Разбойников было около семидесяти человек, вооруженных луками и стрелами. Когда мы догнали разбойников, наши слуги с оружием были сзади нас и не могли к нам подъехать, а разбойники были частью в долине, частью на склонах горы; я же думал, что люди в долине – наши приятели, крестьяне из ближних деревень, которые погнались за разбойниками, а те, что на склонах горы, – разбойники. Я вытащил меч и ринулся на тех, кто был на горе, но моя лошадь, поднявшись на крутизну, едва не испустила дух. Когда я добрался до разбойников, лошадь остановилась, не будучи в состоянии двинуться. Один из разбойников наложил стрелу на лук, чтобы поразить меня, но я закричал и испугал его. Он удержал свою руку, и я стал снова спускаться с горы, не веря своему спасению от них. Эмир Му‘ин ад-Дин поднялся на самую макушку горы, чтобы посмотреть, нет ли там крестьян, которых можно собрать для боя, и закричал мне с верхушки горы: «Не отходи от них, пока я не вернусь!».

Потом он скрылся от нас, а я вернулся, к тем, которые были в долине. Я теперь уже знал, что это были разбойники, и бросился на них в одиночку, так как долина была узкая. Разбойники пустились бежать и побросали хлопок, который был с ними. Мы отняли [237] у них двух вьючных животных, также нагруженных хлопком. Они поднялись в пещеру на склонах горы, и мы их видели, но у нас не было к ним подступа.

Эмир Му‘ин ад-Дин, да помилует его Аллах, возвратился к концу дня, не найдя людей, которых можно было бы собрать для боя, а если бы с нами было войско, мы бы снесли всем разбойникам головы и отняли бы все, что у них было.

В другой раз со мной тоже случилось нечто подобное; причиной этого было проявление божественной воли, а также малый опыт в войне.

Мы выступили с эмиром Кутб ад-Дином Хусрау ибн Талилем[358] из Хама, направляясь в Дамаск на службу к аль-Малику аль-Адилю Нур ад-Дину[359], да помилует его Аллах. Мы прибыли в Хомс, а когда эмир собрался ехать дальше по дороге в Баальбек, я сказал ему: «Я поеду вперед: осмотрю баальбекскую церковь, пока ты приедешь». – «Сделай так», – сказал он.

Я сел на коня и поехал. Когда я был в церкви, ко мне прибыл от него всадник и передал его слова: «Шайка разбойников напала на караван и захватила его. Садись на коня и выезжай мне навстречу к горе».

Я поехал и присоединился к эмиру. Мы поднялись на гору и увидели разбойников под нами, в долине, окружавшей гору, на которой мы находились.

Один из приближенных Хусрау сказал ему: «Опустись к ним». – «Не делай этого! – воскликнул я. – Мы будем кружить на горе, оставаясь над разбойниками, преградим им дорогу на запад и захватим их». А разбойники были из земель франков. «Зачем нам вертеться на горе? – сказал другой. – Мы уже подошли к ним и почти захватили их».

Мы спустились, но разбойники, увидев нас, поднялись на гору. Хусрау сказал мне: «Поднимись к ним». Я силился подняться, но не мог. На горе было пять-шесть [238] наших всадников. Они сошли с коней и пошли пешком, ведя лошадей на поводу. А разбойники, которых было очень много, бросились на наших товарищей и двух из них убили. Они захватили их лошадей и еще одну лошадь, владелец которой спасся. Они спустились с другой стороны со своей добычей, а мы вернулись обратно. У нас убили двух всадников и отняли трех лошадей; кладь каравана тоже пропала. Вот пример безрассудства от малой опытности в войне. [239]

Храбрость от самолюбия

А что касается безрассудства в смелости, то оно происходит не от презрения к жизни. Причина его лишь в том, что когда человек, известный своей храбростью и прославленный доблестью, вступает в сражение, то честолюбие заставляет его действовать соответственно своей славе, а все остальное становится неважным; однако душа его боится смерти и опасностей, и страх едва не берет над ним верх и едва не удерживает его от того, что он хочет сделать, пока человек не пересилит душу и не побудит ее к тому, что ей неприятно. Им овладевает из-за этого дрожь, и он меняется в лице, но когда он вступает в бой, то подавляет страх, и его волнение проходит.

Я присутствовал при осаде крепости ас-Саур[360] вместе с царем эмиров атабеком Зенги, да помилует его Аллах, о котором было уже кое-что упомянуто раньше. Эта крепость принадлежала эмиру Фахр ад-Дину Кара-Арслану ибн Дауду ибн Сукману ибн Ортуку[361], да помилует его Аллах, а гарнизон ее состоял [240] из лучников. Это происходило после того, как Зенги потерпел поражение под Амидом[362].

Как только разбили палатки, атабек послал одного из своих людей, а тот крякнул под крепостью: «Лучники! Атабек говорит вам: «Клянусь милостью султана[363], если хоть один из моих товарищей будет убит вашей стрелой, я велю отрубить вам руки!»

К крепости подвели стенобитные машины, и они разрушили одну сторону, и не были еще стены настолько сокрушены, чтобы двинуть туда пехотинцев, как один из бойцов атабека из жителей Алеппо по имени Ибн аль-Урейк поднялся к бреши. Он стал биться мечом с врагами, и те нанесли ему несколько ран и сбросили с башни в ров. Наши люди во множестве прошли через брешь и овладели крепостью. Уполномоченные атабека поднялись в крепость, и атабек взял ее ключи, которые послал к Хусам ад-Дину Тимурташу ибн Ильгази[364], передав ему эту крепость.

Случилось так, что стрела какого-то лучника попала в колено хорасанскому бойцу, пробила ему чашку над коленным суставом, и он умер. Как только атабек овладел крепостью, он потребовал к себе лучников, которых было девять человек, и они пришли, держа натянутые луки на своих плечах. Он велел отпилить им большие пальцы у самого основания, и руки у них расслабли и пропали, а Ибн аль-Урейк вылечился от своих ран после того, как был близок к смерти. Это был смелый человек, и он часто подвергал себя опасности.

Я уже видел нечто подобное. Однажды атабек расположился вокруг крепости аль-Бариа[365]. Ее окружали скалы и камни, на которых нельзя было разбить палатки. Атабек тогда спустился в долину и приказал эмирам по очереди возглавлять войска. Однажды атабек [241] приехал к крепости, когда была очередь Абу Бекра ад-Дубейси. На этом эмире не было боевого снаряжения. Атабек остановился около эмира и сказал ему: «Ступай вперед сражаться с нами». Эмир двинулся вместе со своими бойцами, которые были без доспехов, и против них вышла пехота из крепости. Один из воинов Абу Бекра по имени Мазьяд, который прежде не был известен своей доблестью в бою, выступил вперед. Он сражался с великим ожесточением, нанося врагам удары мечом, и рассеивал их отряды. Он получил несколько ран, и я видел его, когда его несли в лагерь при последнем издыхании. Затем он выздоровел, и Абу Бекр ад-Дубейси выдвинул его, богато одарил и назначил в свою свиту. [242]