стихи номера / Лев Рубинштейн. Лестница существ
тема / 2006: новогоднее
тема / Пол Боулз: автор и миф
тема / литература: новое имя
тема / новая классика: Леонид Аронзон
тема / объекты языка
тема / общество: проблемы и книги
книги / рецензии
ЛЕСТНИЦА СУЩЕСТВ
1
Ну что, начнем, что ли?
2
Господи! Да тихо же! Дайте послушать!
3
Сколько же можно, господи! Одно и то же. Одно и то же…
4
Господи! Как же ты меня напугал!
5
Ой, как чешется, господи! Не могу больше!
6
Господи! Да кто ж это тут так навонял-то?
7
Да никаких проблем, господи! Хоть завтра забирайте!
8
Господи! Да отстань ты ради бога! Не видел я твоих очков!
9
Число и подпись. Здесь, пожалуйста. Да не здесь, господи! Ну вот, испортили…
10
Господи! Ты можешь помолчать хоть одну минутку? Это же просто невозможно!
11
Какой-то кошмар. Сначала одно, потом другое. Никакие нервы не выдержат. О, господи!
12
Господи! Ты сам-то понял, что сказал?
13
А когда начнем-то?
14
«Вот свет повсюду гаснет, но виден его след»
15
Чего это вдруг?
16
«Нет ничего ужасней, прекрасней – тоже нет»
17
Вы Илюху, кстати, не видели?
18
«Слюною кисло-сладкой подушку окропи»
19
Алешка приехал, не знаешь?
20
«Вот коврик над кроваткой срывается с цепи»
21
У тебя билет на какое? Успеешь все доделать?
22
«Вот медленная свинка колышется, поет»
23
Катька так и не перезвонила? Вот сука!
24
«Картинки половинка пускается в полет»
25
Когда начало-то?
26
«Другая половинка то тлеет, то горит»
27
А где это будет, если не секрет?
28
«И Африка, и свинка, и доктор Айболит»
29
Там сейчас который час примерно?
30
«И свет повсюду тухнет, и в горле ватный ком»
31
Что, правда? Это тебе действительно приснилось?
32
«И радио на кухне о чем-то о таком»
33
Вот, посмотрите: «Лестница существ – распространенное среди натуралистов и философов 18 в. представление о иерархическом расположении тел природы от простых неорганических (минералов) до сложнейших живых существ. Идея лестницы существ восходит
к Аристотелю». Ну, и так далее.
34
От головы бы что-нибудь…
35
Если ты действительно всерьез полагаешь, что искусство и культура соотносятся между собою так же, как кристалл и раствор, то ты серьезно заблуждаешься. Вот, послушай…
36
А кто, интересно, сможет с первого раза произнести слово «воспоспешествование»?
37
Его, к сожалению, сейчас нет на месте. Сможете перезвонить попозже? Спасибо. Всего доброго.
38
Это где-то в районе Волоколамки.
39
Придется потерпеть, ничего не поделаешь.
40
Последние два месяца вообще из дома практически не выходила.
41
Устрицы различаются по номерам. Ты что, не знала, что ли?
42
Воспитанием раньше надо было заниматься. Сейчас поздно уже.
43
Желательно к среде. Четверг – это крайний срок.
44
Короче, прихожу и вижу, что все как было, так и осталось. То есть, не сделано буквально ни-че-го. Ты знаешь, просто руки опускаются.
45
Стихов давно уж не пишет. Слава богу, каким-то делом занялся.
46
А я уже давно ничему не удивляюсь. А уж этому – тем более.
47
Приходи, все будут.
48
Мужику сороковник вот-вот, а ума как не было, так и не предвидится.
49
А главное – ни в коем случае не солить.
50
Когда начало? Не помнишь?
51
«Вот свет повсюду гаснет, но виден его след»
52
Ну, чего там наговорил твой Заратустра?
53
«Нет ничего ужасней, прекрасней тоже нет»
54
Ты это что, серьезно, что ли?
55
«Слюною кисло-сладкой подушку окропи»
56
Вопросы есть какие-нибудь?
57
«Вот коврик над кроваткой срывается с цепи»
58
Мы когда-нибудь начнем или нет?
59
«Вот медленная свинка колышется, поет»
60
Как лучше? Может быть, просто «Лестница»? А что – благородно, минималистично…
61
«Картинки половинка пускается в полет»
62
Или «Лестничный марш» лучше? Вроде, понаряднее как-то. Или «Лестничный пролет». Тоже ничего…
63
«Другая половинка то тлеет, то горит»
64
«И Африка, и свинка, и доктор Айболит»
65
«И свет повсюду тухнет, и в горле ватный ком»
66
«И радио на кухне о чем-то о таком»
67
А лучше всего – «Лесница существ». Так и оставим, хорошо?
68
«Вот свет повсюду гаснет, но виден его след. Нет ничего ужасней, прекрасней тоже нет. Слюною кисло-сладкой подушку окропи. Вот коврик над кроваткой срывается с цепи. Вот медленная свинка колышется, поет. Картинки половинка пускается в полет. Другая половинка то тлеет, то горит. И Африка, и свинка, и доктор Айболит. И свет повсюду тухнет. И в горле ватный ком. И радио на кухне»
69
Ну, что? Все собрались? Можно начинать?
70
«о чем-то о таком»
2006
Лев Рубинштейн
СТРАНА НА ЛЬДУ
Ольга Рогинская
1
«Звезды на льду» на Первом канале и «Танцы на льду» на канале «Россия» – два телевизионных проекта, побившие минувшей осенью все мыслимые рейтинговые рекорды. Идея соединить в рамках одного шоу звезд фигурного катания и знаменитостей кино, театра, поп-музыки, спорта и телевидения не могла не выстрелить в России, где фигурное катание не просто вид спорта, но часть культурной самобытности и предмет национальной гордости.
