И сестра Анджела, куда менее сентиментальная, чем сестра Эдна, вдруг почувствовала, что сейчас заплачет.

– Ни в чем вы не виноваты, – поспешил сказать Гомер. Уилбур Кедр опять проверил, не началось ли кровотечение.

– Здесь больше делать нечего, – коротко бросил он. – Если не возражаешь, побудь с ней, пока не кончится действие эфира. Ты ее здорово оглушил, – прибавил он, заглянув женщине под оттянутое веко. – Я сам приму роды женщины из Дамарискотты. Я ведь не знал, что тебе вообще медицина не по душе.

– Это не так, – ответил Гомер. – Я приму роды у этой женщины. Даже буду счастлив.

Но Уилбур Кедр уже отвернулся от пациентки и покинул операционную.

Сестра Анджела быстро взглянула на Гомера; взгляд ее был вполне нейтральный и, уж конечно, не испепеляющий и даже не презрительный, но и не сочувственный. И не дружеский, подумал Гомер. И прошествовала вслед за д-ром Кедром, оставив Гомера с пациенткой, выбирающейся из эфирных паров.

Гомер проверил тампоном, нет ли кровотечения, почувствовал, как женщина пальцами коснулась его запястья.

– Я подожду, пока ты сходишь за каталкой, золотко, – произнесла она, едва шевеля языком.

В душевой отделения мальчиков было несколько кабинок; д-р Кедр умылся над умывальником холодной водой и глянул в зеркало – не осталось ли на лице следов слез; он не чаще Мелони смотрелся в зеркало и его поразил собственный вид: сколько времени он выглядит уже таким стариком. Он покачал головой и в зеркале позади себя увидел на полу груду мокрой одежды Кудри Дея.

– Кудри! – позвал он.

Д-р Кедр был уверен, что в душевой, кроме него, никого нет, но в одной из кабин был Кудри Дей и тоже плакал.

– У меня был очень плохой день, – донеслось из кабины.

– Давай с тобой об этом поговорим, – предложил д-р Кедр, и Кудри Дей покинул добровольное заточение.

На нем была более-менее чистая одежда, но явно чужая. Это были старые вещи Гомера, из которых Гомер давно вырос, а Кудри еще не дорос.

– Я хочу хорошо выглядеть, чтобы эта красивая пара усыновила меня, – объяснил Кудри.

– Усыновила тебя? – переспросил д-р Кедр. – Какая пара?

– Вы сами знаете какая. – Кудри был уверен, что это приглашенные д-ром Кедром усыновители. – Очень красивая тетя в белой машине.

«У бедного ребенка бред», – подумал Уилбур Кедр, взял Кудри на руки и сел с ним на край раковины, чтобы понаблюдать за его состоянием.

– Может, они приехали за кем-то другим? – упавшим голосом спросил Кудри. – Тете понравился Копперфильд, а он даже еще не умеет говорить.

– Сегодня нет никаких усыновлений, Кудри. Я ни с кем не договаривался.

– Может, они просто так приехали, посмотреть? – предположил Кудри. – Хотят выбрать самого лучшего?

– Так не делается, Кудри, – сказал всерьез обеспокоенный д-р Кедр. Неужели малыш думает, что Сент-Облако – это зоомагазин, куда можно приехать просто так, развлечения ради?

– Я не знаю, как это делается. – Кудри опять заплакал. А ведь укатали сивку крутые горки, вдруг на секунду подумал

Д-р Кедр, находясь под впечатлением увиденного в зеркале. Он чувствовал, что сдаст, хорошо бы его самого кто-нибудь усыновил, просто взял бы и увез отсюда. Он прижал к груди мокрое от слез лицо мальчика, зажмурился, и в глазах у него поплыли звезды, которые являлись обычно под влиянием эфира. Сейчас они безжалостно напомнили ему капли крови на стерильных тампонах, которых он повидал тысячи. Он посмотрел на Кудри Дея и засомневался: усыновит ли его кто-нибудь; вдруг ему грозит стать вторым Гомером Буром.

Сестра Анджела помедлила у дверей в душевую, слушая, как д-р Кедр утешает Кудри Дея. Она больше беспокоилась о д-ре Кедре, чем о мальчике. Сестре Анджеле и во сне не могло присниться, что между д-ром Кедром и Гомером, так любящими друг друга, когда-нибудь возникнет это упрямое противостояние. Ее удручало, что она бессильна им помочь. Какое счастье – зачем-то зовет сестра Эдна, дела отвлекут от горьких мыслей. Она решила поговорить сначала с Гомером, это легче; но пока не знала, что скажет тому и другому.

Гомер побыл со второй женщиной, пока окончилось действие наркоза; он переложил ее с операционного стола на каталку и навесил по бокам перильца, на случай если у нее закружится голова. Заглянул в соседнюю комнату, первая женщина уже сидела в постели; но он подумал, что им сейчас лучше побыть в одиночестве, и оставил вторую в операционной. Женщине из Дамарискотты наверняка еще не пришло время родить. В крошечной больнице так тесно, а он мечтает о собственной комнатке. Надо, однако, первым делом попросить прощения у д-ра Кедра. Как могли все те слова сорваться у него с языка? Причинить д-ру Кедру такую боль! Гомер чуть не плакал и поспешил в провизорскую; между прутьями железной койки торчали, как он было подумал, ноги д-ра Кедра: койку, всю, кроме изножья, загораживали шкафы с медикаментами. И Гомер обратился к ногам, мысленно удивившись их слишком большому размеру; и еще его удивило, что д-р Кедр, человек аккуратный, лег на кровать в туфлях, облепленных грязью.

– Д-р Кедр, – сказал Гомер, – простите меня.

Никакого ответа. Ругая себя, Гомер подумал, что д-р Кедр, пожалуй, не в самое подходящее время удалился «немного вздремнуть».

– Простите меня, я вас очень люблю, – продолжал Гомер немного громче.

Затаил дыхание, прислушался: дыхания не слышно; встревоженный, он зашел за шкаф и увидел на кровати бездыханное тело начальника станции. Гомеру, конечно, и в голову не пришло, что до этого раза никто никогда не объяснялся начальнику станции в любви.

Сестры Эдна и Анджела не могли найти для него другого места. Они перенесли сюда тело из операционной, чтобы пощадить чувства женщин, которым Кедр делал аборт. Не положишь же его в палату рожениц или в спальню мальчиков – то-то был бы переполох.

– Вот черт, – выругался Гомер.

– Что случилось? – спросил д-р Кедр, проходя мимо провизорской на руках с Кудри Деем.

– Да так, пустяки, – ответил Гомер.

– У Кудри Дея сегодня плохой день, – объяснил д-р Кедр.

– Не расстраивайся, Кудри, – махнул Гомер мальчику.

– К нам кто-то приехал. Как в зоомагазин. Хотят кого-то взять в дети, – выпалил Кудри.