Время шло. Маршан поставил перед доктором конкретную задачу — в короткий срок создать сверхмощный УМП. Но хитрый и коварный старик доверял только себе, и Орантес замечал, что, несмотря на новое высокое положение, за ним и О'Рейли продолжают следить, и не только с помощью технических средств.
А О'Рейли продолжал фанатично ломиться в науку, и это у него получалось уже неплохо. И в спорте ирландец преуспевал, он стал кумиром болельщиков Сельвента. Каждый день на борцовском ковре проходили схватки О'Рейли с несколькими соперниками сразу. В одиночку против него выходить уже никто не желал.
За много лет одиночества в сельве О'Рейли страшно соскучился по нормальной человеческой жизни и гнал теперь, насколько позволяли здешние правила и порядки, как говорится, «на полную катушку». Он уже не проявлял особой инициативы в поисках способа вырваться отсюда, и это, в общем-то, даже устраивало доктора Орантеса, ведь в противном случае горячий и невыдержанный ирландец легко мог попасться на каком-нибудь пустяке, поставив их обоих в безвыходное положение.
Строжайшая дисциплина и какой-то просто нечеловеческий порядок, словно в муравьиной куче, где каждый знает свою тропку, царили в Сельвенте. Рабское повиновение жителей Сельвента любым приказам Маршана и его помощников, даже абсурдным, долгое время удивляло и поражало доктора Орантеса. Вначале он объяснял это исключительно особенностями воспитания в городке, однако позднее совершенно случайно узнал следующее. Человека, хотя бы однажды не выполнившего распоряжение Маршана, помещали в специальную «лечебницу», расположенную в отдалении от городка, а после обработки особыми нервно-психическими препаратами выпускали. Такой человек уже больше не имел своего собственного лица, воля его была подавлена, он действительно становился рабом.
Около трети населения Сельвента побывали в этой лечебнице и вышли оттуда с клеймом «пятиразрядных». Остальные испытывали перед ней смертельный ужас.
Однажды доктор Орантес поднялся, как обычно, в семь часов, время, когда все в Сельвенте обязаны вставать, и с удивлением обнаружил, что О'Рейли еще спит.
— Джон, подъем! — крикнул доктор из кухни, готовя завтрак.
Когда он вошел, О'Рейли сидел на кровати. Вид у него был болезненный: бледное, отекшее лицо, движения вялые, расслабленные. И это здоровенный, никогда не хворавший ирландец!
О'Рейли встал и вдруг покачнулся, едва удержавшись на ногах.
— Что с тобой, Джон? — озабоченно спросил доктор, поддерживая товарища.
— Дьявольщина какая-то. Голову еле от подушки оторвал. Сейчас вот голова закружилась, в глазах потемнело….
— Я позову врача.
— Не надо, зачем мне врач. Пройдет…
Доктор Орантес, удивленный тоном О'Рейли, глянул ему в глаза и поразился. В них был страх.
— Я с детства боюсь врачей, — простодушно сознался О'Рейли. — Давай подождем, Хуан. Если уж станет совсем невмоготу, тогда зови…
К вечеру состояние О'Рейли улучшилось, и он даже, как всегда, отправился на спортплощадку. Однако в этот раз победа над постоянным соперником мордастым Сорро — досталась ирландцу очень и очень нелегко.
А на следующее утро О'Рейли не поднялся с постели. Врач, осмотрев его, сказал, что у больного общее ослабление организма, и необходимо обследование в клинике.
В клинику доктор Орантес отправился вместе с товарищем, которого несли на носилках.
Состояние О'Рейли катастрофически ухудшалось. Видя, что лекарства не помогают и Джон все слабеет, Орантес улучил момент, когда они остались одни, и дал другу захваченный с собой препарат СИС, резко стимулирующий работу иммунной системы. Порошок СИСа ему вернули вместе с прочими вещами, приняв за обычное лекарство, после согласия доктора работать на Маршана.
Он рисковал: препарат был плохо проверен, но иного выхода не было.
Вскоре вошел врач и с тревогой сообщил, что анализы показали сильное отравление неизвестным ядом.
«Кто бы это мог сделать?» — забилась мысль в голове доктора. И вдруг ему отчетливо вспомнились горящие ненавистью глаза поверженного на ковер Сорро. Доктор решил тотчас же проверить свои подозрения.