Ледовое шоу – актуальный формат, идеально соответствующий современному обществу глобального спектакля. Это закономерный предел, к которому пришло фигурное катание как один из самых зрелищных видов спорта. Фигурное катание сложилось как слияние спорта и танца. Оценка за артистизм, за презентацию программы здесь не менее важна, чем техническая. Мощная национальная школа российского фигурного катания тесно связана со столь же сильными традициями балетной и театральной школ. Не случайно две главные столицы фигурного катания – это Петербург и Москва с их театрально-балетным изобилием.
2
В фигурном катании не танцуют музыку, как в балете или современном танце. Здесь танцуют под музыку. Соревнуются под Баха и Чайковского. А когда под «Адажио» Альбинони или «Болеро» Равеля танцуют еще и в дорогом гипюре, получается красиво и общепонятно. Зрители испытывают настоящий катарсис. Любые соревнования фигуристов завершаются показательными выступлениями. Это невольная автопародия на соревнования и спектакли в одной упаковке, где Евгений Плющенко раздевается под Sex Bomb Тома Джонса, постепенно оставаясь в одних трусах и синтетических мускулах – костюме-панцире, где красиво катаются под песни групп «Тату» и «Блестящие».
Меломаны советской эпохи добывали записи популярных западных танцевальных мелодий, записывая на магнитофон выступления фигуристов на чемпионатах Европы, мира и Олимпийских играх, которые исправно и в полном объеме регулярно транслировались на советском телевидении. И потом, откуда средний советский человек так хорошо знал классическую музыку? Оттуда же. Советские комментаторы всегда объявляли название композиции, под которую катаются фигуристы. В фигурном катании своя табель о рангах. Танцевать под классику – это право нужно заслужить, оно дается лишь сильнейшим. Зритель же, созерцая выступления фигуристов, сам радуется своей приобщенности к «высокому». Залогом общедоступности являются сами требования, предъявляемые музыке для спортивных композиций: мелодия должна быть узнаваемой и в то же время незаигранной, плюс к этому – идеально укладываться во временной интервал, предусмотренный правилами (короткая программа в фигурном катании длится 2 минуты, произвольная – 4, 5).
Вокруг этого вида спорта существует целая музыкальная индустрия. Так, девичий струнный квартет Bond, «Spice Girls классической музыки», успешно распродал альбом Born благодаря тому, что под трек Winter в 2002 году в Солт-Лейк-Сити катал свою легендарную короткую программу олимпийский чемпион Алексей Ягудин, а в следующем сезоне Ирина Слуцкая выбрала для своей программы трек Victory с этого же альбома. Никому до этого не известный венгерский композитор и скрипач Эдвин Мартон сделал себе имя на фигурном катании. Именно он создал аранжировку мелодии Нино Роты из «Крестного отца», под которую Евгений Плющенко выиграл последние Олимпийские игры. Для Мартона сотрудничество с фигуристами стало основным бизнесом: он принимает участие в ледовых турне звезд фигурного катания, выходит на лед со скрипкой Страдивари, а фигуристы выступают под его аранжировки. Мартон даже создал новую мифологию о «мертвой музыке» и «живом катании»: «Когда идет катание под запись, пусть даже и высокопрофессиональную, создается странное впечатление: на льду катается живой человек, а музыка все же мертвая. Когда музыкант стоит рядом и исполняет композицию, чувствуя нюансы настроения спортсмена, восприятие совершенно иное». Расчет на фигурное катание дал свои результаты: за музыку к композициям российских фигуристов Мартон получил престижную премию Sports Emmy Award, завоевав тем самым международное признание. Теперь во время его музыкальных выступлений на экран проецируют кадры с победами российских фигуристов.
Совместные выступления фигуристов и музыкантов превратились в разновидность массовых шоу. Так, тот же Евгений Плющенко катался уже и под «живого» Игоря Корнелюка, а Татьяна Тотьмянина с Максимом Марининым исполняли «Вальс-Бостон» вместе с Александром Розенбаумом. Прошлой осенью в Петербурге в рамках ледового шоу, приуроченного ко Дню города, фигуристы три с лишним часа катались под Николая Баскова, который в итоге сам выехал на лед вместе с Ириной Слуцкой под песню «И вновь продолжается бой…». А нынешней весной в Москву для участия в ледовом шоу «Фантазия» приехал солист некогда всенародно любимого дуэта Modern Talking Томас Андерс, написавший специально для этого проекта балладу Just a Dream.
3
Для того чтобы шоу получилось еще более зрелищным, в нем используется множество световых и пиротехнических спецэффектов. В последнее время особенно популярен горящий лед. Фигуристы выполняют акробатические трюки, гимнастические и цирковые номера, актерствуют в меру сил и вкуса. Создаются тематические программы, часто со сквозным сюжетом. Это очень похоже на балет на льду, имеющий старые традиции в России. Но есть и принципиальное отличие: в нынешних шоу звезды всегда остаются звездами, в каких бы костюмах и образах они ни появлялись на льду. Будь то номер из «Звезд на льду» The Lonely Shepherd на музыку Джеймса Ласта, где Алексей Ягудин крутит трюки на трапеции в воздухе, или «Куплеты Бубы Касторского» в исполнении участника этого же шоу Игоря Бутмана, в любом случае первична возможность увидеть за образом исполнителя. Это важнее.
Сближение спортивного соревнования и шоу происходит не только в фигурном катании. Вслед за ледовыми шоу по стране прокатился бум их гимнастических аналогов. Самый масштабный из них – проект «Легенда о спорте» четырехкратного олимпийского чемпиона по спортивной гимнастике Алексея Немова с живыми выступлениями группы «БИ-2» и ГлюкоZы. Спортивная и художественная гимнастика, акробатика и батут здесь соседствуют со звуковыми и световыми эффектами, сложными декорациями, живой музыкой, светодиодными экранами и дефиле. В шоу отработали все главные звезды российской гимнастики. Московская премьера прошла еще в мае 2006-го, а в конце ноября шоу отправилось в месячное турне по семи городам России. Серебряный призер Олимпийских игр-2004 Ирина Чащина и обладательница Кубка мира-2001 Ляйсан Утяшева организовали еще одно гимнастическое шоу с участием лучших мастеров художественной гимнастики, руководствуясь самыми простыми соображениями. «Мы подумали: почему попсовые певицы, поющие под фанеру, собирают полные залы, а мы, женственные и пластичные художницы, которые своими выступлениями дают зрителям гораздо больше эмоций, не можем?» – риторически вопрошает Утяшева. Уже несколько лет проводятся легкоатлетические турниры по прыжкам в высоту под музыку. Снова в формате музыкального шоу с российскими и зарубежными артистами вперемешку с пиротехникой и лазерами. Прыжки уже успели «озвучить» Леонид Агутин и Лариса Долина, Александр Малинин и Надежда Бабкина, Максим Галкин и Николай Басков.
