Каким образом? Он попытался вспомнить те отрывочные сведения о телепатии, которые он где-то вычитал. Хотя он и пытался многословно объяснить Риду, что он имел в виду, говоря о «раскрытии сознания», вообще-то ему и самому не слишком был понятен смысл этих слов.

— Ладно, кто бы или что бы это ни было, — произнес он вслух, — я готов. Если ты можешь найти способ общаться со мной, сделай это прямо сейчас.

И его желание исполнилось. «Я Камеллин», — услышал он.

«Я Камеллин», — и снова наступила тишина. У Эндрю резко разболелась голова, и тягучее ощущение какой-то вполне материальной силы начало заполнять его мозг. «Я Камеллин… Камеллин.» Словно волны накатывались и вытесняли его собственные мысли. Эндрю запаниковал, он попытался противиться этому ужасному ощущению, он пихался руками и ногами внутри спального мешка, как будто дрался с кем-то невидимым.

Постепенно волны угасали и он успокоился, только громкое пыхтенье выдавало недавнее напряжение да скрючившиеся пальцы все еще сжимали край одеяла. Выступившая от ужаса испарина на лбу еще не высохла, но чувство панического возбуждения прошло. Ему показалось, что в этой силе не было враждебности. Он даже ощутил какое-то жгучее нетерпение, подобное дружелюбному нетерпению щенка или собаки, которая может подпрыгнуть и от избытка чувств свалить своего хозяина с ног.

— Камеллин… — вслух произнес Эндрю. Это сочетание звуков показалось ему каким-то особенно чужим. Он надеялся, что, произнося это слово, он сможет сосредоточиться и понять мысли чужака. — Камеллин, все хорошо, приди вновь, только на этот раз не так резко, мягче и медленнее. Ты понял меня? — Эндрю расслабился, в надежде, что повторно он сможет выдержать вторжение этой могучей силы. Теперь он понимал, как сходили с ума.

Даже в этот раз, когда он был подготовлен к тому, что случится, поток, затопивший его сознание, был подобен струе воды, заполняющей бутылку. Он лежал, беспомощный, в поту. Погасли звезды и стих вой ветра — или, может, он ослеп и оглох? Он завис в космическом пространстве и в его сознание проникло что-то. Это не были слова. И не мысленный образ. Но это был смысл, который он понял примерно так:

«Приветствую. Наконец-то. Это случилось и оба наших сознания выдержали. Я — Камеллин.»

Снова он слышал завывание бури и видел сверкание мириад звезд на марсианском ночном небе. Съежившись под одеялом, Эндрю ощутил, что невидимый пришелец в его мозгу как-бы отдалился и давление на сознание несколько ослабело. Теперь Эндрю мог задавать вопросы; мысли Камеллина перетекали к нему и смешивались с его мыслями, но в конце концов Эндрю научился разделять их.

«Кто ты? Я был прав? Ты — марсианский бестелесный разум?»

«Нет, не бестелесный. Тела у нас есть, а точнее — мы обитаем в телах. Но наше сознание и тело отделены. Кроме нас, никто не способен соединить их в единое целое. Когда одно тело умирает, мы переносимся в другое, тело новорожденного организма.»

Судорога ужаса сдавила горло Эндрю, по телу поползли мурашки:

«Так ты намерен…»

«Нет, мне не нужно твое тело. У тебя…» — Камеллин тщательно подбирал слова, — «…зрелая индивидуальность и развитое самосознание. Я мог бы разрушить твой мозг, если бы попытался войти в симбиоз с твоим телом.» — В его мысли проникло чувство отвращения. — «Однако это было бы безнравственно.»

«Надеюсь, благородство присуще всем твоим соплеменникам. Объясни, что произошло с другими людьми, посланными сюда?»

Он ощутил темную волну гнева, сожаления и отчаяния, затопившую его мозг.

«Существа моей расы сошли с ума — и я не смог удержать их. Они оказались неустойчивыми, вы бы сказали — потеряли рассудок. Временной интервал оказался слишком велик. Мне не удалось предотвратить убийств и смертей, когда они вселились в людские тела.»

