2.
Но выдает себя снаружи тайный план !
Здeсь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стeны не сокрушила,
И свода дерзкаго бездeйствует таран .
3.
Стихiйный лабиринт , непостижимый лeс ,
Души готической разсудочная пропасть,
Египетская мощь и христiанства робость,
С тростинкой рядом -- дуб и всюду царь -- отвeс .
4.
Но чeм внимательнeй, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищныя ребра,-
Тeм чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам .
1912.
О. Мандельштам . Tristia. Petropolis, Петербург -Берлин , 1922.
Настоящее изданiе отпечатано в количествe трех тысяч экземпляров . Из них сто нумерованных .
Обложка и марка работы М. В. Добужинскаго. Отпечатано в типографiи Зинабург и Ко. в Берлинe в 1922 году для издательства "Петрополис ".
x x x
-- Как этих покрывал и этого убора
Мнe пышность тяжела средь моего позора!
-- Будет в каменной Трезенe
Знаменитая бeда,
Царской лeстницы ступени
Покраснeют от стыда,
.................
.................
И для матери влюбленной
Солнце черное взойдет .
-- О, если б ненависть в груди моей кипeла -
Но, видите, само признанье с уст слетeло.
-- Черным пламенем Федра горит
Среди бeлаго дня.
Погребальный факел горит
Среди бeлаго дня.
Бойся матери, ты, Ипполит :
Федра -- ночь -- тебя сторожит
Среди бeлаго дня.
-- Любовью черною я солнце запятнала
Смерть охладит мой пыл из чистаго фiала...
-- Мы боимся, мы не смeем
Горю царскому помочь.
Уязвленная Тезеем
На него напала ночь.
Мы же, пeснью похоронной
Провожая мертвых в дом ,
Страсти дикой и безсонной
Солнце черное уймем .
1916
Звeринец .
1
Отверженное слово "мир "
В началe оскорбленной эры;
Свeтильник в глубинe пещеры
И воздух горных стран -- эфир ;
?фир , которым не сумeли,
Не захотeли мы дышать.
Козлиным голосом , опять,
Поют косматыя свирeли.
2
Пока ягнята и волы
На тучных пастбищах водились
И дружелюбные садились
На плечи сонных скал орлы,-
Германец выкормил орла,
И лев британцу покорился,
И галльскiй гребень появился
Из пeтушинаго хохла.
3
А нынe завладeл дикарь
Священной палицей Геракла,
И черная земля изсякла,
Неблагодарная, как встарь.
Я палочку возьму сухую,
Огонь добуду из нея.
Пускай уходит в ночь глухую
Мной всполошенное звeрье.
4
Пeтух , и лев , темно-бурый
Орел , и ласковый медвeдь -
Мы для войны построим клeть,
Звeриныя пригрeем шкуры.
А я пою вино времен ,
Источник рeчи италiйской,
И, в колыбели праарiйской,
Славянскiй и германскiй лен .
5
Италiя, тебe не лeнь
Тревожить Рима колесницы,
С кудахтаньем домашней птицы
Перелетeв через плетень?
И ты, сосeдка, не взыщи:
Орел топорщится и злится.
Что, если для твоей пращи
Тяжелый камень не сгодится?
6
В звeринцe заперев звeрей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводнeй Волга,
И рейнская струя свeтлeй.
И умудренный человeк
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца,
На берегах великих рeк !
1916
x x x
В разноголосицe дeвическаго хора
Все церкви нeжныя поют на голос свой,
И в дугах каменных Успeнскаго собора
Мнe брови чудятся, высокiя, дугой.
И с укрeпленнаго архангелами вала
Я город озирал на чудной высотe.
В стeнах Акрополя печаль меня снeдала,
По русском имени и русской красотe.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Гдe рeют голуби в горячей синевe,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нeжное -- Флоренцiя в Москвe.
И пятиглавые московскiе соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мнe -- явленiе Авроры,
Но с русским именем и в шубкe мeховой.
1916
x x x
На розвальнях , уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор до церковки знакомой
Мы eхали огромною Москвой.
А в Угличe играют дeти в бабки,
И пахнет хлeб , оставленный в печи.
По улицам меня везут без шапки,
И теплятся в часовнe три свeчи.
Не три свeчи горeли, а три встрeчи,
Одну из них сам Бог благословил ,
Четвертой не бывать,-- а Рим далече,
И никогда он Рима не любил .
Ныряли сани в черные ухабы,
И возвращался с гульбища народ .
Худые мужики и злыя бабы
Лущили сeмя у ворот .
Сырая даль от птичьих стай чернeла,
И связанныя руки затекли.
Царевича везут -- нeмeет страшно тeло,
И рыжую солому подожгли.
1916
Соломинка
I
Когда, соломинка, ты спишь в огромной спальнe
И ждешь, безсонная, чтоб , важен и высок ,
Спокойной тяжестью -- что может быть печальнeй -
На вeки чуткiя спустился потолок ,
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сдeлалась нeжнeй,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нeт , соломинка скорeй.
В часы безсонницы предметы тяжелeе,
Как будто меньше их -- такая тишина -
Мерцают в зеркалe подушки, чуть бeлeя,
И в круглом омутe кровать отражена.
Нeт , не соломинка в торжественном атласe,
В огромной комнатe над черною Невой,
Двeнадцать мeсяцев поют о смертном часe,
Струится в воздухe лед блeдно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнатe тяжелая Нева.
Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье -
Я научился вам , блаженныя слова.
II
Я научился вам , блаженныя слова,
Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита,
В огромной комнатe тяжелая Нева,
И голубая кровь струится из гранита.
Декабрь торжественный сiяет над Невой.
Двeнадцать мeсяцев поют о смертном часe.
Нeт , не соломинка в торжественном атласe
Вкушает медленный, томительный покой.
В моей крови живет декабрьская Лигейя,
Чья в саркофагe спит блаженная любовь,
А та, соломинка, быть может Саломея,
Убита жалостью и не вернется вновь.
1916
x x x
-- Я потеряла нeжную камею,
Не знаю гдe, на берегу Невы.