Налицо имитация возрождения былой спортивной мощи страны и пропаганда массового спорта. Идеологическую составляющую никто особо и не скрывает. В рамках одного из недавних прыжковых шоу было найдено уникальное, по мнению организаторов, дизайнерское решение в оформлении стадиона. Трибуны были стилизованы под кремлевские стены, что подчеркивало настрой официальной России на возрождение легкоатлетических традиций. Впрочем, стилизовать больше не нужно. В естественных декорациях, прямо под стенами Кремля, на Красной площади, открыт самый большой в Европе открытый каток с искусственным льдом, качество которого не зависит от погодных условий. 16 декабря там состоялся хоккейный матч ветеранов. Сборная СССР (sic!) сыграла со Сборной мира в победную ничью. Перед началом матча Лариса Долина спела путинский старый-новый гимн СССР/России в джазовой обработке, а в перерыве дочки прославленного хоккеиста Игоря Ларионова, как две капли воды похожие на Ксению Собчак, дружно спели под кадры спортивной кинохроники Ave Maria в память о великих хоккеистах, ушедших из жизни. В тех же кремлевских декорациях 19 декабря прошло грандиозное ледовое шоу звезд российского и мирового фигурного катания.
Напрашивается путь дальнейшего развития спортивных шоу – чтобы гимнастический ковер, бассейн и каток стали элементами одного грандиозного мероприятия. И так уже фигурист Антон Сихарулидзе ведет гимнастическое шоу «Легенда о спорте», а гимнастки Ирина Чащина и Юлия Барсукова участвовали в телевизионных ледовых проектах. Под влиянием этих практик все больше обесцениваются собственно спортивные умения. Истинные ценители спорта относятся к показательным выступлениям скептически, ведь спортсмен здесь никогда не будет работать на пределе своих возможностей, идти на рекорд. А зрителям шоу как раз это совершенно не важно.
4
Девальвация спортивных умений проявляется, среди прочего, в растущей популярности групповых упражнений, одновременно более зрелищных и демократичных. Для их выполнения не требуется владения сложнейшими техническими элементами, нет жестких возрастных ограничений. Этот вид возник для удовольствия, как хобби. Как ни странно, коньки – гораздо более гуманный спорт, чем гимнастика или синхронное плавание. На них можно кататься почти до старости, да и требования к спортсменам все же более мягкие. Особенно если говорить о синхронном катании: в составе команд часто попадаются весьма упитанные «спортсмены». Впрочем, это касается по большей части североамериканских и европейских команд – некорректные российские тренеры относятся к проблеме лишнего веса жестко и пеняют, что это, дескать, неэстетично. В первую очередь – красота!
Кстати, у русских и красота, и пресловутая эстетичность прочно ассоциируется с женским началом. С агрессивной настороженностью встречают в России идею распространения таких видов спорта, как художественная гимнастика и синхронное плавание для мужчин, вполне успешно развивающихся за границей. Да и в команду по синхронному катанию из 12—20 человек берут не больше 3—4 мужчин. Вот что рассказывает российский тренер-синхронист Ирина Яковлева: «Мужских команд нигде в мире нет. Этот вид начал развиваться не как спорт, а как хобби. Хотя в 1999 году я сама видела такую команду: на Кубке мира на открытии выступала мужская команда, причем зрелых мужчин. Было забавно, потому что уровень катания нельзя было оценить как средний, но они с удовольствием это делали и доставили удовольствие зрителям. В спорте мужских команд нет, но разрешается в команде иметь не больше 4 мальчиков. В команде из Самары было 50% девочек и 50% мальчиков, но были претензии на соревнованиях, потому что это не равноценно – соревноваться мальчикам и девочкам. Поэтому ограничили до 4-х, и во многих командах есть по 2—3 мальчика».
Все более популярными и зрелищными становятся в последние годы такие спортивные виды, как соревнования ансамблей в бальных танцах и групповые упражнения в художественной гимнастике. Еще один относительно новый для России вид спорта, набирающий популярность, – cheerleading. Между таймами и раундами спортивных соревнований на площадку выходят организованные ансамбли «девочек-фанаток» (cheerleaders), чьи выступления совмещают аэробику, гимнастику, акробатику и спортивный танец. Под лихую музыку барышни в коротких юбочках задирают ноги и размахивают помпонами. В итоге теперь соревнования по черлидингу (неологизм экзотичнее снорклинга и тем более керлинга) проводятся по двум номинациям – чер и данс . Чер-программа (от англ. cheer – настрой) – это акробатика и гимнастика с пирамидами и перестроениями в сопровождении «кричалок» и приветствий. Данс-программа (от dance ) – это групповая танцевальная композиция, где ценятся рисунок, пластичность, хореография и грация. Наблюдается возврат к традициям 1930-х – эпохе массовых спортивных праздников и физкультурных парадов. Только на смену демонстрации мощи и красоты молодого тела (бесполого по преимуществу) пришла зрелищность как таковая.
