Вороной конь нес его обратно в его родные края, и с каждой милей он оказывался все ближе и ближе к тем местам, где всякий взрослый и ребенок знал его в лицо. Вон, даже Бад был довольно подробно осведомлен об обстоятельствах дела и даже узнал коня, на котором он теперь ехал.

В каком-то роде его путешествие было похоже на полет птицы, за которой на земле охотится свора собак, а в небе в любой момент могут напасть коршуны. Получалось, что Кендал со своей шайкой вынудил его сорваться с места и обратиться в бегство, а представители закона старались перехватить его по дороге.

Единственное, что успокаивало его при мысли о хижине, к которой он держал путь, так это то, что находилась она на самом краю долины, расположенной выше уровня Бернд-Хилла, и что всю дорогу до неё он сможет проделать, не выезжая из-под спасительной сени деревьев. Фэнтом твердо решил добраться до назначенного места засветло, чтобы успеть оглядеться на местности и по возможности создать все условия для ночлега — себе и своему коню. На следующий день они должны будут чувствовать себя отдохнувшими и полными сил, чтобы отправиться в дальнее путешествие обратно в Долину Счастья!

При мысли об этом душа его приходила в смятение. Долина Счастья, обезлюдевшая после массового исхода её обитателей и последующего рейда полиции — какая участь теперь её ожидает? И какие сражения разгорались на её просторах прежде? Потому что если обитатели долины решат держать осаду, то лишь чудо поможет шерифу и его маленькому отряду.

Фэнтом направил коня к тому месту, откуда брала свое начало холмистая равнина, в глубине которой и раскинулся городишко Бернд-Хилл. Позади него возвышались горы, через которые ему предстояло перейти, что вернуться снова в Долину Счастья, а ниже по склону брала свое начало речка, которая, петляя по долине, доносила свои воды до самого города. Здесь же это был всего-навсего тоненький, мутный ручеек, постепенно набиравший силу как будто исключительно ради того, чтобы затем, через много-много миль наполнить своей водой крохотный прудик, купаться в котором он так любил в детстве.

Он слез с коня и промыл раны на лице. Ни одна из них не была серьезной, но вся кожа была покрыта бесчисленными царапинами, и от этого все лицо казалось сильно распухшим. Холодная вода несколько успокоила боль и способствовала обретению душевного равновесия, пребывая в котором, он и проделал остаток пути, направляясь вниз по склону среди плакучих ив, растущих вдоль берега набиравшей силу реки, пока, наконец, солнце не начало клониться к горизонту.

Его лучи уже больше не были обжигающими, и теперь от земли веяло теплом, которое она успела вобрать в себя за день, когда воздух был горяч и неподвижен. Над водой с жужжанием роились тучи насекомых, издали похожие на облачка серовато-коричневого тумана, и по мере того, как солнце опускалось все ниже, скрываясь за горизонтом, этот гул, казалось, становился все громче и громче. И вот наконец Фэнтом въехал под сень тополей, где и находилась та самая хижина, в которой он должен был встретиться с Куэем.

Скорее всего, этот изобретательный джентльмен раньше утра уже не объявится, и мысль об этом заставила Фэнтома пришпорить коня, торопясь поскорее расположиться на ночлег.

И вот за деревьями замаячили темные очертания хижины. Фэнтом слез с коня и осторожно двинулся вперед, пока, наконец, не оказался у самого края зарослей, где и остановился, пристально вглядываясь в царивший под деревьями полумрак. Чернец покорно стоял рядом и был кроток, как ягненок. Он поднял голову и навострил уши, но тут прямо перед собой Фэнтом увидел цель своего путешествия.

Это был Куэй собственной персоной. Старик сидел на пороге хижины, привалившись спиной к косяку и обхватив руками колено, а за спиной у него висела сломанная дверь, державшаяся на одной ржавой петле. Он с довольным видом попыхивал трубкой.

На его благообразном лице застыло столь умиротворенное выражение, и сам старик настолько удачно дополнял своим видом окружающий пейзаж, что в какой-то момент Фэнтом даже позабыл и о тех ошеломляющих открытиях, которые ему довелось сделать совсем недавно, и о том, какие чувства он испытывал к Куэю после первых нескольких встреч с ним — однако осознание истины тут же вернулось к нему.

