Изменить стиль страницы

Ему опять захотелось послушать молитву миссис Гроган, и он отправился в отделение девочек. Стоял в холле и слушал умиротворяющие слова. А что, если читать молитву и мальчикам? Хотя нет, мальчишки совсем запутаются – вечернее благословение с принцами и королями, да еще молитва. Кедр иногда удивлял самого себя – чего только не взбредет в голову.

– Господи, поддержи нас весь долгий день, пока не удлинятся тени… не уляжется мирская суета… не будет завершена дневная работа.

Аминь, подумал Уилбур Кедр, святой из Сент-Облака, любитель эфира, старик семидесяти с лишком лет. Позади длинный путь, но как много еще нужно сделать!

* * *

Прочитав вопросы, присланные попечительским советом, Гомер не зная почему, забеспокоился. Конечно, д-р Кедр и другие стареют, но для него они всегда были «немолоды». Он задумался, что станет с Сент-Облаком, когда Кедр совсем одряхлеет, – эти мысли такой болью отозвались в сердце, что он поспешно спрятал вопросник и конверт с обратным адресом в «Практическую анатомию кролика». К тому же сегодня был особенно хлопотливый день, наступила уборочная пора, и в «Океанских далях» к полудню ожидали сезонников.

Гомер с миссис Уортингтон встретили бригаду в яблочном павильоне и проводили в дом сидра, хотя в том и не было большой необходимости – больше половины сборщиков не первый раз в «Океанских далях» и хорошо знают дорогу. «Старый босс», как называла миссис Уортингтон старшего сборщика, показался Гомеру совсем молодым. В этом году Олив впервые сама нанимала сезонников; прежде с ними списывался Сениор Уортингтон. По убеждению Сениора, главное – из года в год один и тот же хороший бригадир, тогда особых трудностей с сезонниками не будет.

Бригадира звали Артур Роз, на вид он был примерно одних лет с Уолли, чуть старше Гомера. Но Гомер знал, это только видимость, Роз уже пять или шесть сезонов возглавлял бригаду. До него с незапамятных времен был другой босс. Но однажды на письмо Сениора ответил Роз, сообщавший, что теперь сам «будет за босса», потому что «старик до смерти устал от путешествий». Позже выяснилось, что старик попросту умер. Роз оказался прекрасным бригадиром, всегда привозил сборщиков сколько нужно, никто не сбегал, не пропускал работу из-за пьянства больше, чем на день-другой. Он строго следил, чтобы не было драк, особенно когда приезжали две-три женщины; с женщинами были иногда дети, но и они вели себя тихо. Конечно, случалось, кто-нибудь падал с лестницы, но до серьезных травм не доходило. Бывали происшествия и на прессе, но только во время авральной ночной работы, когда уставшие за день работники подкреплялись спиртом и, разумеется, пикировали иногда с крыши дома сидра, хватив ли лишнего. Но запретить эти ночные бдения, ставшие ритуалом, было невозможно.

Олив с головой ушла в дела фермы. Днем ее все радовало, ночь же приносила тревогу; она была уверена, несчастья случаются с теми, кто поздно ложится.

Незадолго до страды Олив написала Артуру Розу, что Сениор умер и заниматься наймом будет теперь она. Письмо отправила по прежнему адресу – Южная Каролина, городок Грин, до востребования. Артур Роз ответил быстро. Выразив соболезнование, он уверил ее, что бригада приедет, как всегда, вовремя и в полном составе. И сдержал слово. Олив никогда не называла Роза Артуром, разве что когда писала имя на конверте или ежегодной рождественской открытке («Счастливого Рождества, Артур!»). Впрочем, по имени его никто не звал. Почему – Гомеру не объяснили, скорее всего, для поддержания авторитета. Уважительное отношение к мистеру Розу Гомер особенно почувствовал, когда Олив их знакомила.

– Гомер, – сказала она, – это мистер Роз. А это Гомер Бур.

– Рад познакомиться, Гомер, – приветствовал его мистер Роз.

– Гомер – моя правая рука, – с чувством добавила Олив.

– Рад это слышать, Гомер! – сказал мистер Роз и пожал Гомеру руку – крепко, но второпях.

Поджарый, как большинство сезонников, он и одет был не лучше других. Но его потрепанные вещи носили на себе отпечаток стиля: пиджак, пусть ветхий и грязный, был от двубортного костюма в полоску, явно принадлежавшего в прошлом какому-то щеголю. Поясом мистеру Розу служил шейный платок из натурального шелка. И туфли были хорошие – для работы на ферме это важно: старые, но заново подбитые, смазанные жиром и на вид удобные, носки – в тон туфлям. У пиджака имелся кармашек для часов: в нем золотые часы, которые, между прочим, шли. Роз часто привычным жестом извлекал их из кармашка и смотрел время, как будто все у него было расписано по минутам. Выбрит он был идеально, казалось, борода у него вообще не растет, гладкое лицо цветом напоминало темный горький шоколад. Он постоянно жевал белые мятные пастилки, и от него всегда веяло приятной свежестью. Говорил и двигался он медленно и степенно, речь и манеры были сдержанные и скромные, но, когда он просто стоял на месте и молчал, становилось ясно – этот человек порывист и в высшей степени решителен.

Был жаркий день бабьего лета. Океан – далеко, и легкая морская прохлада не долетала до яблочного павильона. Мистер Роз и миссис Уортингтон разговаривали на площадке возле павильона, среди грузовиков и фургонов, остальные сезонники сидели по своим машинам с опущенными стеклами, барабаня черными пальцами по горячему железу. Всего приехало семнадцать сборщиков и повар; к облегчению Олив, в этом году ни женщин, ни детей не было.

– Очень красиво, – похвалил мистер Роз цветы в доме сидра.

Перед тем как уйти, миссис Уортингтон обратила его внимание на правила, прикнопленные в кухне рядом с выключателем.

– Пожалуйста, покажите их остальным, – попросила она. – Договорились?

– Конечно, я и сам всецело за правила, – с улыбкой отозвался тот.

Когда Гомер открывал для Олив дверцу фургона, мистер Роз сказал:

– Приходи на первый отжим, Гомер. Конечно, у тебя есть дела поинтереснее – кино и всякое такое, но, если найдешь время, приходи. Посмотришь, как сделаем сущую безделицу – тысячу галлонов сидра. – Он переступил с ноги на ногу, словно застеснялся собственной похвальбы. – Все, что требуется, – восемь часов работы и сотни три бушелей яблок, – добавил он и с гордостью повторил: – И тысяча галлонов готова.