ЭМИЛИЯ. Да вы садитесь, мой милый. Бертик, кресло! (Садится на трон.)
ЯНЕК. Разрешите, я сбегаю. (Бежит.)
КРИСТИНА. Не туда! (Бежит за ним.)
ПРУС. (Гауку). Cher comte.[5]
ГАУК. Боже мой, это вы, Прус? Я вас не замети; простите великодушно. Очень, очень рад. Как поживаете?
ПРУС. А вы?
ГАУК. Как ваша тяжба? Развязались вы с тем субъектом.
ПРУС. Где там! Грегор, позвольте вас представить...
ГАУК. Ах, господин Грегор? Очень, очень рад. Как поживаете?
ГРЕГОР. Спасибо.
Янек и Кристина приносят стулья.
ЭМИЛИЯ. Эй вы, зачем ссоритесь?
ЯНЕК. Мы ничего, просто так...
ЭМИЛИЯ. Садитесь, Макс.
ГАУК. Покорно благодарю. (Садится.)
ЭМИЛИЯ. Вы там садитесь. Бертик может сесть ко мне на колени.
ГРЕГОР. Вы слишком любезны.
ЭМИЛИЯ. Не хочешь -- стой.
ГАУК. Прекрасная, божественная, на коленях прошу у вас прощения.
ЭМИЛИЯ. За что?
ГАУК. Я -- старый дурак. Какое вам дело до канкой-то давно умершей Евгении Монтес.
ЭМИЛИЯ. Она умерла?
ГАУК. Да.
ЭМИЛИЯ. Это глупо.
ГАУК. Умерла пятьдесят лет тому назад. Я любил ее. С тех пор прошло пятьдесят лет.
ЭМИЛИЯ. Да.
ГАУК. Ее называли гитаной, цыганкой. Она и была цыганка. Называли: la chula negra.[6] Это было на юге, в Андалузии. Я тогда служил в посольстве, в Мадриде. Представляете себе? Пятьдесят лет тому назад. В тысяча восемьсот семидесятом...
ЭМИЛИЯ. Да.
ГАУК. Она пела и плясала на базарах, понимаете? Боже мой, все сходили по ней с ума! Ай да гитана! Как щелкнет кастаньетами! Я, знаете ли, был тогда молод... а она, она была...
ЭМИЛИЯ. Цыганка.
ГАУК. Совершенно верно. Цыганка. Вся -- огонь. Нет, этого не забыть, никогда не забыть... Поверите ли, после этого я уже не мог опомниться. На всю жизнь остался каким-то пришибленным...
ЭМИЛИЯ. О!
ГАУК. Я идиот, мадемуазель. Идиот Гаук. Я... как это называется?
ГРЕГОР. Слабоумный.
ГАУК. Вот, вот, слабоумный. Все, что имел, оставил у ее ног, понимаете? Потом была уже не жизнь, а так -- спячка... Vaya, querida! Salero! Mi Dios,[7] как вы на нее похожи! Евгения, Евгения! (Расплакался.) ПРУС. Гаук, возьмите себя в руки!
ГАУК. Да, да... Простите великодушно... Мне пора уходить, а?
ЭМИЛИЯ. До свидания, Макс.
ГАУК. Совершенно верно. Я... я еще приду, а? (Встает.) Разрешите откланяться. Боже мой, как понсмотрю на вас...
ЭМИЛИЯ. (наклоняясь). Поцелуйте меня.
ГАУК. Простите? Как вы сказали?
ЭМИЛИЯ. Bиsame, bobo, bobazс!
ГАУК. Jesзs, mil veces, Euqиnia!
ЭМИЛИЯ. Animal, un besito!
ГАУК. (целует ее). Eugиnia, moza negra... nina... queнrida... carмsima.
ЭМИЛИЯ. Chite, tonto! Quieta! Fuera!
ГАУК. Es ella, es ella! Gitana endiablada, ven conнmigo, pronto!
ЭМИЛИЯ. Yo no lo soy, loco! Ahora callate! Vaya! Hasta maяana, entiendes?
ГАУК. Vendrи, vendrи, mis amores!
ЭМИЛИЯ. Vaya!
ГАУК. (отступает на шаг). Ау, por Dios. Cielo de mм, es ella! Sм, es ella! Eugиnia...
ЭМИЛИЯ. Caramba, vaya! Fuera!
ГАУК. (отступает). Vendrи! Hijo de Dios, ella misma![8] (Уходит.)
ЭМИЛИЯ. Следующий! Кому я еще нужна?
ВИТЕК. Прошу прощения. Не соблаговолите ли наднписать на память мне... и Кристинке... вашу фотографию?
ЭМИЛИЯ. Глупости. Но Кристинке не откажу. Перо! (Надписывает.) До свиданья.
