Глава 38
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Первым вернулся Сёмка. Его доставили с почетом: на извозчике, в сопровождении городового. Увидев Сёмку одного, Сарра обмерла.
– Сёмочка, Самуличка, Боже мой! А где же папа? Где Бетти? Где квартирант?
Каждый вопрос сопровождался поцелуем в щеку, в губы, в глаза. Сёмка еле вырвался из маминых рук.
– Ну довольно уже, мамочка, пусти меня, ты меня задушишь! - и Сёмка, жестикулируя, как большой, стал рассказывать.
Выйдя из дому, все сели на извозчиков. Они ехали на трех извозчиках. Папа отдельно, квартирант отдельно, а он с Бетти на третьем извозчике, причем тот человек в синих очках сидел рядом с Бетти, а он с двумя околоточными по бокам, против них. И так вот они ехали, ехали, еxали... Затем остановились, кликнув еще одного извозчика, и пересадили на него Сёмку с околоточными, а тот в синих очках с Бетти уехал в другую сторону. Сёмка опять ехал далеко, далеко... Наконец подъехали к большому каменному дому с ярко освещенными окнами. Сёмку ввели в отдельную комнату и посадили на длинную гладкую скамью. Его оставили одного, приказав спать. Но как спать без подушки?.. Сёмка посидел, посидел, а затем все-таки лег и лежал до тех пор, пока действительно не заснул... Сколько он спал - не знает, но когда он проснулся, было уже совсем светло. Около него стоял околоточный, не тот самый, а другой. Околоточный отвел Сёмку в большую комнату с царским портретом. Там сидел человек в больших усах и эполетах и еще один без усов, но вихрастый. Тот, что с эполетами расспрашивал Сёмку, а вихрастый записывал слово в слово. И когда он писал, у него трясся вихор. Спрашивали Сёмку решительно обо всем. Как его зовут, сколько ему лет, где он учится, и как папу зовут, и как маму зовут, и квартиранта. Все, все! Затем стали спрашивать: знает ли он Кириллиху, ее мужа. Знал ли он Володьку? В какие игры он с ним играл? И когда они играли в последний раз? Приходил ли Володька к ним домой? Давали ли ему у них в доме есть, пить игрушки и т. д...
– Ну, а ты что сказал? - спросила мать, любуясь сыном.
– Что же я мог сказать? - ответил Сёмка, разводя руками. - Я сказал всю правду о себе и о Володьке. Сказал, что мы были товарищами, играли вместе, но друг к другу в дом не ходили, что папа его никогда и не видел. И что лучше всех его знал наш квартирант, потому что он с ним занимался. Ну, тогда стали спрашивать про Рабиновича.
– Ну-ну!
– Ну, ничего, я рассказал всю правду! Рассказал, что квартирант никогда бы и не узнал о Володьке, если бы я не рассказал сестре, что у Кириллихи есть сын, которого отец колотит, что Володька ходит в школу, но ему не с кем готовить уроки... А потом, когда сестра об этом рассказала Рабиновичу, он стал ходить к Володьке и готовить с ним уроки.
– И это все?
– Чего же ты еще хотела? Потом спрашивали, что Рабинович говорил о Володьке.
– Ну, а ты?
– Ну, я сказал, что квартирант очень хвалил Володьку, говорил, что он способный мальчик, что у него "еврейская голова" на плечаx...
Сарра, как ни была удручена, не могла не улыбнуться.
– Так и сказал: "еврейская голова"?
– Ну что я тебе, выдумывать стану? Потом спросили, о чем шептался Рабинович с папой перед пасхой. Что он делал в "подряде", где пекут мацу, и что мы ели за "сейдером".
– Что ели? - удивилась Сарра.
– Всё-всё спрашивали! И я сказал всю правду: что квартирант с папой совсем не шептался, что в "подряде" он помогал печь мацу, а за "сейдером" мы ели много вкусных вещей: мацу, хрен, картошку, рыбу, мясо, оладьи...
Сарра не могла больше сдержаться: обняла Сёмку и стала его целовать. Какой умница! Сёмка был очень доволен собой и вспоминал новые подробности допроса:
– Да, еще я забыл тебе сказать, что спрашивали про кровь.
– Про кровь, горе мне, какую кровь?
– Да про кровь, что мы сделали с кровью?
– С какой кровью?
– А я знаю? Я тебя спрашиваю, с какой кровью?
– Ну, что ж ты сказал?
