После этого никто из нас ничего не сказал. Я обнаружил, что отсчитываю секунды. Прошло уже около двадцати минут, может, капельку меньше. Я осознал, что одна рука обвисла, и снова перевел ее обратно. Рузвельт слабо улыбнулся. Прошло еще какое-то время. Я думал о чем-то, потом попытался не думать ни о чем. Мне пришло в голову, что древние китайцы проводили уйму времени в попытках сконструировать железных девушек и расщепителей бамбука. Пытка - вид спорта, в которой можно играть без инвентаря. И рузвельтовская версия была двойным вызовом, потому что только она могла вынудить меня стать самим собой. Я мог бы бросить сейчас, рассмеяться и начать следующий раунд. Это была схватка. Будет следующий раунд - и еще один после этого.

Его приемом было заставить меня думать, что я проиграл и я проиграю.

Но это не прошло. Один выигрыш решительно ничего не значит. Считается только капитуляция. И раз я понял это, я почувствовал себя лучше. Боль походила на огненные ножи, но это была только боль, что-то, что можно вытерпеть, пока она не кончится. Я рывком распрямил плечи обратно в прямую линию и уставился на него сквозь исчезающий свет... -и пришел в себя лежа на полу. Рузвельт стоял надо мной. Его лицо казалось пожелтевшим и вытянутым.

-Попытка достойная, Кэрлон,- сказал он.- Час и двенадцать минут. Но, как видите, вы проиграли. Как вы всегда должны проигрывать, потому что проигрывать мне ваше судьба. Теперь хотите ли присоединиться ко мне добровольно?

Шатаясь, я встал на ноги, чувствуя дурноту и легкое жжение, все еще пылающие, в моих плечах. Я поднял руки в позу креста.

-Готовы попытаться вновь?- спросил я.

Рузвельта передернуло, но он рассмеялся. Я усмехнулся в ответ.

-Вы боитесь, Рузвельт, не так ли? Вы видите, как ваш стратегический план трещит по швам - и боитесь. Он кивнул.

-Да, я боюсь. Боюсь своей собственной слабости. Вы видите - хотя это может казаться невероятным - я истинно хочу, чтобы вы были частью его, Плантагенет. Глупая сентиментальность, но вы, как и я, человек древнейшего племени. Даже бог может быть одиноким - или дьявол. Я предлагаю вам сотрудничество. Но при первой возможности вы обернулись против меня. Я должен был бы знать это. Я усвоил урок. Я не имел выбора. Сейчас мой курс ясен.

-Вы дьявол с изъяном, Рузвельт,- заявил я.- Мне жаль вас. Он покачал головой.

-Я не хочу никакой вашей жалости, Плантагенет, как не хочу вашей дружбы. Чего я хочу от вас, я возьму, хотя это разрушит вас.

-Или вас.

-На этот риск я пойду.- Он сделал знак ожидающей охране, и они сомкнулись вокруг меня.- Проведите следующие несколько часов в медитации,- сказал он.- Сегодня ночью вы будете облечены почестями герцогства, а завтра повисните на цепях.

Подвалы под дворцом вице-короля имели все, что и должно было быть в таких подвалах с глухими каменными стенами и железными дверями, тусклыми электрическими лампами, что были хуже коптящих факелов. Вооруженные люди в форме шотландской гвардии, что сопровождали меня с верхних уровней, подождали, пока дородный человек с круглым лоснящимся темным лицом открыл решетку винного погреба на каменном ящике 6Х8 с соломой. Ему показалось, что я двигался недостаточно быстро для него; он собрался отвесить мне тумак, поторапливая, но не нашел места приложения. Рузвельт появился как раз вовремя, чтобы отбить его руку назад, к его собственному толстому лицу.

-Вы обращаетесь с герцогом королевства, как с обычным преступником?- рявкнул он.- Вы недостойны касаться пола перед его ногами.

Другой схватил ключи толстяка, открыл нам путь вдоль узкого прохода, отпер дубовую дверь в большую камеру с кроватью и окном-бойницей.

-Здесь вы поразмышляете на покое,- сказал мне Рузвельт,пока не понадобитесь мне.

Я лег на кровать, дождался, пока гул в моей голове понизится до переносимого уровня... ... и проснулся от голоса, звучащего не в моей голове, шепчущего:

-Плантагенет! Держитесь! Ждите сигнала! Я не шелохнулся и ждал, но больше ничего не произошло.

-Кто это?- прошептал я, но никто не ответил.

Я поднялся и проверил стену в головах и саму кровать. Это были просто кровать и просто стена. Я подошел к двери и прислушался, потом подпрыгнул и выглянул в шестидюймовую щель светового колодца.

Никаких мерцающих окошек с веревками, привязанными к ним, никаких потайных дверей в потолке. Я был заперт в камере без каких бы то ни было выходов наружу и всего прочего. Вероятно, голоса были придуманы для манипуляции людьми, были еще одним из тонких приемов Рузвельта, либо чтобы подавить мое сопротивление, либо чтобы убедить меня в безумии. Он действовал очень мило в обоих направлениях.

Я видел чудесный сон о месте, где цветы росли крупнее кочанов капусты на деревьях за тихим озером. Там была Иронель, она шла ко мне по водной глади, которая раскололась, и пока я пытался добраться до нее, цветы обернулись головами, что выкрикивали мне угрозы, а ветви стали руками, что хватали и трясли меня...

Руки тряхнули меня, чтобы разбудить, в лицо мне светил фонарь. Человек в аккуратной форме с нерво- автоматом без кобуры повел меня по переходам и вверх по ступенькам в комнату, где ждал Рузвельт, разодетый в пурпурный бархат, горностай и петли из золотого шнура. Покрытый драгоценностями меч, длинный, как гарнизонный флаг, висел у его бока, как приклеенный. Он ничего не говорил, молчал и я. Никто не интересовался последними словами обреченного.

Слуги гроздьями толпились вокруг, прилаживая ко мне тяжелое облачение из шелка, атласа и золотой нити. Цирюльник подстриг мне волосы и облил духами, кто-то приладил на мои ноги красные кожаные туфли. Рузвельт собственноручно застегнул широкий парчовый пояс вокруг моей талии, и помощник портного приладил к нему украшенные драгоценными камнями ножны. Рукоятка, выглядывавшая из ножен, была обитой и без украшений. Это был мой старый нож, выглядевший нелепо среди такого великолепия. Оружейник услужливо предложил мне сияющий меч, но Рузвельт отмахнулся.

-Ваша единственная собственность, Кэрлон, а?- сказал он.Он разделяет вашу сильную ауру. Пусть он будет с вами - в ваш момент славы.

Снаружи в коридоре нас ждала процессия с торчащими дулами автоматов в ненавязчивой близости ко мне. Рузвельт держался рядом со мной, пока мы поднимались по широкой лестнице в гулкий зал, стены которого были увешаны копьями, знаменами и портретами с умными лицами. Зал заполняли люди в париках, блестках и лентах. За отверстием арки я увидел высокое окно с цветными стеклами над алтарем под балдахином и узнал, где нахожусь.