ВИТЕК. (кланяется). Тысяча благодарностей. (Уходит с Кристиной.)
ЭМИЛИЯ. Следующий? Больше никого?
ГРЕГОР. Мне вы нужны с глазу на глаз.
ЭМИЛИЯ. В другой раз как-нибудь. Значит, никого? Ну, я ухожу.
ПРУС. Простите, еще минутку.
ЭМИЛИЯ. Вы хотите что-то сказать?
ПРУС. Непременно.
ЭМИЛИЯ. (зевает). Ладно, выкладывайте.
ПРУС. Я хотел только спросить... Вам ведь кое-что известно о Иозефе Прусе и прочем, не так ли?
ЭМИЛИЯ. Может быть.
ПРУС. Так случайно не знакомо ли вам одно имя?
ЭМИЛИЯ. Какое?
ПРУС. Ну, скажем, Макропулос?
ЭМИЛИЯ. (быстро встает). Что?
ПРУС. (тоже встает). Знакомо вам имя Макропулос?
ЭМИЛИЯ. (овладевая собой). Мне?.. Абсолютно незнанкомо. Впервые слышу. Да уходите вы все! Уходите! Оставьте меня наконец!
ПРУС. (кланяется). Весьма сожалею...
ЭМИЛИЯ. Нет, нет! Вы подождите. А Янек что? Занснул, что ли? Пусть уходит!
Янек уходит.
(Грегору.) Тебе что?
ГРЕГОР. Поговорить с вами.
ЭМИЛИЯ. Сейчас мне не до тебя.
ГРЕГОР. А мне нужно с вами поговорить.
ЭМИЛИЯ. Пожалуйста, Бертик, оставь меня. Уйди, милый. Сейчас уйди. Можешь прийти через несколько минут.
ГРЕГОР. Я приду. (Холодный поклон Прусу. Уходит.)
ЭМИЛИЯ. Наконец!
Пауза.
ПРУС. Извините, мадемуазель, я не предполагал, что это имя так взволнует вас.
ЭМИЛИЯ. Что вы знаете о Макропулосе?
ПРУС. Я вас об этом спрашиваю.
ЭМИЛИЯ. Что вы знаете о Макропулосе?
ПРУС. Сядьте, прошу вас. Очевидно, разговор ненмного затянется.
Оба садятся. Пауза.
Прежде всего, мадемуазель, разрешите нескромный вонпрос. Может быть, даже слишком нескромный.
Эмилия молча кивает.
Есть у вас... какой-нибудь особый интерес к особе госпондина Грегора?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ПРУС. Вам очень важно, чтобы он выиграл тяжбу?
ЭМИЛИЯ. Нет.
ПРУС. Благодарю вас. Не буду расспрашивать, мандемуазель, откуда вам известно содержимое запертых столов у меня в доме. Это, видимо, ваша тайна.
ЭМИЛИЯ. Да.
ПРУС. Прекрасно. Вы знали, что там письма. Знали, что там завещание Пруса... да еще запечатанное. А знали вы, что там было... еще кое-что?
ЭМИЛИЯ. (в волнении встает). Что? Вы нашли еще что-то? Что именно?
ПРУС. Не знаю. Для меня самого -- загадка.
ЭМИЛИЯ. Вы не знаете, что это?
ПРУС. А вы знаете?
ЭМИЛИЯ. Вы мне об этом ничего не сказали...
ПРУС. Я думал, вам известно от Коленатого... или от Грегора.
ЭМИЛИЯ. Никто из них не говорил мне ни слова.
ПРУС. Это просто запечатанный конверт с надписью рукой Иозефа Пруса: "Сыну моему Фердинанду". Вот и все. Конверт лежал вместе с завещанием.
ЭМИЛИЯ. И вы его не вскрыли?
ПРУС. Нет. Он адресован не мне.
ЭМИЛИЯ. Так давайте его сюда.
ПРУС. (встает). Как? Почему?
ЭМИЛИЯ. Потому что я так хочу. Потому что... понтому что...
ПРУС. Ну?
ЭМИЛИЯ. Потому что я имею на это право.
ПРУС. Позвольте узнать: какое?
ЭМИЛИЯ. Не скажу. (Садится.)
ПРУС. Гм... (Садится.) Это, видимо... тоже ваша тайна.
ЭМИЛИЯ. Разумеется. Так вы дадите?
ПРУС. Нет!
ЭМИЛИЯ. Что ж, хорошо. Мне даст его Бертик. Коннверт принадлежит ему.
ПРУС. Посмотрим. Можете вы сказать мне, что в этом конверте?
ЭМИЛИЯ. Нет. (Пауза.) А что вам известно о Макропулосе?