В том году плоды завязались рано, быстро наливались соком, и было их так много, что под ветви, чтобы не обломились, пришлось ставить подпорки. Мать, как всегда, готовилась дней через десять — пятнадцать собирать урожай…
Подали голос первые петухи. Приближался рассвет. Всего несколько часов осталось Лейле-хале гостить в собственном доме. Днем ее похоронят на сельском кладбище. Положат рядом с мужем, кузнецом Ахадом, скончавшимся еще до войны.
Фариз ждал рассвета. Давным-давно он спрятал медаль «За отвагу» в щель между камнями в стене; с тыльной стороны дома. Замазал щель глиной.
Мать так и не увидела боевой награды сына. Теперь, готовясь проводить ее в последний путь, Фариз принял еще одно решение, которым тоже не поделился ни с кем, как и тогда, когда сжег похоронку на брата.
Едва забрезжил рассвет, Фариз достал старый, оставшийся от деда кинжал и пошел во двор. Сковырнул кинжалом окаменевшую глину, открыл щель и вынул сверток с медалью. Долго держал медаль на ладони. Она была тяжелой, словно впитала в себя все тяготы ратной жизни, и сверкала, будто только что отлитая; краски на муаровой ленте колодки была свежими и яркими.
В тот момент, когда мать опускали в могилу, Фариз незаметно положил медаль ей на грудь.
А вечером, после поминок, он рассказал сестрам все — от начала до конца.
И уже два траура смешались в одном доме: сестры оплакивали мать и погибшего в сорок пятом брата…
Бабек шел рядом, слушал рассказ отца. Он многое уже понимал, и сердце у него сжималось от жалости к бабушке и от гордости за дядю, которого он никогда не видал и не увидит, но всю жизнь будет помнить о том, что он был.
Они дошли до дороги, и тут отец обернулся и поднял глаза на обелиск, словно уплывавший в синеву неба.
— …Вот почему имя нашего Рамиза оказалось в конце списка, — заключил Фариз. — Я в этом виноват.
— А нельзя сказать, чтобы переделали надпись и имя дяди Рамиза поставили вторым?
— Нельзя, сынок… И не нужно. Не имеет значения, высечено имя первым или последним. Важно, что оно стоит в общем ряду героев.
— Если бы хоть медаль осталась… — упавшим голосом сказал Бабек. — Была бы у нас память о дяде.
— Поздно жалеть об этом.
…Они шли по старой улице селения Гайнаглы. За родником, одетым в серый гранит, улица сделала поворот, и перед ними открылся отчий дом Фариза под красной черепичной крышей — в этом доме жила теперь его старшая сестра.