Рядом с хижиной он заметил двух великолепных, длинноногих скаковых лошадей. Седла с них, скорее всего, были отнесены в дом. Передние ноги скакунов были спутаны, и они жадно щипали траву, очевидно, сильно проголодавшись за время дальнего переезда. Это вполне объясняло то, каким образом Куэю удалось так быстро добраться сюда из долины!

— Ты приехал, мальчик мой? — спросил Куэй, не повышая голоса.

Фэнтом, отчего-то смутившись, вышел из-за деревьев и направился к хозяину, перекинув через плечо седельную сумку.

— Никогда не задерживайся надолго перед тем, что представляет собой скорбное зрелище, — сказал Куэй. — Это картина поруганных принципов, несбывшихся надежд и тщетных усилий. Именно такое зрелище представляет сейчас собой старый Джонатан Куэй; в прошлом филантроп, а ныне бандит. Бедный бандит, Джим, которого ты сейчас сделаешь бандитским бароном!

Эта тирада получилась настолько нарочито театральной, что Фэнтом, сбрасывая с плеч долой свою тяжкую ношу, разразился безудержным смехом.

— Это хорошо! — заметил Куэй, кивая. — Если ты так смеешься, что и впредь сможешь оставаться честным человеком!

— Оставаться? — переспросил Фэнтом.

— Ну да. Ты же был им всегда. А то ограбление дилижанса — так это же была лишь детская шалость. Одни мальчишки бьют окна. А ты вместо этого взял и ограбил дилижанс. Я даже знаю, в какой именно момент ты испугался больше всего.

— Правда? — спросил Фэнтом, безмерно удивляясь тому, что старик не вцепился первым делом в сумку, чтобы убедиться, все ли на месте. — Ну и когда мне было страшнее всего?

— Не тогда, когда из-за поворота показалась первая пара упряжки; и даже не тогда, когда загремели выстрелы, и в тебя угодили пули; а гораздо позже, когда ты увидел добычу и понял, что держишь в руках ворованное добро!

— Верно, — подтвердил юноша. — Именно тогда. От страха у меня даже мурашки побежали по спине.

Он положил сумку к ногам Джонатана Куэя, но тот даже не прикоснулся к ней, внимательно разглядывая лицо юноши.

— Похоже, Джим, тебе пришлось не сладко. Упал с лошади?

— Кендал едва не сцапал меня, — ответил Фэнтом, — но я напоролся на людей шерифа. Они привязали меня к спине этого коня; конь от них сбежал; по дороге мне встретился мальчишка, который напильником распилил мне наручники, а в сумку эти остолопы заглянуть так и не догадались. Вот так, хоть и с приключениями, но я все же добрался сюда.

— Кендал… шериф… наручники… — пробормотал Куэй. — Столько событий за один день. О, Джонатан Куэй, — продолжал он, поднимая голову и разговаривая сам с собой, — если бы ты только мог знать заранее, что тебе написано на роду! Нет, все-таки в одном я гениален! Я вижу людей насквозь и могу без труда определить, на что они годны и что собой представляют. Когда я впервые увидел тебя, я тут же, с первого же взгляда, понял твой секрет. Я понял, что могу доверять тебе, положиться на тебя! Ты заслужил награду, так что давай, подставляй карманы! Сейчас мы насыплем в них этого сверкающего добра…

Юноша упреждающе поднял руку и отступил назад.

— Давай, подходи, — сказал Куэй.

Сунув руку в недра сумки, он вытащил оттуда горсть камней, которые словно сами по себе источали призрачный свет.

— Аппетит приходит во время еды, мальчик мой, — проговорил Куэй.

Фэнтом решительно покачал головой.

— Всего ещё несколько дней назад, — ответил он, — я бы оторвал бы их у вас с руками и был бы на седьмом небе от счастья. Но теперь я не могу принять это.

— Не можешь? Ты не можешь? — переспросил Куэй. — Не дури, Джим. Ты хороший парень. Хороший, честный парень, я сразу же это понял. Но только не надо перерезать себе глотку, как говорится, ради собственной плоти сострадания!