Перед моими глазами городской пейзаж становится более четким. Я подъезжаю к жилому кварталу на улице Пиноторинезе. Все пронизано какой-то невыразимой грустью. Сумерки сгущаются. Ночь трауром покрывает город.
«Вперед, Мишель, вперед!»
Моя жизнь в футболе начинается 2 мая 1973 года. Мне семнадцать лет… и триста шестнадцать дней. Суббота. В Нанси, к стадиону «Марсель-Пико» стекается громадная толпа, тысяч десять лотарингцев, возбужденных до предела обещаниями увидеть сегодня вечером что-то из ряда вон выходящее. По-детски жизнерадостная, непосредственная толпа. Все спешат, чтобы не дай бог не пропустить те полные нетерпения минуты, которые предшествуют обычному ритуалу начала игры. Толпу как магнитом притягивает зеленое поле, на котором должна состояться встреча. Ее воодушевляет один-единственный лозунг: «Вперед, „Нанси“!».
Я уже надел свои маленькие бутсы. Рядом со мной все мои друзья из «Нанси-Лотарингии»: Шере, Фельден, Бурла и Эрве Марио. Совсем еще мальчишки. Все мы звенья одной цепи. Большинство из нас познакомилось друг с другом, играя в резервной команде. По воскресеньям в сопровождении старших наших товарищей мы объезжали, словно герцоги Лотарингские, города: Тул, Луневиль, Шампиньоль, Агонданж, Лонгви, Витри-ле-Франсэ и в довершение всего знаменитый Бар-ле-Дюк.
В своих красивых белых с красными полосками футболках, которые мы одолжили по такому случаю у игроков первой команды, скопированных с формы американских хоккейных клубов, мы старались произвести на всех неотразимое впечатление.
Мы представляли себя будущими профессионалами. Но, по сути дела, мы были всего лишь стажерами.
Такие матчи зачастую можно сравнить лишь с каторгой на галерах. Враждебно настроенная публика, враждебно настроенный противник, враждебно настроенный арбитр… И нам приходилось порой устраивать настоящий Верден. Поэтому наши победы можно считать истинным триумфом.
Таковы правила игры, молча допускаемые и принимаемые, даже если такая игра скорее напоминает антифутбол. Все резервные команды наших клубов хорошо знают эти воскресные «корриды», которые устраиваются из-за отсутствия средств, чтобы заплатить звезде, и уготавливают злую судьбу кандидату в звезды, защищающему цвета той же команды… Юниору из «Ливерпуля», мадридского «Реала», туринского «Ювентуса», «Сент-Этьенна» или мюнхенской «Баварии» приходится значительно раньше, чем положено, проходить через такой жестокий отбор, который превращает его в подмастерье чемпиона, подготовленного ускоренным темпом.
Именно в таких деревенских петушиных боях мужают и учатся страдать молча. Только превратности судьбы, умноженные десятикратно, могут научить самодисциплине, и только подлые ее удары учат ценить дружбу и солидарность. Тогда Мутье становится «Паричком», а Платини – «Платошей». Так рождается настоящая команда друзей.
Сегодня вечером «Платоша» не выходит на асфальтированные площадки предместья или же на зеленые сельские лужайки: нет, теперь я мобилизован навсегда, на всю жизнь, здесь, под мощными прожекторами стадиона в Нанси. Для меня это – большая премьера.
На мне – футболка профессионала. Как и на тех великих, которые уже открыли свои шкафчики в раздевалке. Кто-то роется в сумке, кто-то с головой влез в настенный шкаф. Вот Фуше, вратарь – ветеран из «Нанта», Роже Лемер – чемпион Франции, тоже из этого города, Викк, которого зовут «Судьей», так как он позже рассчитывает стать адвокатом, молодой Эрбет – уже ветеран успеха, Флорес – еще один увенчанный ветеран, Кастроново – уругваец, победитель Межконтинентального кубка, неунывающий латиноамериканец. И с ними вместе – я, Мишель Платини.
Я приехал задолго до начала, стараясь напустить на себя безразличный вид. Занял свой угол в глубине раздевалки, возле радиатора. Вытащил из сумки обувь, постучал ключом по шипам, пощупал свою форму. Белые гетры с двумя красными полосками под коленом, белую майку с короткими рукавами, с воротником в виде буквы «V» с голубой оторочкой.
