— Ну… примерно.

— Так я и думала. Именно через матрицу Клейндори мы тебя и засекли. Это доказывало, что у тебя есть ларан, наследственный признак нашей касты. Проще всего сказать, что матрица — это кристалл, чувствительный к мысли. Я могла бы, конечно, наговорить кучу слов о пространственных решетках, нейроэлектронных сетях, кинетических энергонах и прочем — но оставим это Раннирлу, он у нас главный техник. Матрицы бывают простейшие, например… — Элори коснулась крошечного кристалла, зависшего у ворота в пренебрежение всеми законами гравитации; казалось, именно из него волнами струится тонкое, как паутинка, платье. — Или, наоборот, огромные, искусственно выращенные матричные экраны со сложнейшей кристаллической структурой. Они без потерь перерабатывают энергию магнитного поля планеты и преобразуют ее в другие формы энергии или даже в материю. Перерабатывать сырье, получать тепло, свет, кинетическую или потенциальную энергию — все это можно делать с помощью матрицы. Ты в курсе, что мысленные волны, мозговые колебания — электрические по природе?

— Ну… примерно, — повторил Кервин.

— Дело в том, что волны мысли — даже тренированного телепата — не могут воздействовать ни на что в материальной вселенной. Им не под силу и волоска сдвинуть. Но матричные кристаллы… пожалуй, правильней всего будет сказать, что они многократно усиливают волны мысли; работают чем-то вроде катализатора, придают абстрактной энергии конкретную форму. Вот и все.

— А… Хранительницы?

— Некоторые матрицы настолько сложны, что одному человеку с ними не справиться. Необходимы усилия нескольких специально тренированных мозгов, чтобы установить энергетическую связь. И Хранительница… координирует эти усилия. Больше ничего сказать не могу, — произнесла она, как отрезала, и направилась к лестнице. — В гостиную — сюда; вниз и прямо. — Тончайшей пеленой всколыхнулись складки платья, и Кервин проводил Элори встревоженным взглядом. Он что, опять как-то обидел ее? Или это просто детская причуда?

Он спустился по лестнице, прошел по коридору и оказался в огромном зале с камином — в том самом, где на рассвете уже пили за его возвращение домой. Домой? Зал был совершенно пуст. Джефф уселся в одно из низких кресел и закрыл лицо ладонями. Если кто-нибудь ему все не объяснит, и в самое ближайшее время, он с ума сойдет.

Раздвинулись портьеры, и в зал, слегка прихрамывая, вошел Кеннард.

— Я… У меня в голове сплошная мешанина, — беспомощно признался Кервин, подняв на него взгляд. — Прошу прощения. Наверно, просто слишком много впечатлений сразу.

В ответном взгляде Кеннарда читалась странная смесь сочувствия и веселья.

— Да, понимаю; это должно быть нелегко.

Кеннард опустился на груду диванных подушек, откинулся на спинку и сцепил за головой руки в замок.

— Может, я сумею что-нибудь прояснить, — сказал он.

— Кто я такой, Кеннард? И какого черта тут делаю?

Казалось, Кеннард проигнорировал вопрос.

— Знаете, что я тогда подумал, — после долгой паузы поинтересовался он, — в ту первую ночь, в «Небесной гавани»?

— Прошу прощения, как-то я не в настроении играть в угадайку.

— Не забывайте, я понятия не имел, кто вы такой; Вы были похожи на одного из нас — но, разумеется, я знал, что это не так. Я же из рода Альтонов, у нас иногда ни с того, ни с сего включается довольно извращенное восприятие времени — и, посмотрев на вас, я увидел маленького мальчика, ребенка, который всю жизнь толком не знал, кто он такой и откуда. Мне стало любопытно. Жаль, что вы той ночью не остались с нами, когда я просил вас.

— Мне тоже жаль, — медленно произнес Кервин. «Ребенок, — повторил он про себя, — который всю жизнь толком не знал, кто он такой и откуда». — Я, конечно, вырос, но, похоже, потерял себя где-то по пути. Может, здесь, у вас, получится найти себя снова.

Кеннард встал с дивана. Джефф тоже поднялся на ноги, обратив внимание, что собеседник старательно избегает случайных соприкосновений. Тот улыбнулся.

