Изменить стиль страницы

– Помоги мне, – крикнула она. – Я не могу вылезти.

Это была ложь; она просто хотела подозвать его. Но сироты доверчивы и наивны, любая ложь слишком сложна для их бесхитростной и простой натуры, и Гомер, хотя с некоторым беспокойством, но все же ничего не подозревая, послушно подошел к чану. Грейс тут же схватила его за запястья. Железная хватка ее тонких пальцев ошеломила Гомера; он потерял равновесие и чуть не упал в чан, прямо на нее. Она была совсем раздета, но Гомера поразила даже не самая нагота, а страшные, торчащие кости Грейс. Она походила на голодное животное из зверинца средней руки, где зверей часто и сильно бьют. Крупные синяки темнели на ягодицах и бедрах, отпечатки больших пальцев на запястьях отливали густо-лиловым цветом, но страшнее всего был желтовато-зеленый кровоподтек на маленькой жалкой груди.

– Отпусти меня, – попросил Гомер.

– Я знаю, что там делают, откуда ты приехал! – выкрикнула Грей Линч, дергая его за руки.

– Да, – кивнул Гомер, методично отдирая ее пальцы, но она ловко вскарабкалась на стенку чана и сильно укусила его в руку.

Он понимал, что придется оттолкнуть ее, но боялся, что она расшибется. И тут оба услышали, что к дому, хлюпая по лужам, подъезжает фургон Уолли. Грейс Линч отпустила Гомера и поспешно оделась. Уолли сидел в фургоне под проливным дождем и сигналил, и Гомер выбежал узнать, что случилось.

– Быстрей лезь в машину, – крикнул Уолли. – Надо выручать моего придурочного папеньку – он что-то натворил у Санборнов.

Гомер невольно вздрогнул. Он вырос в мире, где нет отцов, и не представлял себе, как человек, у которого отец есть, может назвать его «придурочным», пусть даже это и правда. На заднем сиденье машины лежал пакет с грейвенстинами. Гомер положил яблоки на колени, и Уолли поехал по Питьевому шоссе к магазину Санборнов. Милдред и Берт Санборны были давние друзья Сениора; он учился с ними в школе и одно время даже встречался с Милдред – до того, как познакомился с Олив, и до того, как Милдред вышла замуж за Берта.

Уоррен Титус, хозяин соседней скобяной лавки, стоял на крыльце их магазина и никого не пускал внутрь.

– Хорошо, что ты приехал, Уолли, – сказал он. – Твой папаша здорово нашалил.

Гомер и Уолли вбежали в магазин. Милдред и Берт удерживали Сениора в углу возле полок с бакалеей; Сениор уделал себя и пол вокруг мукой и сахаром. Вид у него был затравленный, и Гомер вспомнил Грейс Линч.

– Что случилось, папа? – спросил Уолли.

Увидев его, Милдред Санборн облегченно вздохнула, но Берт глаз не спускал с Сениора.

– Случилось, папа, – повторил Сениор.

– Не мог найти собачью еду и разозлился, – объяснил Берт Уолли, все еще глядя на Сениора: он боялся, что тот снова начнет чудить и порушит другие полки.

– Зачем ты искал собачью еду, папа? – спросил Уолли.

– Собачью еду, папа, – повторил Сениор.

– Похоже, он уже ничего не помнит, Уолли, – сказал Берт Санборн.

– Мы объясняли ему, что у него нет собаки, – подхватила Милдред.

– Помню-помню, чем мы с тобой занимались, Милли! – выкрикнул Сениор.

– Ну, опять пошло-поехало, – покачал головой Берт. – Успокойся, Сениор, – сказал он мягко. – Мы все тебе друзья.

– Мне нужно покормить Блинки, – сказал Сениор.

– У него в детстве была собака по кличке Блинки, – объяснила Уолли Милли Санборн.

– Сениор, если твой Блинки был бы жив, – сказал Берт Санборн, – он был бы старше нас.

– Старше нас, – повторил Сениор.

– Поехали домой, папа, – сказал Уолли.

– Домой, папа, – повторил Сениор и покорно поплелся вместе с Уолли и Гомером к фургону.

– Знаешь, что я тебе скажу, Уолли? – Уоррен Титус открыл перед ними дверцу фургона. – Это не от пьянки. От него сейчас не пахнет.

– Это что-то другое, Уолли, – кивнул Берт Санборн.

– А ты кто? – Сениор уставился на Гомера.

– Гомер Бур, мистер Уортингтон, – ответил Гомер.

– Мистер Уортингтон, – повторил Сениор.

Минут пять они ехали в полном молчании, и вдруг Сениор закричал:

– Заткнитесь все!

Олив встречала их на подъездной дороге. На Сениора она даже не взглянула и обратилась к Уолли:

– Уж не знаю, что он пил сегодня утром, но точно не водку. От него не пахло. Я бы не разрешила ему взять машину, если бы он пил.

– Кажется, выпивка тут ни при чем, мама, – сказал Уолли.

С помощью Гомера он отвел Сениора в спальню, снял с него ботинки и уговорил лечь в постель.

– А знаешь, я как-то раз трахнул Милли, – сказал Сениор сыну.

– Да, папа, конечно, – отозвался Уолли.

– Я трахнул Милли, трахнул Милли! – повторил Сениор.

Чтобы отвлечь отца, Уолли стал читать ему шуточные стишки. Когда-то Сениор знал их уйму и выучил им Уолли, но теперь с трудом вспоминал, хотя Уолли читал медленно, строчку за строчкой.

– Папа, помнишь про герцогиню Кентскую? – спросил Уолли отца.

– Конечно, – кивнул Сениор, но не сказал больше ни слова.

– «Бедняжка герцогиня Кентская… – начал Уолли, но Сениор не подхватил, и Уолли продолжил: – Дыра у нее слишком тесная».

– Тесная, – повторил Сениор.

Уолли еще раз продекламировал первые две строчки:

Бедняжка герцогиня Кентская,

Дыра у нее слишком тесная.

– Слишком тесная! – крикнул Сениор. И пропел дальше:

Красотка слезами заливается:

«Без кувалды не получается».

О Боже, подумал Гомер. Сениор озадаченно молчал. Они посидели с ним еще немного и ушли, когда им показалось, что он заснул.

Внизу Гомер сказал Олив и Уолли, что, по его мнению, у Сениора какое-то неврологическое заболевание.

– Неврологическое? – переспросила Олив.

– Как это? – удивился Уолли.

Наверху Сениор опять закричал:

– Слишком тесная!

У Гомера тоже была привычка повторять последнее слово, но тут был явно особенный случай, и в письме к д-ру Кедру он прежде всего упомянул этот симптом. «Сениор все время повторяет концы фраз», – писал Гомер и прибавил еще, что отец Уолли забывает названия самых простых вещей; на днях не смог попросить сигарету – словно онемел, показывая на нагрудный карман сына. «Как будто слово „сигарета“ напрочь выскочило у него из головы, – писал Гомер. – А во время последней поездки по магазинам Сениор не мог открыть защелку на бардачке машины. И еще у него появилась странная манера снимать с себя пушинки. Такое впечатление, что ему кажется, будто на нем плохо почищенный пиджак».