О письмах святителя Игнатия Брянчанинова

Среди эпистолярного наследия русских старцев особо выделяются письма духовного писателя и аскета святителя Игнатия Брянчанинова[177]. Уже первое знакомство с ними показывает, что автор их сохраняет высокий стиль своих больших произведений и с духовным постоянством преподает свое слово тем, с кем ведет переписку. В письмах святителя Игнатия можно встретить отдельные изречения, выражающие сущность деятельности их автора-подвижника, которые стали как бы нарицательными. Наконец, письма эти всегда содержат высокую поэзию слова, являя в себе и раскрывая неизъяснимую глубину русского литературного языка.

Владыка писал много и иночествующим, и светским особам, и всегда основное в его письмах – зов к жизни духовной, изъяснение основ этой жизни, усвоение этих основ тому, кому пишется письмо. Говоря прежде всего о духовной литературе, автор писем выражает совершенно определенное мнение, что не всякий труд, написанный на духовную тему, есть труд духовный. Он признает недостаток в подлинном духовном слове и говорит о переживаемой им эпохе: «Глад слышания Слова Божия – вот бедствие, несравненно тягчайшее бедствие всех бедствий». В письме к другому лицу Святитель говорит о спасающихся как о путниках, испытывающих «недостаток в хлебе». Наконец, в письме к некоторому настоятелю он пишет о «тесноте нынешнего времени, в которое весьма оскудело истинное духовное знание».

Признавая духовную жизнь подлинною только в том случае, если она основана на покаянии и смирении, Владыка поучал своих близких учеников о последовательности духовного процесса: «Надо, чтобы с сердца началось обновление, сердце – корень». Тому же ученику, поучая его не ждать помощи от внешних подвигов, он пишет: «Ожидай с покорностью слезЫ от Бога. Какой-то святой невидимый перст, – расширяет свою любовь Святитель в послании ученику, – какой-то тончайший помысл смирения коснется сердца – и придет слеза тихая, слеза чистая, изменит душу, не изменит лица; от нее не покраснеют глаза, – кроткое спокойствие пролиется в выражение лица, соделает его ангелоподобным».

Правильно понимая ход духовной жизни, Владыка мог свободно писать и о духовной любви, которая была ему поддержкой на его крестном пути. «Какое наслаждение –любовь, – пишет он своему другу С. Д. Нечаеву. – Пишу к вам и на языке моем чувствую какую-то особенную сладость. Это сладость древа райского». «Точно, – любовь николиже отпадает», – пишет он тому же лицу после долгого перерыва и перемены в судьбе его корреспондента. «Любовь есть печать души, способной для неба, – пишет он в других письмах. – Любовь – тот покой, тот дол, в который Бог вселяет единомысленных о Христе».

Тому же возлюбленному другу, когда скорби того стали безмерными, Святитель написал замечательные слова, которые с великим утешением могут повторяться каждым скорбящим: «Христос действует иначе, – утверждает Владыка, – Он не снимает тернового венка с возлюбленного Своего, потому что так венчаются в цари Небесного Царства, но посылает в душу благодатную сладость, залог предвкушения вечного блаженства». Запоминается этот образ, данный святителем Игнатием, и спасает в минуты тяжелой душевной борьбы и тревоги.

Свобода, которую Владыка обретал в понимании духовной жизни и подвига, давала ему возможность говорить о мерах духовной любви, позволяла ему писать своим духовным чадам свободно и будто необычно. «Сердце мое говорит больше, нежели может выразить слово», – начинает епископ Игнатий письмо к своему близкому ученику. «И странно! – восклицает он далее. – Едва сердце мое захочет начать беседу с тобою, как впадает в него ощущение молитвы, уносит меня в тот мрак, который служит кровом Богу, светом для разумных Его тварей. Несись туда и ты! Хорошо – забыть человека в Боге, потому что помнит его Бог. Хорошо быть мертвым для человека в Боге; это – истинная жизнь, жизнь Духом».