5
Все более популярными в фигурном катании становятся «возвращения» возрастных пар – практика, типичная для шоу-бизнеса. Как правило, это одиночные акции, приуроченные к олимпийскому году или крупному ледовому празднику. Это разжигает ажиотаж, хотя «уходы» и очередные «возвращения» повторяются с завидной регулярностью. Любители фигурного катания помнят громкое возвращение на олимпийский лед Лиллехамера в 1994 году легендарных фигуристов, олимпийских чемпионов 1984 года – немки Катарины Витт и англичан Джейн Торвилл и Кристофера Дина. Последней паре даже удалось в тот год выиграть чемпионат Европы, а на самой Олимпиаде первенствовать в оригинальном танце. Хотя по-настоящему успешных возвращений история фигурного катания еще не знает. Темпы развития современного спорта слишком высоки, и гости из прошлого выглядят именно так, как должны выглядеть. Можно вспомнить предсказуемые падения в оригинальном танце на Олимпиаде 2006 года вернувшихся литовцев Маргариты Дробязко и Повиласа Ванагаса и итальянцев Барбары Фузар-Поли и Маурицио Маргальo. Им просто не хватило физической подготовки для того, чтобы откатать программу в соответствии с новыми скоростными и техническими требованиями. Одной харизмы в большом спорте недостаточно.
В рамках ледовых шоу на лед выходят звезды самых разных возрастов. В телевизионном шоу «Звезды на льду» на коньках катался, и довольно успешно, Игорь Бутман. В «Танцах на льду» приняли участие Ивар Калниньш и Татьяна Догилева. До сих пор в ледовых шоу принимают участие фигуристы, выступавшие на соревнованиях еще в 1980-е годы. Это также способствует рождению особых ностальгических чувств у зрителей старшего поколения. Они как будто бы возвращаются в то легендарное прошлое, когда на льду выступали Игорь Бобрин, Наталья Бестемьянова с Андреем Букиным и т. д. В ноябре 2005 года с триумфом вышли на российский лед олимпийские чемпионы 1964 и 1968 годов – 70-летняя Людмила Белоусова и 73-летний Олег Протопопов. Они со скандалом эмигрировали из СССР в 1979 году и с тех пор живут в Швейцарии.
Фигурное катание – вид спорта, прогресс в котором измеряется развитием имиджевых и презентационных технологий: выигрывает здесь не только тот, кто лучше делает прыжки и поддержки, а кто при этом еще и лучше владеет технологиями. Сейчас фигуристов лепят не только тренеры, хореографы и врачи, но и музыканты, костюмеры, имиджмейкеры, психологи. Интересно наблюдать, как за год-другой из просто талантливого фигуриста делают звезду – меняя имидж и психологию, начиная от прически, макияжа, костюма и заканчивая манерой себя вести и говорить. Победы Алексея Ягудина и Евгения Плющенко на двух последних Олимпиадах были победами технологий, в то время как Ирина Слуцкая проиграла эти же две Олимпиады по причине излишней «человечности». Ее вызывающая нетехнологичность и была причиной невнятного, заведомо проигрышного катания. Те же Ягудин и Плющенко на играх 2002 года устроили настоящее единоборство. Второй, не выдержав нервного напряжения, упал в короткой программе и лишил себя надежды на золото. Напротив, первый, известный своей крайней психологической неустойчивостью, катался безошибочно, как машина. И все это – стараниями психолога Рудольфа Загайнова, который на той же Олимпиаде работал с другой чемпионкой, Мариной Анисиной. Если же говорить о формате шоу, то там прошлые победы и прошлые поражения важны одинаково. Для каждой звездной персоны создана грамотная биографическая легенда, в которой чередование успехов и неудач приправлено долей драматизма и соединено в «линию жизни». В результате победитель Плющенко и проигравшая Слуцкая вместе вели телевизионное шоу «Звезды на льду», подтверждая свой равный звездный статус.
6
Все больше телевизионных шоу строится на идее соревнования. «Звезды на льду» и «Танцы на льду» – только часть этой тенденции1 . На разных каналах российского телевидения идут состязания в умении вести политические дебаты, готовить еду, лезть на стену и танцевать под водой. Кроме профессиональных арбитров, решение принимают и зрители, разоряясь на смс-ках. Соревнования пришли на смену и «застекольным», и даже испытательным проектам, участники которых истязали себя голодом, холодом, скоростью и высотой. Сегодня вся страна выбирает лучших и отсеивает слабейших, как в свое время происходило в передовой, оказывается, передаче «Слабое звено», которую вела олимпийская чемпионка (!) Мария Киселева. Телевизионные гуманисты дают возможность слабейшим напоследок спеть, показать прощальный номер, произнести заключительное слово, передать привет родственникам и друзьям.
Вторая неотъемлемая черта таких шоу – объединение усилий профессионала и неофита в ходе достижения общего результата. Основная интрига здесь в том, найдут ли участники общий язык, как будет строиться их общение и взаимодействие. Именно здесь произошло обогащение спортивного проекта элементами реалити-шоу. Выступление каждой пары предваряется показом ролика в режиме «подглядывания», отражающего тренировочный процесс и общение участников «за кадром». Эффекту аутентичности служат характерные попискивания на ненормативной лексике тренирующихся звезд.
Если Первый канал сделал ставку на сегодняшних звезд и на зрелище, то канал «Россия» – на вчерашних звезд и подтягивание «отстающих» – воспитание спортсменов из тех, кто раньше и на коньках-то не стоял. Этот дидактический элемент – калька британской версии Dancing on ice. Приобретение готового проекта по лицензии ограничило создателей шоу довольно жестким форматом. Главные тренеры проекта «Танцы на льду» – олимпийские чемпионы 1984 года Наталья Бестемьянова и Андрей Букин. Члены жюри – профессионалы фигурного катания, не считая Николая Цискаридзе, который тоже, прямо скажем, не чужд искусству танца. Условие участия в шоу было одно – отсутствие навыков катания на коньках. По этой причине организаторам шоу пришлось отказаться от кандидатуры Сергея Маковецкого: в процессе первых тренировок выяснилось, что он слишком уверенно стоит на коньках. Жюри не менялось от конкурса к конкурсу, имея возможность следить за тем, как пара прогрессирует, выполняя очередные технические задания. По окончании телевизионной части проекта «Танцы на льду» не прекратили своего существования. Компания Granada International пригласила всех профессиональных участников сниматься вместе с британскими звездами в ледовом шоу Dancing on Ice, которое состоится в январе—марте 2007 года. Не исключено, что удастся договориться и о трансляции на Россию. Будет шанс увидеть, как Мария Бутырская танцует в обнимку, скажем, с Робби Уильямсом.
