Едва ли Берия, Меркулов, Влодзимирский и Церетели размышляли о том, что законно, а что нет. Раз сам товарищ Сталин приказал тайно ликвидировать кого-то, значит, у него были бесспорные основания. А всякого рода бумаженции – вроде ордеров на аресты или решений «троек» – это простые формальности, за которые цепляются только буквоеды. Главное – не рассуждать, а вовремя выполнить приказ и доложить об исполнении.

Приговорили Церетели осенью 1955 года к высшей мере наказания, как это ни странно, за измену родине и принадлежность к контрреволюционной организации, чего, понятно, не было и в помине. На суде Шалва Отарович держался с присущим ему достоинством, а в последнем слове поведал судьям, что в 1919 году с великой радостью вступил в ряды коммунистической партии и до дня ареста в течение 34 лет никаких прегрешений против родной партии не допускал.

Вынужден признать, что князь Церетели говорил чистую правду и верно служил своей партии. А коль скоро осудили его не за убийство ни в чем не повинных людей, от чего ему было бы не отвертеться, а за то, чего он в действительности не совершал, то я допускаю, что приговор по делу Церетели будет опротестован и отменен. Это ли не парадокс?

(К. Столяров. // Совершенно секретно. – 1994. – №9)