Женщина хихикнула, и ее муж слегка ткнул ее локтем. Это были служащие, возвращавшиеся домой после отпуска на Гамме. Они были слишком бедны, чтобы позволить себе путешествовать первым классом, на что они имели право. Но отдохнули они хорошо. Кэродайну они понравились.

С ними был и их ребенок, девчушка лет пяти-семи, со светло-золотистыми кудряшками, одетая в простое, но славное белое платьице. Кэродайн завоевал ее дружбу на все путешествие своей улыбкой и местными сладостями. В последствии он не мог вспомнить начала их разговора, он полагал, что начала должно быть Джинни. Однако сразу после самоуверенного Лобенчью они говорили о сказках. Джинни взгромоздилась на колени Карсону Напье, а худая женщина с огнем горящими глазами, рассказывала ребенку о Деде Морозе.

- Мама рассказывала мне о нем, - сказала Джинни. - Я хочу другую историю про человека с белым лицом.

Переглянувшись, мать и отец Джинни застенчиво засмеялись. Лобенчью смеялся от души. Напье спросил:

- Что это за история, Джинни?

- Вы же знаете. Про человека, который взорвал Землю.

Все улыбнулись, припоминая истории своего детства, которые им рассказывали на ночь. Все, то есть, кроме Кэродай-на. Нет, конечно он тоже улыбнулся. Для отвода глаз. Но он не вспоминал про какую-то утопическую Землю, лежащую в миллионах миль отсюда, как это делали остальные. Остальные... Кроме, возможно, Напье?

- Но как ты узнала, что он взорвал Землю? - спросил Напье.

- Мне так папа сказал. Все были очень плохими. Была война. Ужасно. - Она скорчила гримаску, и все участливо улыбнулись. - Все миры были повсюду взорваны.

- Да, - сказал тяжело Лобенчью. - Это правда.

- Вы там были, мистер Лобенчью? - вежливо спросил Кэродайн.

Лобенчью открыто посмотрел на него.

- Знаете, мистер Картер, был. Всего лишь год назад я в самом деле предпринял поездку к краю Распада. Там планета с очень любопытным... ну, коммерческая тайна и все такое, вы понимаете. Но посмотрел в телескоп и увидел этот район - черный, бессолнечный мертвый. - Он провел рукой по лбу. - После обычных наших звезд, это грустно. Очень грустно.

- Как вы думаете, - осторожно заговорил Напье, - кто-нибудь когда-нибудь отважился проникнуть в Распад?

Лобенчью фыркнул. Отец Джинни, Хэролд Джиллоу, сказал:

- Так, а для чего это нужно? Ведь там ничего нет, правильно? Все было разрушено.

- Должно быть, это было ужасно, - шепотом сказала Рита Джиллоу.

Джинни надула губы.

- Ты сказал, что все миры были взорваны. А вы сказали, что видели, где не взорваны, - она взглянула на Лобенчью. - Значит эта часть - правда. А почему же не правда про Землю и про человека с белым лицом? Почему это сказка?

Все в удивлении оглянулись.

- Ну, Джинни, - медленно произнес ее отец. - То, что есть такое место Распад - не означает, что все рассказы о нем - это правда. Никогда не было планеты под названием Земля. Это просто - ну, выдумка, легенда. Забавная сказка.

Кэродайн спросил:

- А что забавного в том, что взорвались миллион солнц и их планеты?

- Я считаю пора идти спать, сударыня, - твердо сказала Рита Джиллоу. Она поднялась. Джинни обеими руками обвила Напье за шею.

- Не хочу спать. Я хочу послушать про Землю.

- Ладно, еще пять минут. - Ее мать взглянула на Хэролда, вздохнула и села. Джинни теснее прижалась к Напье.

- Итак, насколько я помню, - сказал Напье, - в те дни было очень много плохих людей. И все они были разных цветов. Между ними была ужасная и страшная война. Они настолько не могли оценить того, что действительно представляло важность и значение, что взрывали миры друг друга. - Он замолчал. В холле наступила тишина.

- То же, что мы сделаем с Ахенсик, если они будут плохо себя вести? невинно прощебетала Джинни.

- О боже, чего только дети не наслушаются по телевизору, - смущенно сказал ее отец.

- Ну, я из Эринмор, - пугливо ответил Лобенчью. - И у нас больше семисот солнц.

Странно, но наиболее важная тема при знакомстве до этого не затрагивалась. Напье сказал:

- Белмонт.

Кэродайн сказал:

- Шанстар.

Худощавая женщина:

- Делев.

Напье продолжал старую историю о том, как во всей исследованной галактике свирепствовала война, как она выжгла сама себя, и как люди прорвались в эту часть, ближе к центру, оставляя за собой свой мир под названием Земля, которая все еще была там, вращалась вокруг своего маленького солнца.

Сыновья и дочери Земли ушли на свежие пастбища, и лучшие из них выжили, но только лучшие, только те у кого была золотистая кожа. Все остальные, нехорошие, испорченные, белые и черные, желтые, коричневые и красные, вымерли. И, в конце концов, один человек с белым лицом взорвал Землю.

- Почему? - спросила Джинни.

- Этого никто не знает, моя дорогая. Но так как Земли никогда и не было, это не очень и важно.

- Папа сказал, что он сделал это в отчаянии. И у него было смешное имя, которое подходило к его смешному белому лицу. - Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить.

Напье быстро сказал:

- Никто не хотел беспокоиться о том, что осталось за Распадом, Джинни. Все там было расчищено, и мы все начали заново. И никто никогда не ходит в Распад, и оттуда никогда ничего не приходит.

Лобенчью зашевелился:

- А вот забавный случай. Когда в прошлом году я был на границе Распада, там ходил рассказ, что из Распада однажды пришел какой-то корабль...

- Нет!

- Вы шутите!

- Вздор!

- Что ж, - сказал Лобенчью, - я понимаю, в это трудно поверить, но об этом много говорили. Какой-то корабль вышел из Распада и исчез в нашей части Галактики.

- В прошлом году? - спросил Кэродайн. - В чьем исчислении, мистер Лобенчью?

- Ну разумеется Эринмора. Постойте - около пятисот дней Хораки, так наверное.

Кэродайн подсчитал.

Джинни подпрыгивала от нетерпения. Ей это все было совсем не интересно.

- А этот человек, который взорвал Землю миллион лет назад, - говорила она, - этот человек со смешным белым лицом. Как его звали?

Напье придвинул малышку к себе, и Кэродайн не видел его лица. Но слышал, что он сказал.

- Его, Джинни, звали Кэродайном.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Дэйв Кэродайн сидел на краю кровати. Одномиллиметровый лучевой ударник, продолжительность одна сотая секунды, пятьдесят восьмая модель, сделан на Рагнаре, лежал разобранный на промасленном куске пластиковой ткани. Он методично чистил каждую деталь, поднимая ее осторожным касанием, которое больше подходило бы для игры на каком-нибудь музыкальном инструменте, чем для подготовки разрушительного оружия, которое могло быть использовано в любой момент. Во время работы он беззвучно насвистывал сквозь зубы.