Было ли это воздействием психики Лайт, но только, когда Труф посмотрела на ее лицо, ей показалось, что она слышит голос Майкла.

"Если вы не хотите уезжать отсюда ради себя, сделайте это ради спасения Лайт".

Труф мотнула головой, стряхивая наваждение.

"А что бы сделали вы, будь на моем месте?" — пронесся в ее голове ответ.

— Мы разговаривали с Лайт о ее таланте, — произнес Майкл, словно отвечая на немой вопрос Труф.

— Майкл говорит, что мне не нужно видеть всякие вещи, — произнесла Лайт без всякого раздражения.

— Майкл говорил, что все чувства — это дар Божий, — поправил ее Майкл, подходя ближе — А задача человека — научиться владеть ими.

— Имеется в виду, что Лайт не должна пользоваться своими способностями? — резко спросила Труф.

— Имеется в виду, что люди посланы жить в этом мире и здесь мы должны соответствовать ему, а не стараться перенестись в другой мир. У Лайт выдающиеся способности, но не исключено, что в этом мире ее задача не пользоваться ими.

— Ничего себе, — попыталась возразить Труф, но пожатие руки Лайт удержало ее от дальнейших комментариев. Но действительно, разве плохо быть таким, как все, если отличие от остальных несет такую боль?

— Вы же не заговариваете с каждым встречным и не приглашаете его к себе в дом. И наверное, не хотите, чтобы это делала и ваша сестра. Но тогда почему Лайт должна общаться с невидимыми незнакомцами? Ведь в этом случае ей не на кого надеяться, только на свои суждения. Помощи ей ожидать не от кого.

— То есть вы хотите, чтобы она… — Труф никак не могла найти слова помягче.

— Приняла предложение того, кто помог бы ей и закрыл дверь ее души для нежелательных сил, — подсказал Майкл. — Не говорить ей то, что она творение рук Божьих, — это по крайней мере дерзость, но не оказать ей помощи тогда, когда она наиболее в ней нуждается, — это уже преступление, — закончил Майкл. Его мягкая улыбка смягчила монолог, лишив его фанатичности.

— Я вижу твою душу, — обрадованно сказала Лайт, повернувшись к нему. Она собиралась еще что-то сказать, но Майкл прижал к губам палец.

— Помолчи, а то твоя сестра подумает, что я плохо на тебя воздействую. Она будет считать меня религиозным фанатиком, одержимым стяжанием милости Божьей и заставляющим всех следовать за собой.

— А кто вы на самом деле? — с вызовом спросила Труф, готовая к схватке.

— Стяжать милость Божью можно разными средствами, — уклончиво ответил Майкл. — Но только одно из всех считается наиболее безопасным. Однако эта безопасность покупается ценой слез, печали и страданий, и платить ее приходится каждый день. — Майкл посмотрел на Труф. — Мне кажется, я начинаю надоедать вам. Вы и так считаете меня немного нудным. Оставляю вас с Лайт и удаляюсь.

— Нет, нет, — воскликнула Труф, вспоминая об оставленных у двери сумках. Она видела, что Лайт счастлива в обществе Майкла, и решила больше не нарушать их уединения. — Мне нужно идти, я просто хотела повидаться с Лайт.

— Ну хорошо, — сказал Майкл. "Пока хорошо, — сказали Труф его глаза. — А что потом?"

Когда Труф подошла к дверям дома, сумок не было, но ей и в голову не пришло, что их кто-то стащил. Труф вспомнила обещание Гарета и почувствовала себя крайне неудобно.

"Нужно было занести их самой", — подумала она. Труф показалось странным, что Гарет изо всех сил старается как можно прочнее занять свое место в круге. Зачем? Его место и так принадлежит ему по праву. Труф решила сразу направиться в свою комнату.

Она вошла в дом и ощутила солоноватый и одновременно приторный запах ладана. В ее сознании внезапно всплыли события первой ночи пребывания в доме. Труф попыталась отбросить их. Обоняние, конечно, важнейшее из чувств, способное вызывать нелогические ассоциативные воспоминания, но сам по себе запах ладана ничего не значил, ну, может быть, только то, что дверь в храм открыта. Как ни пыталась Труф, она не могла вспомнить, чувствовала ли запах ладана, когда была там. Она пошла наверх и, к своему удивлению, обнаружила, что открыта не только дверь в храм, но и в ее комнату тоже.

