей сложности шесть килограммов тротила. К одной из связок был прикреплен радиоаппарат, соединенный с детонатором. Я привел аппарат в состояние готовности к приему сигнала. Все мои движения были исключительно быстрыми и точными ‑ сказалась тщательная тренировка в гараже.
Однако я еле успел ‑ настолько быстрой была победа рабочих. Те из захватчиков, кто попался им в плен, были расстреляны из их же собственного оружия или забиты насмерть железной арматурой ‑ пощады не было никому. Необходимая самооборона, только и всего...
Дорогой ценой нам досталась эта победа: с нашей стороны было убито двадцать восемь человек и ранено семьдесят девять. Пал смертью храбрых и офицер спецназа ВДВ, гвардии капитан Антон Кузнецов...
Мы вдвоем прошли к обрыву, откуда открывался вид на вражеский вертолет, залегли за камни и стали ждать. Была непроглядная темень. Наконец, на западе вершины гор озарились розовым светом...
К вертолету начали съезжаться машины. Из одной из них вышли Гниловы и Грефы. Скоро я заметил и тот черный джип, под который подложил взрывчатку. К сожалению, прибыв в числе последних, он встал достаточно далеко от главарей. Взрывчатку, конечно же, не обнаружили ‑ ночь темная, да и не до того им было...
Мы так и не узнали, о чем они говорили тогда, но отчетливо видели в бинокль бешенство на их сытых мафиозных мордах. Все сорвалось: информацию о кровавых событиях на комбинате мы уже отправили в Москву, и днем о произошедшем узнала вся страна...
Мы медлили со взрывом: олигархи находились недостаточно близко от заминированной машины... Но вот мы увидели, что лопасти вертолета начали раскручиваться ‑ медлить далее уже было нельзя. Светловидов быстро достал передатчик, включил его, вытащил телескопическую антенну и протянул мне:
‑ Жми, Максим! За всех загубленных ими!..
Я не заставил его повторять дважды. Страшный взрыв потряс воздух и многократным эхом отозвался в горах. Джип и стоявшие рядом с ним машины превратились в металлолом, а находившиеся поблизости от места взрыва бандиты ‑ в рваные куски мяса. Взрывная волна, несмотря на удаленность, достигла и стоявших возле вертолета ‑ Грефы и Гнилов‑младший погибли на месте. Страшно будет переживать Герман Греф, особенно по случаю смерти молодого Генриха... Гнилову‑старшему повезло куда больше: отойдя перед предстоящей дорогой "по нужде", он отделался только оторванной ногой.
Уцелевшие "братки" начали неистово палить из автоматов вокруг себя. Но у них не было никаких шансов достать нас: мы, прикрытые густым горным лесом ‑ "зеленкой", были на расстоянии полукилометра от них. По крайней мере, нам так казалось...
‑ Надо быстро уходить, ‑ сказал Виктор Иванович. ‑ Нас уже вовсю ищут. За убийство масона у них полагается ритуальная казнь: человеку постепенно просверливают отверстия в черепе и вставляют в мозг иглы, пока он не умрет...
И тут случилось практически невозможное: одна из автоматных пуль достигла своей цели, и Светловидов получил смертельное ранение в сердце. Однако он не умер сразу. Я хотел понести его на себе, но Виктор Иванович остановил меня:
‑ Я умру через несколько минут. А ты постарайся выжить. Такие, как ты, будут очень нужны Родине после Победы. Я уверен: ты своим трудом прославишь ее. У тебя великое будущее, как и у Советской страны. Народное восстание неизбежно, ты сам видел это... Ты мне за этот месяц стал как родной сын... Иди. Ты знаешь, к кому обратиться в Сухуми. Прощай, Максим, прощай... Счастливо тебе!..
Некоторое время я, не пытаясь сдержать слез, стоял над телом учителя и боевого товарища. Он умер как настоящий солдат державы ‑ в бою за советский народ... Наконец, я взял походный мешок, проверил пистолеты и отправился в путь. Я решил не сдаваться живым...
Светловидов предусмотрел все: в рюкзаке были подробные военные карты этой части Кавказа, навигационный спутниковый прибор "ГПС", химикаты против идущих по следу собак, обеззараживающие воду таблетки. Уже через два дня я благополучно пересек границу Карачаево‑Черкесии ‑ пригодилось увлечение походным туризмом. Но до границы с Абхазией оставалось еще пятьдесят километров труднейшей горной дороги...
Передвигался я медленно, шел только в сумерки ‑ днем была опасность нарваться на поисковые группы, а ночью свалиться в пропасть. "Зеленка" надежно скрывала меня: надо мной много раз пролетали вертолеты, где‑то вдалеке слышался лай собак, но "особо опасного террориста" миновала встреча с преследователями. Мой радиосканер работал надежно, и я всегда знал, кто из них где находится и куда намеревается идти. Продуктов, к счастью, хватало...
Наконец, через одиннадцать дней похода индикатор прибора показал цифры, свидетельствующие о том, что я нахожусь вне России. Пройдя еще несколько километров, я оказался в абхазском ауле. В тот же день я сел на попутную грузовую машину.
На подъезде к Пицунде наш грузовик остановили на блокпосту для проверки, и меня задержали ‑ российские спецслужбы объявили меня в международный розыск. Под конвоем я был доставлен в Сухуми. На допросе к моему рассказу отнеслись недоверчиво ‑ ведь я был объявлен террористом, да еще к тому же сбежавшим из заключения. Я опасался, что меня выдадут раньше, чем все подробности о событиях 10‑11 июля дойдут до здешних спецслужб.
Я попросил встречи с одним из многочисленных друзей Светловидова, занимавшим видный пост в КГБ Абхазии. После того, как я сказал ему условные слова, опасность моей выдачи миновала. Абхазы, уже успевшие уведомить Россию о моей поимке, "с сожалением" сообщили, что я при конвоировании сбежал. Но оставаться там все равно было опасно, и меня переправили в Ирак...
Три года я проработал по специальности в арабских странах ‑ сначала в Ираке, а потом в Сирии и Ливии; жадно ловил каждое сообщение из России. С величайшей радостью я встретил новость о том, что однажды десятки миллионов людей во всех городах и поселках поднялись на всеобщую бессрочную политическую стачку, что народная армия поддержала восставших... В середине апреля 2005 года я уже был в Москве.
Я не узнал родного города. Бесследно исчезли барахолки, "макдональдсы", коммерческие ларьки, уличная реклама и прочие атрибуты "свободного рынка". Богачи уже на разъезжали на своих иномарках по столичным улицам. Плата за проезд в общественном транспорте была навсегда отменена. От трехметрового забора и турникетов на платформе не осталось и следа, а выродки в казачьей форме, избивавшие детей и стариков, болтались на опорах контактной линии рядом с бывшим начальником железнодорожного узла ‑ восставший народ по достоинству оценил их излишнее служебное рвение. Мелочь в масштабах всей страны, но столько неудобств приходилось терпеть ежедневно десяткам тысячам людей...