7
На Первом канале проект получился масштабнее и дороже. Лицензия была также куплена у ВВС, однако оригинальный проект Strictly on Ice еще не запущен в самой Британии, в связи с чем у организаторов шоу появилась возможность акцентировать российскую специфику шоу. Если в Великобритании это скорее телевизионная игра в жанре «Догони и обгони», то в России она превратилась в настоящее звездное шоу. Дело в том, что такого количества звезд фигурного катания, как у нас, нет нигде в мире.
Имена профессиональных участников у всех на слуху. Это победители двух последних Олимпиад, а также чемпионатов мира и Европы 2000-х годов: Алексей Ягудин, Елена Бережная и Антон Сихарулидзе, Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин, Татьяна Навка и Роман Костомаров и их тренер, чемпион мира Александр Жулин, Ирина Лобачева, Мария Петрова и Алексей Тихонов, а также Анна Семенович, ныне солистка популярной группы «Блестящие». К чемпионскому списку примыкают ведущие шоу Ирина Слуцкая и Евгений Плющенко и главный тренер проекта Илья Авербух. Все стало еще интереснее, когда в пары со спортсменами встали звезды-любители: актеры Марат Башаров, Екатерина Гусева, Ингеборга Дапкунайте, Анна Большова, Вячеслав Разбегаев, Александр Носик, Алексей Пиманов, саксофонист Игорь Бутман, певцы ГлюкоZа и Валерий Сюткин, телеведущая Оксана Пушкина, спортсменки Мария Киселева и Юлия Барсукова. Зрительский интерес подогревался очень грамотно. На протяжении шоу все звездные персоны были окружены слухами и сплетнями, порождавшими дополнительные интриги. Публику волновали животрепещущие вопросы, как будут общаться непримиримые враги и вечные соперники Евгений Плющенко и Алексей Ягудин, будет ли главный тренер Илья Авербух ревновать свою супругу Ирину Лобачеву к Валерию Сюткину, замужем ли Екатерина Гусева и есть ли в связи с этим шанс у ее партнера Романа Костомарова и т. д. Кроме председателя жюри, настоящей VIP отечественного спорта Татьяны Тарасовой, остальные эксперты менялись от передачи к передаче. Их участие в проекте превращалось в отдельное звездное шоу. Невозможно было предсказать, кто будет зажигать в следующий раз: Михаил Боярский или Владимир Спиваков, Андрей Малахов или Геннадий Зюганов, Дмитрий Нагиев или Александр Жуков – первый зампред правительства РФ. Ждали президента. Каждая передача имела свою тему, под которую участники разучивали номер: «Танцы народов мира», «Голливуд», «Советское кино», «Старые песни о главном», «Блюз и рок-н-ролл», «Танго», «Классика», «Дуэт», «Юмор» и др. В отличие от «Танцев на льду», здесь откровенно плохо не катался никто. Уровень постановки программ был очевидно высоким – лишнее доказательство того, насколько грамотно применялись технологии подготовки непрофессиональных участников.
Итог вышел идеальным. Три пары финалистов представили три разных стиля катания, а на самом деле – модели поведения. Абсолютными победителями (по решению судей и зрителей) стали Татьяна Навка и Марат Башаров, реализовавшие популистский стиль достижения успеха с его энергией, напором, скоростью и непосредственностью. Простые, искренние номера без лишних изысков. Апофеоз демократичности. Отзывы в чатах об их катании: «прикольно», «с юмором», «задорные», «позитивные», «жизнерадостные». Достаточно вспомнить посвященный Никите Михалкову номер «Утомленные солнцем», когда Навка в роли официантки подносит члену жюри Владимиру Жириновскому графин водки и соленый огурчик на закуску. Или классический номер с переодеванием под песню Верки Сердючки и ГлюкоZы «Жениха хотела, вот и залетела…» (Башаров в роли матери героини). Анна Большова и Алексей Тихонов, занявшие по решению жюри второе, а по мнению публики третье место, успешно эксплуатировали образ самой нежной, искренней и романтичной пары в проекте. В чатах зрители-болельщики обсуждают, поженятся они или нет. Факт, что у обоих есть семьи, вызывает сожаление, а то и возмущение. Исполнив танец под песню «Ты меня на рассвете разбудишь…» из эстрадной оперы «Юнона и Авось», оба исполнителя заплакали от избытка чувств. Большова поет женскую партию этой песни в нынешнем составе «Ленкома» и, конечно, посвятила это выступление Николаю Караченцову. В финальной программе они танцевали под «Мохнатый шмель…», снова изображая страсть и несчастную любовь. Перебор эмоционального «негатива» не дал им возможности победить. У Ингеборги Дапкунайте и Александра Жулина, занявших, соответственно, второе место по мнению зрителей и третье по решению судей, был имидж самой элегантной, самой стильной и самой загадочной пары. Такие не выступают под Верку Сердючку. Если классика, то «Болеро» Равеля, если танго, то «Запах женщины». Лучшие их номера – попурри на песни из фильма «Веселые ребята» (он – Утесов, она – Орлова) и «Мне нравится, что вы больны не мной…» (он – Мягков, она – Брыльска). Уверенность и зрелость этой пары, присущие им самоирония и равнодушие к собственно спортивной составляющей – не самый очевидный путь к победе. Как, собственно, и получилось.
В итоге «Звезды на льду» вышли вполне на уровне. Чтобы разом прийти в чувство, достаточно посмотреть песенное шоу «Две звезды», где профессиональные певцы поют опять-таки бог знает с кем. В ледовом проекте Первого канала грамотно смоделированы запросы современного российского зрителя, якобы только и ждущего света, позитива, добра и красоты. Во многом шоу получилось разговорным. Причем если ведущие «Танцев на льду» не вылезали из юмора в формате одноименной FM-радиостанции, то в «Звездах» преобладала идеологическая подоплека. Призывы покупать коньки и выходить на лед всей семьей и с друзьями, вера в дальнейшие победы советского (то есть, конечно, российского, российского) фигурного катания, вера в государство, которое поможет и поддержит, вера в себя, наконец. Шоу прошло по стране победной поступью. После церемонии награждения чемпион Башаров признался, что, стоя на верхней ступеньке пьедестала почета, почувствовал неодолимое желание услышать в свою честь гимн Российской Федерации. Организаторы шоу не могли желать лучшего финала.
