Подобно этим вышколенным солдатам, компьютеры тоже делают то, что им говорят. Они рабски выполняют все команды, если они написаны на воспринимаемом ими языке. Именно поэтому они делают множество полезных вещей вроде обработки текстов и разнообразных вычислений. Но, как неизбежный побочный продукт, они точно так же рабски выполняют вредные команды. У них нет способности осознать, будет ли команда иметь положительный или гибельный результат. Они просто повинуются. И именно это их беспрекословное повиновение делает компьютеры так восприимчивыми к компьютерным вирусам и червям. Написанная злоумышленником программа, которая говорит: «копируй меня во все адреса, имеющиеся на твоём жестком диске», будет беспрекословно выполнена и затем она же будет выполнена другими компьютерами, которым она будет в результате копирования послана, и так она будет распространяться с экспоненциальной скоростью. Нельзя создать компьютер, который будет послушным исполнителем в полезном смысле и в то же самое время иметь иммунитет к вирусной инфекции.

Надеюсь, мне удалось подготовить вас к заключительной аргументации о связи особенностей детского мозга и религии. Естественный отбор выработал в детском мозгу тенденцию верить во всё, что бы родители или старейшины племени ни говорили. И именно это качество автоматически делает его восприимчивым к заражению ментальными вирусами. По совершенно естественным эволюционным причинам, детский мозг должен доверять родителям и старшим, которым родители велят верить. Автоматическим следствием этого является то, что тот, кто беспрекословно верит, не имеет возможности отличить хороший совет от плохого. Ребёнок не может сказать, что совет «Если ты будешь плавать в реке, кишащей крокодилами, тебя съедят» – это хороший совет, а совет «Если в полнолуние ты не принесёшь в жертву козла, урожай погибнет» – это плохой совет. Оба звучат одинаково. Оба исходят из надёжного источника, и оба произносятся строгим голосом, который требует уважения и повиновения. То же относится к высказываниям о мире, космосе, морали, природе человека. И, конечно, когда ребёнок вырастет и имеет своих детей, он, естественно, передаст всё это своим детям, и тем же назидательным тоном.

Согласно этой модели, можно было бы ожидать, что в разных географических регионах возникнут различные, не имеющие реальной фактической базы верования, которых люди будут придерживаться с таким же убеждением, как и к полезным составляющим традиционной мудрости, как, например, к вере, что навоз полезен для урожая. Можно было бы ожидать также, что беспочвенные верования будут эволюционировать из поколения в поколение либо вследствие случайного дрейфа, либо следуя закономерностям, подобным дарвиновскому естественному отбору, демонстрируя со временем значительное отклонение от общего предка. Известно, что языки заметно дрейфуют от общего праязыка, если его носители географически разделены и пройдёт достаточно большой для этого промежуток времени. То же верно и по отношению к традиционным верованиям и предписаниям, передаваемым из поколения в поколение и возникшим первоначально благодаря программируемости мозга ребёнка.

Дарвиновский естественный отбор формирует детский мозг с тенденцией верить старшим, со способностью имитации и копирования и, следовательно, косвенно со способностью к распространению слухов, легенд, к религиозной вере. Но, создав такой мозг, генетический отбор порождает некоторый новый вид негенетической наследственности, которая может служить базой нового вида эпидемиологии и, возможно, даже нового негенетического дарвиновского естественного отбора. Я полагаю, что религия относится к группе явлений, объясняемых этим видом негенетической эпидемиологии с возможной примесью такого негенетического дарвиновского отбора. И если это так, религия не имеет никакой ценности для выживания человеческих особей и не даёт никаких преимуществ для их генов. Если и есть от неё какая-то польза, то только для неё самой.

2004 г.

Ричард Докинз.

[© Richard Dawkins, What Use is Religion? Free Inquiry magazine, V. 24, No 5, Aug – Sept. 2004.]

Послесловие переводчика

Читая Докинза, получаешь истинное интеллектуальное наслаждение. В эти дни, когда религиозный фанатизм, фундаментализм и ультраортодоксия рвутся к власти и реваншу, нельзя не видеть, насколько актуальна проблема, поднятая в статье. Статья в сущности не столько о том, что от религии нет сейчас никакой пользы никому, кроме неё самой, сколько о фундаментальном вопросе, как объяснить возникновение этого феномена и его явную самоподдерживающуюся эволюцию. Нельзя отрицать, что большинство людей ощущают инстинктивную склонность верить в существование какой-то сверхестественной и всемогущей силы. Наиболее ярко это проявляется в наши дни в России, где нынешнее поколение выросло при секулярной советской власти и где после развала СССР огромная часть населения, миллионы людей вдруг стали религиозными христианами, мусульманами, буддистами, иудеями. Это явление не имеет никакой связи с культурным и образовательным уровнем людей. Более того, именно среди так называемой интеллигенции такая религиозная конверсия стала, как это ни прискорбно, своеобразной модой. В чём дело, почему так происходит, в чём фундаментальная причина этого феномена с точки зрения природной целесообразности?

Гипотеза Докинза, что религия – это своебразный ментальный вирус, подобный компьютерным вирусам, возникший как паразит на эволюционно полезном свойстве детской психики полагаться на то, что говорят старшие, отвечает на этот вопрос. Полностью ли отвечает?

По-видимому, нет, да и Докинз на это здесь не претендует. Мне, например, казалось – до того, как я прочёл Докинза, – что стадный инстинкт является той почвой, на которой произрастает склонность к религиозному мышлению. Предки современного Homo Sapiens жили стаями, Homo Sapiens жили, а многие и сейчас живут, племенами, и стадный инстинкт был важным генетически наследуемым признаком для выживания потомства. То, что этот стадный инстинкт не исчез и сохраняется в человеческой психике, я думаю, не нуждается в особых доказательствах. Мы совсем не настолько далеко ушли в наших основных инстинктах от наших предков-приматов, как нам может казаться. Впрочем, эта гипотеза в сущности не противоречит гипотезе Докинза.

Так или иначе религия, конечно, паразит, и всегда была ею. Но в критике религии нельзя игнорировать тот факт, что в историческим плане у неё, а точнее, у религиозных институций, была и частично ещё сейчас остаётся и общественно полезная функция хранения и передачи моральных ценностей, накопленного опыта и знаний. Египетские жрецы говорили, когда сеять, когда убирать, хранили и развивали астрономические сведения, библия содержит полезные в древности советы по землепользованию и по гигиене, церковные школы учили грамоте, сама наука возникла в недрах религиозных учреждений. Сейчас эти функции религии вполне могут выполнять современное государство, школа, наука и искусство, и уже ничто не может оправдать те огромные и кровавые жертвы, которые люди продолжают приносит на её ненасытный алтарь.

Было бы замечательно, если бы нашёлся специалист по истории религии, чтобы проследить её и рассказать о ней, опираясь на естественно-научный дарвиновский подход, прекрасный пример которого даёт статья Ричарда Докинза.