«Если бы я сумел объяснить все Риду…»

«Бесполезно. Однажды я пытался совершить нечто подобное. Я попробовал, очень осторожно, соприкоснуться с молодым разумом, который казался достаточно восприимчивым. Он не потерял рассудок и вдвоем мы попытались объяснить капитану Кингслендеру, что приключилось с остальными. Но капитан пребывал в уверенности, что все сказанное — лишь проявление душевной болезни, и когда юношу застрелили, мне пришлось снова рассеяться. Я пробовал непосредственно проникнуть в мозг капитана Кингслендера, но тот решил, что ходит с ума — и сам помешался от страха.»

Эндрю вздрогнул. «Боже мой!» — прошептал он. — «Что же нам делать?»

«Я не знаю. Я покину тебя, как только ты этого пожелаешь. Наша раса угасает. Через несколько лет мы совсем исчезнем и наша планета станет для вас безопасной.»

«Нет, Камеллин!» — протест Эндрю был искренним. — «Может быть, действуя сообща, мы найдем способы убедить остальных.»

Чужой, казалось, колебался.

«Если бы ты согласился на время разделить свое тело со мною… Я понимаю, что это не слишком удобно, и в совместном владении телом мало приятного. Но без твоего позволения я не сделаю этого.»

Камеллин, казалось, размышлял над тем, что они настолько чужды друг другу, что Эндрю не способен ясно воспринимать его мысли. Щепетильная честность Камеллина вызывала у Эндрю доверие к чужаку.

«Так что же случилось с вашей расой?» — спросил он.

Он лежал, дрожа, закутавшись в одеяло, и в его мозгу разворачивались картины прошлого. Раса Камеллина, как он понял, была гуманоидной — когда он подумал об этом, то почувствовал удивление Камеллина. «Скорее, ваша раса — марсианоидная.» Да, это они воздвигли город, который земляне назвали Ксанаду, он был их техническим достижением, способным противостоять действию времени. «Возведен он был в надежде, что однажды мы сможем вернуться и освободить его из песчаного плена.» — Голос в мозгу Эндрю стал тише. — «Это последнее, что осталось от нашей угасшей цивилизации.»

«Как вы называете этот город?»

Камеллин попытался выразить фонетический эквивалент и с губ Эндрю сорвалось странное слово «Шиин-ла Махари», с протяжными гласными. «А что это означает?»

«Город Махари. Махари — меньшая из лун.» Эндрю обнаружил, что его взгляд направлен на спутник Марса, который на Земле называют Деймос. «Шиин-ла Махари», — повторил он. Теперь он никогда не назовет его Ксанаду.

Камеллин продолжал свой рассказ.

Раса хозяев планеты, как выяснил Эндрю, была расой долгожителей, очень выносливых созданий, хотя они и не были бессмертными. Их тело и мозг существовали в симбиозе. После смерти тела сознание просто переносилось в новорожденную особь, в ходе этого переноса память почти не страдала и по этой причине сознание каждой личности могло сохраняться невероятно долго.

Их культура была незатейливой и высоконравственной, этические и философские воззрения взаимно дополняли друг друга. Их цивилизация не была технологической. Ксанаду был практически единственным техническим достижением, последней отчаянной попыткой угасающей расы противостоять растущей суровости планеты, в тисках периодически наступавших ледниковых эпох. Они должны были пережить очередные суровые времена, но их внезапно поразило опасное вирусное заболевание, которое привело также к падежу животных, употреблявшихся ими в пищу. Множество разумов рассеялось из-за того, что для них не нашлось подходящих тел, в которые можно было бы перенестись.

Много времени затратил Камеллин, чтобы объяснить Эндрю суть следующего этапа истории марсиан. Его род мог поселиться в теле любого животного или даже растения. Однако у них был очень ограниченный выбор. Из животных эпидемию и ледниковый период пережили лишь песчаные мыши и почти совсем лишенные мозгов баньши; и те и другие были низкоорганизованными существами с настолько неразвитой нервной системой, что даже энергии разума расы Камеллина оказалось недостаточно для того, чтобы дать им толчок к эволюции. Камеллин пояснил, что это вроде мозга гения, заключенного в теле парализованного — тело не подчинялось приказам, исходившим от мозга.