8
2006 год – год начала настоящего бума фигурного катания в России, несопоставимого с популярностью этого вида спорта в СССР. Тогда болели у телевизоров за «наших» и страстно хотели отдать своих детей в секцию фигурного катания. Кое-где до начала 1970-х сохранялись дореволюционные атавизмы – ходить на каток в компании друзей. В массовый вид спорта фигурное катание превращается только теперь. Катки открываются в больших российских городах каждую зиму – от дорогих и респектабельных до самых демократичных. Ходить на каток – это модно. Телевизионные ледовые шоу еще больше подхлестнули массовый интерес к фигурному катанию2 . В спортивных магазинах дефицит коньков (поставщики еще не успели перестроиться). В спортивных секциях возникла неожиданная проблема – обилие разновозрастных учеников, желающих встать на коньки. Прямо как в Америке 1990-х, на которые пришелся так называемый «ледовый бум». Именитые российские тренеры, уезжавшие туда на заработки, занимались там по большей части не с будущими чемпионами, а с более или менее платежеспособной публикой, не имеющей спортивных амбиций. Теперь школы знаменитых чемпионов одна за другой открываются в России. А шоу типа «Звезд на льду» обеспечивают этим школам дополнительные перспективы. Ведь это же с ума сойти можно – немножко доплатить за эксклюзивную тренировку и встать на лед рядом с известным тренером и его не менее известным учеником – певцом, артистом, телеведущим. Возникла ситуация, обратная той, что сложилась в такой внешне близкой форме массового досуга, как бальные танцы. Школы танцев возникали в 1980-е при ДК и Домах пионеров принципиально для всех желающих, но постепенно выделились в респектабельный и дорогой вид спорта. Сейчас он молодеет на глазах: чемпионами мира становятся 15—16-летние спортсмены. Фигурное катание же, напротив, из «настоящего», т. е. трудоемкого и в общем-то жестокого спорта превращается в милый, хотя и не лишенный спортивных признаков досуг. Даже фитнес уже вынужден потесниться: фигурное катание – это не только полезно для здоровья, но еще и красиво. И даже вполне публично. Светское такое развлечение.
22 декабря 2006 года в Новом Ледовом дворце на Ходынском поле проходит гала-представление участников проекта «Звезды на льду». Билетов для всех желающих не хватает, и на следующий день объявляется дополнительное шоу. Весной участники проекта выезжают в турне по 40 городам России, ближнего и дальнего зарубежья. А до того, прямо под Новый год, в Москве на всех парах идет новогоднее ледовое шоу Евгения Плющенко.
Рождается новая традиция.
Теперь 31 декабря ходят не в баню, а в Ледовый дворец.
1 В самом начале ледовых проектов чуть не возникла опасность их закрытия. На официальном сайте Международного cоюза конькобежцев было опубликовано письмо, в котором всем фигуристам и иным официальным лицам (судьям, техническим специалистам и т. п.) под угрозой отлучения от официальных соревнований ИСУ (в том числе Олимпийских игр) было рекомендовано не принимать участия в телевизионных шоу, где есть элементы судейства. В итоге все обошлось, и оба проекта были успешно доведены до конца.
2 Ср. мнение одного из телезрителей, появившееся на интернет-форуме «Российской газеты»: «Сам замысел шоу имеет положительный стержень – спортивная состязательность, чувство гордости за российскую школу фигурного катания, здоровый образ жизни, хороший пример для подражания современной молодежи, в отличие от тнтэшных „Домов терпимости“, которые ежедневно организуют светские львицы сутенерской направленности. Господа, это праздник для здоровья и души, а не олимпиада. Побольше таких спортивных шоу – нация-то российская уже стала здоровее» (Юрий Будушин, сотрудник ФСБ, Москва).
ЛАЗУТЧИК В ЖИЗНЬ
Пол Боулз. note 1 . Т. 1: Нежная добыча. Т. 2: Замерзшие поля. Т. 3: Полночная месса. Пер. с англ.; под ред. Д. Волчека и М. Немцова. Тверь: Kolonna Publications; Митин Журнал, 2005—2006. 192 с.; 184 с.; 216 с. Тираж 2000, 1200, 1000 экз. (Серия Cr`eme de la Cr `eme)
Александр Скидан
Будущему историку литературы, занятому разгребанием окаменелостей «прекрасной эпохи», будет, вероятно, небезынтересно узнать, что первая публикация Пола Боулза (1910—1999) на русском языке состоялась в самиздатовском «Митином Журнале» в 1985 году. То был рассказ (или, скорее, притча) «Гиена» в переводе Аркадия Драгомощенко, повествующая о фатальной, как всегда у Боулза, встрече существ из двух разных миров, о неисповедимых путях зла. Перевод этот воспроизведен в третьем томе данного издания, история же его такова. В 1984 году Аркадий Драгомощенко получил из США две коробки с книгами издательства Black Sparrow Press, специализировавшегося на «потаенной» американской классике и всевозможных параферналиях авангарда. Среди книг Буковски, Фантэ, Олсона, пухлых репринтов журнала Blast, вдохновлявшегося идеями Паунда эпохи «вортицизма», оказались и два романа и том избранных рассказов писателя, о существовании которого тогда вообще здесь вряд ли кто-либо слышал. Так в «Митином Журнале» появилась «Гиена». Позднее этот том перекочевал в руки Сергея Хренова, напечатавшего в машинописном же журнале «Предлог» еще один рассказ – «Под небом» и взявшегося переводить «Сколько ночей»1 . Оба вошли в трехтомное собрание, наряду с «Далеким случаем», «Тысячей дней для Мохтара» и «Нежной добычей» в переводах Василия Кондратьева, также впервые увидевшими свет в начале 1990-х в том же «Митином Журнале», почти одновременно с экранизацией в 1990 году Бернардо Бертолуччи романа Боулза «Под покровом небес» (The Sheltering Sky).
