- Из Каптайки, батя? - спросил Гаранин, решив, что перебросится парой фраз и уйдет, не тащиться же с этим вороном здешних мест черепашьими темпами. - Закурим?

- Свой есть, - сказал попутчик. - От вашей травы и коза не заперхает. Так объясни мне, пока шагаем, - почему и на твою ворчалку, и на телегу один наговор действует?

- Какой еще наговор? - без всякого интереса спросил Гаранин.

- Какой, какой... Надежный, раз я снял тебя с колес. Это почему же "Роланд", своих святых не нашел, за море подался - там святее?

Гаранин даже приостановился от мгновенного удивления:

- Что? Ты откуда знаешь, дедуган?

- Мне положено. Леший я, - скучным голосом сказал дед. - Слышал про такую лесную разновидность?

Как всякий нормальный человек, Гаранин испытывал к сумасшедшим легкий брезгливый страх.

- Ну ладно, батя, будь, - сказал он торопливее, чем следовало. Шагнул прочь. И остановился.

Не было дороги, накатанной колеи с рубчиком нетронутой земли посредине. Глухая поляна, со всех сторон замкнутая темной тайгой. Дедок затрясся в дробном смехе:

- Ну ты скажи, до чего ничего не меняется - по старинке я тебя и завел...

Страх был липкий, подминающий. Гаранин не сомневался в своем рассудке и в том, что это происходит наяву, но дикая иррациональность происходящего не укладывалась в понимание - только что они шли по дороге, и вдруг дороги не стало. Мистика. Бред. Повести Корабельникова.

А старичок заходился довольным хохотком в шаге от него, плотский, насквозь реальный, пахнущий пыльной одеждой, махрой и еще чем-то непонятным. Он вдруг оборвал смех, как проглотил, сгреб Гаранина за лацкан куртки, и в балагуристом тенорке угловато проступили властные нотки:

- Ну пошли, что ли? Заждались нас...

Гаранин тренированно отбил руку, еще секунда, и провел бы подсечку с болевым захватом, но земля под ногами превратилась в дым, дым растаял, и Гаранин, нелепо взмахнув руками, провалился куда-то вниз, упал на спину, всем телом, а больнее всего затылком, стукнулся обо что-то жесткое, твердое, реальность ослепительно лопнула разрывом гранаты...

Зажмуренные глаза чувствовали свет, тело - твердую поверхность, ничем не напоминающую землю. Открывать глаза Гаранин не спешил. Слух защекотало болботание:

- Вы что, подстелить чего не могли? Ему вон памороки забило.

- Ни хрена, оклемается. А ты сам повежливей мог?

- Куда там - прыткий, в личность чуть не влепил. Хорошо, успели вы калитку отворить...

- Водой его полить?

- Ага! Ресницы-то елозят. Очухался, что ему.

- Гостенек! - позвали требовательно. - Мигайки-то раствори!

Гаранин открыл глаза, уперся ладонями в жесткое и сел. Пещера метров десяти высотой и столько же в ширину-длину - полированный пол и нетронутый купол бугристого дикого камня, бело-серые мраморные колонны волокнистого рисунка в два ряда, и непонятно откуда сочится бледный свет. На скамье с затейливо гнутой спиной сидел попутчик в компании двух таких же, с клочкастыми бороденками, в обтрепанных шубейках. Все трое курили "козьи ножки" и разглядывали Гаранина с любопытной подначкой.

- Ожил, крестничек? - спросил попутчик. - Сам виноват, добром могли доставить... Да не снимся мы тебе, не снимся... Опробовать хошь?

Он выдернул из-за голенища короткое шило с толстой деревянной ручкой и подал Гаранину. Гаранин отвел его руку - тронутое крапинками ржавчины железо доверия не внушало, - достал связку ключей и раскрыл крохотный ножик-брелок. Мякоть большого пальца обожгла неприятная боль, набухла капля крови. Никакой это был не сон. Человек в американских джинсах и модной яркой куртке, с электронными часами на руке, сидел на каменном полу странной пещеры перед троицей дымящих махоркой лешаков. Невозможность происходящего занимала больше, чем страх. Рассказать Ветке, поклоннице "Мастера" и "Альтиста", - не поверит...

- Уставился как, - хмыкнул тот, что сидел справа. - Волтузить сейчас начнет...

- Следовало бы, - сказал Гаранин, решив перешибить их хозяйскую уверенность ледяным спокойствием. Сел рядом и вынул сигареты - Постучать бы вас, мужики, лбами друг о дружку...

- А назад как выйдешь?

- Как-нибудь.

- Как-нибудь и кошка с забора не падает - все на лапы...

- Вот что, мужики, - сказал Гаранин. - Давайте к делу. Машину вы мне испортили?

- А то кто же?

- Очень приятно... Выкладывайте, что вам от меня нужно, и объясните, как бы мне с вами побыстрее расстаться с наибольшей выгодой для обеих сторон.

- Ишь чешет... Грамотный.

- Они там нынче все грамотные.

- Доложить, что ли?

- И то. Он так и велел - чтоб непременно сразу же. Времечко его тает...

- Вот ты и иди.

Сосед Гаранина проворно нырнул в черную двустворчатую дверь, покрытую, как плитка шоколада, квадратными дольками металла. Остальные присмирели и даже погасили самокрутки. Гаранин чувствовал любопытство и, как ни странно, самый настоящий азарт. Если разобраться, ничего повергающего в растерянность или ужас не произошло. Всего-навсего другой мир, подчиняющийся своим, но все же законам. Можно надеяться, что и здесь сильный и уверенный в себе человек, давно проверивший на практике эти свои качества, сумеет включиться в игру на равных, добьется своего, не обидев и хозяев...

Выскользнув в приотворенную дверь, леший суетливо подбежал к Гаранину, обежал его, осмотрел, отряхнул куртку, подтолкнул в спину:

- Ждать изволят...

Дверь отворилась легко. Открывшийся за ней зал подавлял. Пещера по сравнению с ним казалась одинокой коробкой из-под обуви в пустом товарном вагоне. Необозримый мозаичный пол, узорчатые черно-красные стены, отшлифованные до зеркальной гладкости, увешанные какими-то предметами, малахитовые вазы, деревья из золота, древнегреческие статуи, кучи золотых монет меж колоннами, в нишах - неисчислимое множество драгоценных предметов. Зал был так велик, что горы драгоценностей его ничуть не загромождали.

Мощный голос проревел:

- Ближе!

Гаранин пошел в дальний угол, где спускались с потолка складки грандиозного балдахина, и на возвышении шевелилось Что-то громадное, темное, живое, похожее, как ни удивительно, на самолет. Ближе, ближе... Поднялись три головы на толстых шеях, сверкнули желтые глаза. Гаранин с трудом подавил удивленный возглас, - лешие, в общем, выглядели непрезентабельно-буднично, но это...