Однако слова, подобные приведенным, сравнительно редки в посланиях святителя Игнатия. Значительное число его писем преисполнено словами о скорбях, тяготах, о месте Креста в жизни христианина. «Уготовьтесь на скорби, – пишет Преосвященный инокине, искавшей его руководства, – откажитесь от утешения, и оно придет к тому, кто считает себя недостойным». «По тернистому пути ведет вас рука Промысла! – пишет Святитель Нечаеву, – но такова судьба возлюбленных Богом <...> Крест – это знамя стада Христова, это знамение овцы Христовой. Да ниспошлет Господь в минуты тяжкой скорби вашей благую мысль благодарения Богу, славословия и благословения десницы Его».

К некоторому скорбящему священноиноку Владыка писал: «Бог кого отделяет в ближайшее служение Себе, в сосуд духовных дарований, тому посылает скорби». «Облобызаем Крест как знамение Христово, – продолжает он, – руководствующее ученика Христова в Царство Небесное. Был повешен на кресте разбойник <...> а с креста переселился на небо как исповедник». Заключая письмо к этому своему собрату, святитель Игнатий восклицает: «Дайте руку: пойдем за Христом, каждый неся крест свой и им израбатывая свое спасение».

Крест и скорби так усвоились святителю Игнатию, что почти в каждом письме можно встретить мысли, аналогичные изображенным выше. «Где бы я ни был, в уединении ли, или в обществе человеческом, свет и утешение изливаются в мою душу от Креста Христова», – начинает он свое письмо к иноку, пожелавшему глубокого уединения. Ему Владыка советует «терпением между человеками уврачевать немощь чувств, узреть Промысл Божий и войти в умную молитву». Говоря другу о своей болезни, епископ Игнатий заключает: «Точно – Крест Господень есть иго благое и бремя легкое, а со Иисусом и на Голгофе рай».

Признавая скорби и крест необходимыми в ходе внутренней жизни человека, святитель Игнатий вместе с этим вел своих учеников и всех его вопрошающих к деятельному покаянию. «В покаянии вся тайна спасения, – уверяет Преосвященный своего собрата настоятеля. – Не думайте о покаянии легко, – развивает эту идею святитель Игнатий, – это душа всех подвигов, это общее делание, которое должно одушевлять все прочие делания».

Отвечая на вопрос своего корреспондента о молитве, Владыка связывает в своем ответном письме подлинную молитву с покаянием. «Покаяние должно быть душою молитвы, – пишет он, – без него она мертва, смердит вонею мнения гордостного и обольстительного! Покаяние – единственная дверь, посредством которой можно о Господе обрести спасительную. Вознерадевший о покаянии чужд великого блага». «От покаяния раждается умиление, – поучает Святитель другого священноинока, – умиление освещает клеть душевную, внося в нее свет духовный от Света Христа». «Ложась на одре, кайтесь, – поучает Святитель свою близкую духовную дочь, инокиню, – и вставая кайтесь: как в цепи звено держится за звено, так в жизни вашей воздыхание да следует за воздыханием».

Преосвященный Игнатий очень высоко ставил жизнь по совету и большое значение уделял откровению монахами помыслов старцу. Одной из своих духовных дочерей, предлагая часто и искренне открываться ее старице, Владыка писал: «При решительном откровении согрешений делами, словами и помышлениями можно в один год преуспеть более, нежели при посредстве других подвигов, самых многотрудных, в течение десяти лет. Оттого враг и борет так сильно против этого спасительного делания».

В письмах о молитве святитель Игнатий развивал те же основные мысли, которые излагал в своих больших произведениях. «Молитва, – пишет он, – есть высочайший, труднейшей и многоскорбнейший подвиг, требующий и полного самоотвержения, и правильности мыслей». Давая различные по объему молитвенные правила своим духовным детям, святитель Игнатий считал необходимым, чтобы «правило было для человека, а не человек для правила». Искушения же, встречающиеся при делании молитвы, считал неизбежными. «Умиление и любовь к ближним, кои все без изъятия кажутся яко ангели, суть плоды истинные и непрелестные молитвы», – поучает Святитель болезненную инокиню, делательницу молитвы Иисусовой. «А встречающиеся искушения, уныние и сон служат доказательством, сколько молитва нам полезна», – заключает свое назидание Владыка.