(Помимо сугубо историко-литературного интереса все это важно еще и потому, что неким таинственным, едва ли не мистическим образом связано с гибелью обоих переводчиков Боулза. Сергей Хренов при загадочных обстоятельствах в 1995-м упал в лестничный пролет. Василий Кондратьев, посвятивший другу некролог2 , больше напоминающий обращенное вспять пророчество, спустя четыре года повторил его страшный полет. Они обменивались книгами Боулза, писателя, в котором, по словам знавшего его по Танжеру Уильяма Берроуза, таится какая-то зловещая тьма, «как в недопроявленной пленке». Незадолго перед смертью Василий Кондратьев договорился с издательством «Симпозиум» о переводе романа «Под покровом небес», но приступить к нему не успел. Этот перевод стал моей работой траура, обессиливающей, мучительной, как любая повинность, от которой не уклониться, которая с садистской навязчивостью вновь и вновь приближает тебя к последней черте. «Его крик прошел сквозь последний образ: сгустки свежей, сверкающей крови на земле. Крови на экскрементах. Высший миг, высоко-высоко над пустыней, когда две стихии – кровь и экскременты, – долго державшиеся порознь, слились. Появляется черная звезда, точка тьмы в ночной чистоте небес. Точка тьмы и путь к успокоению. Дотянись, проткни тонкую ткань покрова небес, отдохни»3 .)
Переводить Боулза непросто – в силу, прежде всего, «стертости», нейтральности его языка; у него нет ярко выраженной индивидуальной манеры, свойственной большинству модернистов. Он не экспериментирует со стилем, не играет с переменой «точек зрения» по ходу повествования, запутывая читателя, почти не прибегает к экспрессивной технике (разве что в кульминациях или в описаниях измененного состояния сознания), исповедуя по большей части протокольно-реалистическое письмо, каковое, впрочем, никогда не сводится к «реализму». Его языковую стратегию можно в этом отношении сравнить со стратегией Кафки, который тоже пользовался подчеркнуто «классическим», чуть ли не гетеанским немецким, описывая вещи, никак не укладывающиеся в классическую картину мира. Роднит двух писателей и другое: интерес к животной, бестиальной изнанке человека, его становлению зверем (насекомым); тяготение к жанру притчи, у Боулза, правда, лишенной теологических коннотаций; эксцентричность относительно метрополии, относительно своей национальной и профессиональной идентичности. Пражский еврей в Австро-Венгерской империи, пишущий по-немецки и зарабатывающий отнюдь не литературой: «…Мой народ, если я вообще принадлежу к какому-то народу»; Боулз же, будучи преуспевающим нью-йоркским композитором, востребованным кино и театром, в сороковые годы навсегда покидает США, чтобы поселиться… нет, не Европе, а в северной Африке, в т. н. Интерзоне (Танжер). Эпиграфом к третьей части романа «Под покровом небес» он выбирает афоризм Кафки: «Начиная с определенной точки, возвращение невозможно. Это и есть та точка, которой нужно достичь».
Об этой «точке невозвращения» – все лучшие вещи Боулза. Помимо романов «Под покровом небес» (1949) и «Пусть падет» (1952)4 , к «лучшим вещам» я отношу шесть упомянутых выше рассказов и такие безусловные шедевры, как «Эхо», «Скорпион», «Ты не я», «Записки с Холодного Мыса», «Донья Фаустина», «Если я открою рот», «Замерзшие поля», «Некто-из-Собрания», «Тапиама», «Время дружбы». Какой из них можно назвать наиболее характерным, «визитной карточкой» писателя? Трудно сказать. Все они – «холодные, жестокие, беспристрастные и моралистические в своей безжалостной аморальности» (Нед Рорем). Но формально, с некоторой долей условности, их можно разбить на три группы.
В первую группу войдут те, в которых представители западной цивилизации сталкиваются с первобытным, архаичным миром, в результате чего их ждет катастрофа: безумие, смерть, потеря человеческого облика или, как минимум, приобщение к пограничному опыту, опыту-пределу. Повествователь здесь вездесущ, объективен, отстранен; самые яркие примеры – «Тапиама» и «Далекий случай».
Во вторую – те, где западному человеку не требуется зеркало иной цивилизации, чтобы обнаружить в себе самом источник древнего ужаса и/или абсолютного зла. Таковы изощренные, зловещие «Записки с Холодного Мыса», «Ты не я», «Замерзшие поля», в которых или повествование ведется от лица персонажа, или кругозор рассказчика сливается с точкой зрения протагониста, и эта ограниченность порождает жуткий «эффект присутствия» – и одновременно дезориентации, своего рода негативного просветления или когнитивного тупика.
Наконец, к третьей группе принадлежат «этнографические» рассказы, описывающие замкнутый параллельный мир, подчиняющийся первобытным законам и стихиям, мир, куда доступ западному современному человеку заказан. Здесь как должное воспринимают кровавые ритуалы, магию, бесхитростное коварство, обман, самые примитивные инстинкты, сверхъестественные превращения, жестокость. Повествовательная техника тяготеет к сказу, мифу; вместе с тем рассказчик зачастую опасно сближается со своим героем, занимая парадоксальную двойственную позицию «лазутчика». К числу таких рассказов относятся «Скорпион», «Донья Фаустина», «Некто-из-Собрания», «Нежная добыча» и большинство поздних (с конца шестидесятых) вещей, составивших третий том.
