– Так что там с раздельным питанием? - напомнил я.

Профессор нервно хихикнул.

– Сейчас в продуктах столько химии, даже не знаешь, что с чем можно есть, - объяснил он. - Вот я, к примеру, на днях решил шикануть и сдуру сделал бутерброд, по старинке. Из майонеза, колбасы и хлеба, намазал сверху тонкий слой горчицы… и только отошел снять с плиты вскипевший чайник, как этот бутерброд взорвался и разнес в клочья кухонный стол! До сих пор икается, когда смотрю на еду.

От продолжения захватывающего обсуждения нас отвлекла наступившая тишина: гул вытяжки стих, и газ начал быстро расползаться по полу.

– Так… - протянул профессор. - Какой умник отключил вытяжку?

– Есть тут один охранник, - вспомнил я, - постоянно все выключает. Сейчас схожу, предъявлю ему доказательства о вреде отключения приборов в рабочее время…

Но выйти из лаборатории оказалось проблематично: пелена дыма, утягиваемая сквозняком в коридор, перекрыла выход. Я задумался: если пройду сквозь дым, не окрасятся ли черные туфли и нижняя часть брюк в красный цвет? В принципе, это не катастрофично, но как отреагирует организм на подобный краситель? Вдруг аллергическая реакция начнется, или краситель окажется крепким и продержится на ногах до середины следующего года. Идти в таком виде на пляж позагорать станет проблематично - народ подумает, что это заразно и начнет шарахаться или, наоборот, меня с пляжа гонять. И то и другое для хорошего отдыха никак не подходит.

Пока я раздумывал, вредная муха слетела с люстры и, прожужжав над ухом, пролетела сквозь опускающийся из банки дым и… рассыпалась на лету красным порошком, оставив за собой двухметровой длины "инверсионный" след. След осел на пол и скрылся в расползающейся по лаборатории пелене.

– Оба-на… - пробормотал профессор.

Я попятился и, спасаясь от расползающегося дыма, вскочил на кресло. Профессор решил перестраховаться и фантастически ловко для своих лет забрался на шкаф.

Газ дотек до ножек полимерного кресла, на котором я стоял, и оно закачалось, изменяя цвет и оседая. Я сглотнул и торопливо перепрыгнул на стол у стены, столкнув при этом на пол баночки и пробирки. Страх волной прошелся по организму, и сердце ушло в пятки, но сразу же отправилось в обратный путь. Уверен - мне капитально влетит за бездарную трату подотчетных веществ, но выговор можно пережить: в отличие от серого дыма, он не так опасен.

Кресло покраснело и рассыпалось песком. Точно таким же, как и в пустыне.

– Что за гадость мы создали? - чертыхнулся я.

– Какой-то катализатор, не иначе, - предположил профессор.

Страшно предположить, что способна проделать жидкость, если вышедший из нее газ превращает в песок все, до чего дотянется. Нет, теоретически, подобное вещество пригодится для уничтожения старых зданий и всякого хлама: достаточно обрызгать мусор из баллончика, собрать песок в кучку и высыпать его в море, чтобы не мешался. Или отправить в строительную корпорацию, им пригодится, когда пустыня закончится.

Но вот проблема: если катализатор превращает в песок все, до чего дотянется, то его могут использовать для совершения любых пакостей, какие только способны прийти в голову как настоящим темным личностям, так и недоумкам, наивно причисляющим себя к великим злодеям. Катализатор справится с любыми сейфами, дверями, врагами, надоевшими соседями по подъезду… Искушение велико, и даже страх перед усыплением остановит не всех.

Дым окутал нижнюю часть основного лабораторного стола, но тот не рассыпался, и я облегченно выдохнул: мебель сделана из дерева, а оно оказалось для катализатора крепким орешком.

– Хорошо хоть стекло не поддается его воздействию, - заметил я, когда жидкость в банке перестала бурлить. Последние сгустки дыма стекли на пол, и наступило относительное затишье. Напоминающая грозовую тучу пелена полностью укрыла полы в лаборатории и, лениво колыхаясь, начала оседать. И когда она исчезла, нашим глазам предстали красный ламинат и кучки песка вокруг медленно краснеющей и рассыпающейся деревянной мебели. Только пробирки и баночки не превратились в песок и лежали на полу, частично разбитые, но все такие же прозрачные. Да и банка с жидкостью не изменилась, но зато никелированная подставка потемнела и покрылась красными, похожими на ржавчину, пятнами.

– Никогда не видел ржавый никель… - заметил я.

– И не увидишь, - сказал профессор, - это фантастика.

В углу лаборатории ослепительно сверкнуло и гулко хлопнуло: изоляция удлинителя рассыпалась песком, и в месте, где провод сворачивался кольцами, произошло короткое замыкание. Из коридора донесся громкий щелчок - выбило предохранители, и мне вспомнился случай, когда главный электрик института решил лично поменять проводку. Не знаю, что на него нашло: он подобными делами никогда не занимался, поскольку был устроен родственниками по очень большому блату. Значит, пошел он менять проводку, но не сделал того, что делают нормальные электрики, и во время работы беднягу закономерно ударило током. Ему повезло: он выжил и даже не особо пострадал. Всего лишь несколько часов ходил с искрящимися и вздыбленными волосами, вытаращенными глазами и удивленно-глупым выражением лица. Охранники, столкнувшиеся с ним в темноте коридоров, пережили немыслимое потрясение: первый охранник на всю жизнь остался заикой, а его напарник, решивший для успокоения выпить граммов сто, успокаивает себя который год подряд. Судя по отсутствию о нем новой информации, он наверняка успел перейти из стадии непрерывного успокоения в стадию вечного покоя. Вот какие кошмары творят с нормальными людьми безмозглые блатные выскочки.

Лампы погасли, оборудование отключилось, и в наступившей тишине мы отчетливо услышали, как кто-то ускоренным шагом направляется в сторону лаборатории.

– Спускаемся или как? - спросил профессор. - Катализатор успокоился.

Я согласно кивнул, но в этот момент раздался стук в дверь, она приоткрылась, и в лабораторию заглянул охранник

– Это не у вас проводку коротну… - спросил он и замолчал, увидев меня, стоящего на столе, и профессора, сидящего на шкафу. Спустя секунду охранник выхватил из кобуры пистолет.