Труф остановилась и прислушалась к доносящемуся оттуда шороху. Неужели Гарет обыскивает ее вещи? Нет, пора положить этому конец. Труф влетела в комнату и остановилась как вкопанная.

У зеркала стояла Фиона Кабот и примеряла один из нарядов Труф — кофточку из прозрачного шифона и приталенный бархатный пиджак. Труф всегда волновал один вопрос — почему человек, который отчаянно старается заслужить уважение, считает, что должен одеваться как модель из голливудского каталога?

Сумки были вытряхнуты, оберточная бумага валялась по всему полу. Труф стояла и смотрела, как Фиона натягивала на себя ее одежду. Пиджак был ей определенно мал, но Фиона с явным удовольствием крутилась у зеркала. Она заметила Труф и повернулась.

— А, это ты, — протянула она. — Я видела, как белобрысый идиот заносил к тебе сумки, и зашла посмотреть, не пригодится ли мне что-нибудь…" Она очень серьезно и невозмутимо смотрела на Труф.

Труф показалось странным, что Фиона околачивается в ее комнате столько времени и еще не сгорела от своей собственной, парализующей окружающих злости.

— Убирайся отсюда, — отчетливо произнесла Труф. — Снимай все и проваливай.

— А ты попробуй выкинуть меня, — улыбнулась Фиона. Увидев ее гадкую, сальную физиономию, Труф почувствовала брезгливость. — Как часто повторял твой дорогой папаша, я имею право делать здесь все, что хочу, а ты в это время можешь немножко поплакать. И знай, что если пожалуешься Джулиану, то он тебе сразу отшибет охоту ошиваться тут. Так что успокойся и впредь делай то, что я тебе прикажу. — Фиона сняла пиджак, бросила его в угол и направилась к сумке.

— Слушай, ты, сука, — прошипела Труф.

Ненависть прошла, ее сменило холодное негодование и удивление, которые испытывает человек, впервые столкнувшийся с подонком. Он видел его по телевизору, читал о нем в книжках, но сам не встречал никогда. Перед Труф сейчас стоял прекрасный образчик отпетой сволочи, паскудной бабы, вся задача которой состояла в отравлении жизни окружающих людей. С какой страстью все порядочные люди стараются сделать себя счастливыми, с таким же рвением женщины сорта Фионы стремятся сделать их несчастными.

Фиона повернулась к Труф, улыбнулась мерзкой улыбкой и произнесла такую тираду, что у Труф в ушах запрыгали серьги. Продолжая ехидно улыбаться, Фиона взяла в руки ножницы, нагнулась к одной из сумок и достала платье.

Труф сделала два неторопливых шага вперед, стараясь угадать, успеет ли она схватить за руку эту паскуду, прежде чем она располосует платье.

— Я бы не стал этого делать, — послышался за спиной ровный голос Джулиана. — Фиона, ангел мой, ты, кажется, опять плохо ведешь себя?

— Труф показывала мне костюм, который купила, — бархатным голосом соврала Фиона. — А я увидела тут маленькую ниточку и хотела ее отрезать. Ой, да где же она? Ой, ее уже нет.

Она бросила платье и ножницы на пол, носком туфли отбросила их в сторону и посмотрела на Джулиана с видом женщины, которой все простительно и которой всегда поверят — не потому, что она честна, а потому, что красива.

— Фиона, дорогая. — Голос Джулиана был" тепел и мягок. Услышав его, девушка расцвела, как роза на солнце. — Фиона, — продолжал Джулиан тем же томным голосом, — если ты еще раз зайдешь в эту комнату и побеспокоить мисс Джордмэйн, я отправлю тебя на ближайшую остановку, и тогда молись, чтобы у тебя в кармане оказались деньги на билет. — Потому что, если ты не уедешь на автобусе, тебя повезут на катафалке. Мне не нужны эксцессы здесь, а это значит, что и ты мне не нужна. Надеюсь, что я говорил так ясно, что даже ты меня поняла. Скажи, душа моя, поняла ли ты меня?

Фиона ожидала чего угодно, но только не такого позора. Казалось, что не только ее лицо, но даже косметика потеряла краску. Белая как смерть, с неподвижной физиономией, она стояла посреди комнаты. Глаза ее сделались больше и ярче от навернувшихся слез.