Если бы, дорогой мой друг, мне пришлось запрашивать из Парижа те сведения относительно госпожи де Мертей, которых вы у меня просите, и дожидаться их, я сейчас еще не имела бы возможности вам их дать и в конце концов получила бы нечто смутное и неопределенное. Однако мне доставлены были сведения, которых я совсем не ожидала, да и не могла ожидать. Но они, к сожалению, слишком достоверны. О друг мой! Как эта женщина вас обманула! Мне противно разбираться в подробностях: это нагромождение всевозможных мерзостей. Но что бы об этом ни распространяли, всё – не сомневайтесь в этом – еще далеко до действительности. Надеюсь, дорогой друг мой, что вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы поверить мне на слово и не требовать от меня никаких доказательств. Достаточно вам знать, что их множество, и в настоящее время они находятся в моих руках.

С крайним прискорбием вынуждена я обратиться к вам еще с одной такой же просьбой – не заставляйте меня приводить основания для совета, которого вы у меня просите касательно мадемуазель де Воланж. Я советую вам не противиться призванию, которое у нее обнаружилось. Разумеется, не существует причин, по которым можно было бы заставить принять монашеский сан того, кто к этому не призван. Но иногда такое призвание – великое счастье. Видите – дочь ваша сама говорит, что вы не стали бы порицать ее, если бы знали причины, побуждающие ее стремиться к этому. Тот, кто вдохновляет наши чувства, знает лучше, чем наш суетный рассудок, что нужно каждому из нас. И часто то, что мы принимаем за проявление его суровости, есть на самом деле акт милосердия.

Словом, мое мнение – я понимаю, что оно вас огорчит, но именно поэтому вы не должны сомневаться, что я его тщательно обдумала, – мое мнение таково, что вам надо оставить мадемуазель де Воланж в монастыре, раз она сама сделала такой выбор, что вы должны не только не препятствовать решению, которое она, по-видимому, приняла, но и поддержать его и что в ожидании, пока оно осуществится, вам следует, не колеблясь, отказаться от задуманного вами брака.

После того как я выполнила этот печальный долг дружбы, будучи бессильна чем-либо вас утешить, я должна еще, друг мой, попросить вас об одной милости: не расспрашивать меня ни о чем, имеющем какое-либо касательство к этим грустным событиям. Предадим их заслуженному забвению и, не ища бесполезных и горьких разъяснений, подчинимся воле божией; уверуем в мудрость ее предначертаний даже тогда, когда она не дозволяет нам понять их. Прощайте, друг мой.

Из замка ***, 15 декабря 17...