Наш тренер Антуан Редин, маленький, приземистый, чернявый человек, внешне похожий на сержанта, который из кожи лез вон, чтобы заполучить свои лычки, не щадит меня с тех пор, как я попал в его центр подготовки. Жесткий, толстокожий, он мрачным взглядом наблюдает за теми, кто, как и я, старается всем своим видом показать, что чувствует себя раскованно и легко.
Его нельзя назвать суровым или жестоким, но он по своей природе любит тех, кто играет мускулами, а не в футбол. Таким, по крайней мере, я воспринимаю его в этот период интенсивной своей стажировки, когда у меня все получается довольно быстро, несмотря на бесконечные «боевые» пробежки по лесу Ай, в которых я участвую, скрепя сердце, или же придуманные этим извергом физические упражнения, во время которых из меня пот выходит литрами.
В этот вечер, как обычно, Антуан Редин уделяет мне значительно больше внимания, чем остальным… В глубине души я надеюсь, что он мне даст несколько персональных советов. Все-таки я имею право на какое-то, пусть небольшое, поощрение.
Клод Кюни с маленькими живыми глазами, бегающими за дымчатыми очками, и пышными усами, наш деятельный и по-отцовски близкий президент, ожидает рокового часа с плохо сдерживаемым беспокойством. Он ходит туда-сюда по раздевалке, выходит на поле, чтобы прочувствовать атмосферу стадиона и настроение публики, возвращается к нам, снова выходит, разговаривает с журналистами, ходит от арбитра к комиссару, снова приходит к нам, вдруг оживляется, весь загорается и выпаливает металлическим голосом: «Ну, ребята, надо выигрывать! Надо!».
И, обращаясь ко мне, восклицает: «Вперед, Мишель, вперед! Ты хоть не боишься?».
20.28. Резкий свисток судьи резонирует под бетонным сводом. Все устремляются, сосредоточенно о чем-то думая, к двери. Я выхожу последним. Через несколько секунд я буду предоставлен сам себе. Шипы постукивают по бетонным плитам, как копыта лошади. В коридоре выстраиваемся в два ряда, будто школьники перед входом в класс. «Старики» обмениваются влажными рукопожатиями. Все выходим гуськом, я спокоен.
И только теперь я всерьез подумал о нашем противнике. Это «Ним Олимпик», «старые волки» французского чемпионата, которых величают экзотически – «крокодилы». Говорят, они – большие забияки и сломали уже не одного юниора.
Их тренер Кадер Фиро, старый смуглый, лысый и хромой алжирец, руководитель этих «коммандос» с железными стопами, создал из них настоящую боевую машину. На поле «крокодилов» выводит их элегантный капитан Мишель Мези. В команде такие великие футболисты, как Магнуссон и Скоблар, перешедшие в «Ним» из «Марселя», Ревелл и Кейта – из «Сент-Этьенна», Симон и Гонде – из «Нанта». Эта команда умеет опустить железную средневековую решетку на все проходы атакующих.
Мне предстоит играть в центре нападения. Номер 9. Самый продвинутый пост, в авангарде, и значит, самый открытый. Я пристально разглядываю защитников противника. В среднем им по тридцать, а глотки у всех, как у пиратов. Они небриты (чтобы действовать на нервы противника), а у меня еще нет бороды…
В этом «загоне» в Нанси я чувствую себя беспомощной козочкой…
Зрители по-прежнему скандируют свой единственный лозунг: «Нан-си! Нан-си!», иногда, правда, в ином варианте: «Вперед, Нанси!». Десять тысяч глоток. Все это создает много шума. Взрывается несколько петард, и две или три бенгальские красные свечи сгорают за воротами – красивое зрелище.
Приближаюсь к центральному кругу, где ровно в 20.30 будет сделан первый удар по мячу в нескольких метрах от меня.
Позади я засекаю арбитра, у которого очень смешная фамилия Машен («Как его бишь?»). Это малорослый, чахлый, почти совсем лысый человечек. Интересно, сможет ли он перед лицом этих костоломов из «Ним Олимпик» утвердить свой авторитет, который, я надеюсь, правда без особой веры, должен быть неколебим? Он заставляет меня вспомнить тех «карманных» арбитров, которых мне приходилось видеть по телевидению, когда они пытались вмешаться в спор двух «кэтчеров» и неизменно оказывались по ту сторону ринга, куда их выкидывали разбушевавшиеся спортсмены…