– Что я мог сказать? Сказал, что не знаю, о какой крови они говорят.
– Ну а они?
– Они говорят: "Не бойся, мы никому не расскажем!"
– Ну а ты?
– Я сказал, что ничего не понимаю.
– Ну а они?
Сёмка рассердился, совсем как отец:
– "Они сказали". "Ты сказал". Это - бесконечная история. А я кушать хочу!
Сарра вскочила с места и побежала к шкафу. Но в этот момент вошел Давид. Сарра совсем растерялась. Что делать? Дать ли ребенку кушать, радоваться ли возвращению Давида или горевать о том, что Бетти еще не вернулась? Она еле проговорила:
– А где Бетти? И где квартирант?
– Как где? Разве их еще нет?- спросил Давид. - А я думал, что они давно дома...
Давид прибежал было домой в прекрасном настроении, но, узнав, что детей еще нет, остановился пришибленный.
Оправившись, Давид заговорил:
– Ну и ночь! Ну и утро! Не было печали, так черти накачали! Володька! Чигиринский! И во сне не снилось!
Он стал рассказывать. Досадно, что нет Бетти и Рабиновича. Тогда бы он рассказал все подробно. А теперь можно сокращать. С первой же минуты ареста, рассказывал Давид, он был так спокоен и хладнокровен, как будто вся история его ничуть не касалась. Он ведь знал, что все это ерунда, глупости, не стоит понюшки табаку.
– Чего вы от меня хотите? - спросил он, когда ему объяснили, в чем его подозревают. - Вам хочется непременно навязать мне убийство? Это вам не удастся! Никакого "ритуала" у нас нет! Вы сами его выдумали! А признаться в том, чего я не делал, вы меня не заставите! Это было возможно сто лет тому назад. А теперь есть, слава Богу, закон, суд и прокурор...
– Вы прокурора и законы оставьте в покое, - ответили ему. - Расскажите лучше, как был убит Чигиринский, пасынок вашего соседа.
– Какие соседи? Что за пасынок? - раскричался Давид. - Я понятия не имею ни о каких Володьках! Знать не знаю никаких Чигиринских! Оставьте меня в покое! Вы хотите посадить меня в тюрьму? Сажайте! Хотите затеять дело? Затевайте! Я ничего не боюсь, потому что моя совесть чиста! Я вам говорил и повторяю, что Володьки Чигиринского я никогда в глаза не видал! Я только знаю, что по соседству живет какой-то Кирилл и что у него был пасынок Володька.
– Ах, вы все-таки знаете, что на свете существовал Володька? - перебили его, думая поймать на слове.
– Конечно, знаю! Почему мне не знать? Подумаешь, какая честь! Я знаю, что этот Кирилл, напившись, избивал до полусмерти своего несчастного пасынка. А больше я ничего не знаю! Ни-че-го!
Тогда у Давида взяли подписку о невыезде и отпустили на свободу.
– Другой на моем месте, - хвастал Давид перед женой, - насиделся бы! И если я так легко отделался, то только благодаря моему умению держать себя с начальством, не дрожать перед полицией.
– Да-да, - сказала Сарра глядя в окно и хрустя пальцами, - ты, конечно, прав, что и говорить. Но почему это так долго нет Бетти? И почему держат Рабиновича?
– Кто тебе сказал, что его держат? - Давид храбрился, хотя сердце у него колотилось в груди от тревоги не столько за квартиранта, сколько за дочь.
– Я тебе сейчас все растолкую. О квартиранте вообще нечего беспокоиться, Человек он спокойный и хладнокровный, Он, может быть, уже ушел оттуда, но по дороге забежал в зубоврачебную школу или встретился с товарищами и заболтался...
– А Бетти?
– Начинается!.. Как ты думаешь, не сбегать ли мне к сестре? Авось они там?
– Ну что ты говоришь? - ответила Сарра. - Неужели ты допускаешь, что она, освободившись, побежит не домой, а к тетке...
Давид чувствует, что жена права, но все-таки возражает:
– Вот ты увидишь, я сейчас пойду к сестре и приведу Бетти! Что ты тогда скажешь?
– Что я скажу? Дай Бог!
Давид выбежал из дому, не зная, куда направиться. За ним следом выбежала Сарра. И так в течение всего дня несчастные родители бегали по всему городу. Побывали в самых неожиданных местах, обивали пороги всех полицейских участков и канцелярий, охрипли, расспрашивая...