О'Рейли прямо на глазах стало заметно лучше, и его можно было на время покинуть. Доктор пошел к Стальскому.
При встрече они, будто добрые приятели, пожали друг другу руки. После того как Орантес был введен в ученый совет Сельвента, Стальский стал вести себя еще более подобострастно. Сам он не был членом совета, но, по всей видимости, ужасно этого желал.
— Я вот по какому вопросу зашел, — сказал доктор Орантес. — У тебя, насколько помнится, работает один парень. Здоровый такой, как медведь.
— Да-да, это Сорро. Он у меня работает. Очень-очень талантливый молодой человек!
— А чем он занимается?
— Это вообще-то служебная тайна, но вам, доктор Орантес, как члену совета, я, конечно же, скажу. Он занимается ядами. Да-да, ядами.
— Умеешь молчать, Стальский? — прервал его доктор.
— Любое ваше желание, доктор Орантес, для меня закон, закон для меня. Разумеется, если оно не противоречит законам Сельвента.
— Так вот, Стальский, этот самый Сорро отравил Джона ядом. Джон едва не умер… Что скажешь? — спросил доктор Орантес, наблюдая за реакцией Стальского.
Лицо поляка вытянулось. Он долго молчал, не решаясь ответить.
— Ну что тут скажешь, господин Орантес! Сорро, безусловно, не прав, он поступил как мальчишка. Это все из-за борьбы, я знаю. Сорро очень честолюбив, а О'Рейли несколько раз здорово побил его. Сорро можно понять, понять можно… — заюлил Стальский.
— Что будет, если я сообщу про этот случай Маршану? — спросил доктор Орантес, продолжая внимательно следить за быстро изменяющимся выражением лица Стальского.
— Понимаете, доктор Орантес, Сорро, разумеется, погорячился, разумеется… И все-таки вашему другу следовало бы быть с ним поаккуратнее. Над Сорро все смеялись, а он честолюбив, очень честолюбив…
— Что ты несешь, Стальский?! — не в силах сдержать себя, взорвался Орантес. — Ты что, не понял? Сорро пытался подло убить О'Рейли!
— Больше такое не повторится, не повторится. Я гарантирую вам это, я клянусь…
— Да ты никак с ним заодно? — Еще мгновение, и Орантес ударил бы Стальского.
— Что вы, что вы, доктор Орантес! — испуганно вскрикнул Стальский и вдруг, с внезапно прорезавшейся железной ноткой в голосе, тихо сказал: — Я не советовал бы поднимать шум вокруг этого дела. Сорро — сын профессора Маршана. Это тайна. Ее не знает даже сам Сорро.
Ошеломленный неожиданной новостью, доктор Орантес медленно опустился в кресло. Гнев, ярость, ненависть кипели в нем. Но ведь нужно, нужно продолжать так осточертевшую игру с этими подонками…
— Что же ты предлагаешь, Стальский? — спросил он, взяв себя в руки.
— Никому не сообщать о проступке Сорро.
— Проступке?
— Да, проступке! Остальное я беру на себя. Такое больше не повторится.
— Ну что ж, спасибо и на этом. Увидишь, я тоже умею быть благодарным, заверил доктор Орантес.
О'Рейли вышел из клиники через три дня. Спустя две недели он как ни в чем не бывало по вечерам снова выходил на ковер.
Доктор Орантес во время одной из прогулок по парку рассказал товарищу о причинах его внезапной болезни и разговоре со Стальским. Взбешенный ирландец загорелся желанием немедленно расправиться со своим врагом, и доктору стоило больших трудов отговорить его от так не нужной им сейчас мести.
Однако на ковре О'Рейли с тех пор не упускал случая задать Сорро сильную трепку. Всякий раз, когда тот оказывался среди его противников, зрители плотным кольцом опоясывали ковер. Вскоре после начала схватки О'Рейли и Сорро оставались один на один — остальные соперники Джона обычно уклонялись от борьбы после одного-двух его жестких толчков и захватив. И тут начиналась не борьба, а жестокой бой с использованием Сорро совсем не борцовских приемов. Но могучий ирландец неизменно продолжал выигрывать все схватки, и Сорро всякий раз после очередного поражения провожал Джона мутным от злобы взглядом. В конце концов доктор Орантес категорически запретил О'Рейли выходить на ковер. Упрямый ирландец поспорил-поспорил, но потом все-таки согласился с разумными доводами товарища.