— Что, интересно, почему?

— Нет, просто… я терпеть не могу, когда меня толкают. С большинством из тех, с кем приходилось встречаться, у меня были весьма натянутые отношения — а в толпе я чувствую себя просто ужасно.

— Зачаточные телепатические способности плюс, подозреваю, эмпатия, — произнес Кеннард. — То есть вы улавливаете достаточно, чтобы чураться любого физического контакта.

— Ну, не то чтобы совсем уж любого… — усмехнулся Кервин.

Брови Кеннарда взлетели в сардонической усмешке.

— Любого, кроме искренней демонстрации душевного расположения, так?

Джефф кивнул, прокручивая в памяти немногочисленные случаи подобного рода.

— Сколько вам лет? Двадцать шесть? Двадцать семь? Что ж, наконец-то вы вернулись в свою стихию.

— Как бы не так в свою стихию! — огрызнулся Кервин. — Не подскажете, как я вписываюсь во всю эту неразбериху?

— Постараюсь, — Кеннард задумчиво сплел узловатые пальцы. — Полагаю, Элори сказала вам, что всего на Даркоувере семь семейств телепатов: Хастуры, Райднау, Ардуэ, Эльхалины, Альтоны — мое семейство, и Эйлларды — ваше.

— Пока что я насчитал шесть.

— Альдараны не в счет. — Лицо Кеннарда неожиданно посуровело. — Они продали наш мир землянам. Это долгая и постыдная история. Не хотел бы сейчас останавливаться на ней, даже если б у нас было время; правда, времени у нас все равно нет. В любом случае, вас это никак не касается. Но, с учетом того, что на Даркоувере всего шесть семейств телепатов — сами можете прикинуть, в каком все должны быть близком родстве.

— Вы хотите сказать, что обычно браки заключаются только внутри вашей касты? Между телепатами?

— Не только, — ответил Кеннард. — И дело не в каких-то официальных ограничениях. Но если вы телепат и долгое время вращаетесь в замкнутом кругу телепатов… это как наркотик. — Голос его дрогнул. — Вы совершенно отучаетесь… общаться с людьми со стороны. Вы настолько отвыкаете от обычного воздуха, что не можете больше им дышать. Посторонние раздражают вас; люди, которые не разделяют всех ваших чувств, побуждений, стремлений… не телепаты… они кажутся варварами или какими-то непонятными животными…

Недвижный взгляд его буравил пространство над головой у Кервина; вздрогнув, он пришел в себя.

— Ну да ладно. Из-за этой вот нашей… неспособности терпеть посторонних мы все в невероятно близком родстве в ментальном плане — даже ближе, чем в физическом. Смешанные браки могли бы спасти положение, но… большинство из нас на это не способны. — На мгновение Кервину показалось, будто он хотел еще что-то добавить и с трудом сдержался. — Так что, похоже, мы вымираем. Все меньше и меньше детей в каждом поколении наследуют ларан, или Дар. — Теперь он говорил быстро, по-деловому, без следа прежней горечи. — Среди комъинов существуют две фракции. Одна требует, чтобы мы до последнего придерживались древних обычаев и сопротивлялись любым переменам, пока не вымрем, а там уже все равно. Другая считает, что раз изменения порядка вещей все равно неизбежны, лучше выработать компромиссное решение с приемлемыми для нас условиями — чем ждать, пока навяжут неприемлемые. Нам необходимо было выяснить правду, о матричной науке. Вторая фракция считает, что посторонних можно — и должно — учить всему, что умеют комъины. Эта фракция была во главе Совета всего несколько лет; но именно в это время, всего поколение назад, появилась такая профессия, как матричные механики. Выяснилось, что обычных людей с крошечными задатками телепатических способностей можно научить пользоваться простейшими матрицами.

— Я встречал несколько таких.

— Следует помнить, — продолжал Кеннард, — что все осложнялось успевшим сформироваться с незапамятных времен очень эмоциональным отношением к… обсуждавшемуся вопросу. Это ведь была почти религия. Какое-то время комъины считались чуть ли не духовенством. Особенно Хранительницы… они были объектом самого настоящего религиозного поклонения; дело доходило до откровенного фанатизма. Даже теперь… ладно, впрочем, речь не о том. Теперь — при чем тут ты.