Некоторые из этих поздних рассказов, по признанию писателя, написаны под кифом и отчасти посвящены опыту наркотического опьянения, также служащего «точкой» перехода в иное, во всех смыслах, состояние, из которого путешественнику не всегда дано возвратиться. Любопытно, однако, что еще до приобщения к традиционной арабской культуре (Боулз был знатоком и собирателем аутентичной музыки североафриканских племен, переводил арабскую прозу и до самого конца выкуривал по несколько трубок кифа в день) воротами в литературное творчество стало для него автоматическое письмо. О происхождении «Скорпиона» и «Доньи Фаустины», созданных в конце 1940-х под влиянием сказаний и легенд тропической Америки, которые Боулз адаптировал тогда для авангардистского журнала View, в автобиографии он написал следующее: «Мало-помалу ко мне пришло желание сочинить свои собственные мифы, приняв точку зрения примитивного сознания. Единственный способ, какой я смог изобрести для имитации этого состояния, был старый сюрреалистический метод – отказаться от контроля рассудка и записывать все, что выходит из-под пера. Сначала из этих экспериментов родились легенды о животных, затем – сказки о животных в обличье „основных человеческих“ существ. В одно дождливое воскресенье я проснулся поздно, поставил у кровати термос с кофе и начал записывать один из мифов. Никто меня не беспокоил, и я писал до тех пор, пока не закончил. Я перечитал его, назвал „Скорпион“ и решил, что могу показать его другим…»5 . «Старым» метод автоматического письма Боулз называет потому, что в юности он увлекался сюрреализмом и экспериментами – тоже, в известном смысле, воссоздающими «примитивную» логику – Гертруды Стайн. Начинающий поэт появляется на последних страницах «Автобиографии Алисы Б. Токлас» в слегка окарикатуренном, как водится у Стайн, свете. Ознакомившись с его опытами, писательница вынесла вердикт: стихи никуда не годятся, он – не поэт. И посоветовала молодому человеку, этому «дикарю промышленной выделки», как она его охарактеризовала, отправиться в Марокко. Он последовал ее совету и на много лет оставил литературу, посвятив себя музыке6 .
Интерес к «дикому», варварскому сознанию и сюрреалистическую мимикрию под него Боулз перенесет вскоре на современный материал, что позволит ему с невозмутимой брезгливостью вскрыть главную язву своего времени: кризис гуманистических ценностей, полную утрату веры в человечность человека, охватившую западный мир после двух войн. Герой-рассказчик «Записок с Холодного Мыса», бывший университетский преподаватель, сбежавший из Америки, выражает это состояние «цивилизованного варварства» с циничной откровенностью: «Нашей цивилизации суждена короткая жизнь – уж очень компоненты разнородны. Однако лично меня вполне устраивает, что все трещит по швам. Чем мощнее бомбы, тем скорее конец. На вид жизнь слишком отвратительна, чтобы стараться ее сохранить. Пусть ее. Возможно, когда-нибудь на смену придет иная форма жизни. Впрочем, так будет или эдак, значения не имеет. И в то же время я сам – пока еще часть жизни и посему обязан защищать себя, как умею. Поэтому я здесь. Тут, на островах, растительность до сих пор преобладает, и человек должен сражаться, чтобы явить само свое присутствие. Здесь красиво, пассаты дуют круглый год, и я подозреваю, что никто не станет тратить бомбы на нашу почти безлюдную часть острова – да и на любую его часть». И действительно, настигают героя не бомбы, а кое-что похуже, можно сказать, его же собственная опустошенность, принявшая обличье детски-невинной порочности его юного отпрыска. Подросток сначала совращает туземных мальчишек, а потом и своего отца, которого под страхом огласки вынуждает затем перевести все родительские деньги на свой счет. Вот как Боулз описывает поворотный, судьбоносный момент (и в этом «как» – он весь): «В комнате дышать было нечем. Я сбросил одежду на стул и глянул на ночной столик: на месте ли графин с водой. И тут у меня отпала челюсть. На моей кровати верхняя простыня была сбита к изножью. У дальнего края, темным силуэтом на белой нижней простыне спал на боку Рэки, голый.
Я долго стоял и смотрел на него, вероятно, не дыша, поскольку в какой-то момент, как я сейчас припоминаю, у меня закружилась голова. Я шептал себе, скользя взглядом по изгибу его руки, по плечу, спине, бедру, ноге: – Дитя. Дитя.
Судьба, когда вдруг ясно воспринимаешь ее, подступив чуть ли не вплотную, лишена свойств. Ее понимание и осознание ясности этого видения не оставляют на горизонте разума места для чего-либо еще. В конце концов я выключил свет и тихонько лег. Ночь была абсолютно черна».
Подобно вплотную подступившей судьбе, превращающей разум и западную рациональность в пустыню, письмо Боулза лишено свойств. В самых леденящих, завораживающих сценах падения или насилия он сохраняет невозмутимую ясность и отрешенность хирурга, заставляя читателя испытывать головокружительное чувство, будто все это происходит с ним самим. В отличие от большинства других мастеров нагнетания ужаса, включая и повлиявшего на него Эдгара По, Боулз никогда не вдается в натуралистические описания, не смакует детали, не нанизывает прилагательные, призванные внушить «нужное» чувство. Напротив, он «просто» сообщает факты, как если бы говорил о самых заурядных, обыкновенных вещах. Отсюда и неотразимое воздействие его прозы, бесстрастной, беспросветно мрачной, под стать все той же ослепительной «точке», откуда возвращение невозможно и которую именно поэтому и нужно достичь.
Блестящий пример подобной минус-техники – ранний шедевр «Далекий случай» (1947), дальше некуда идущая аллегория гордыни западного человека, вырастающая в аллегорию чистого ужаса. Французский лингвист приезжает в Северную Африку, чтобы описать диалект магриби и тем прославиться. Он ведет себя по-хозяйски заносчиво с проводником-арабом, и тот в отместку заманивает ученого в ловушку, направляя прямехонько в логово лихих региба. «В сером утреннем свете его бесстрастно рассматривал человек. Затем одной рукой зажал профессору ноздри. Когда у того раскрылся рот, чтобы глотнуть воздуха, человек быстро схватил его язык и сильно дернул. Профессор подавился, дыхание у него перехватило; он не видел, что случилось дальше. Не мог разобрать, какая боль была от сильного рывка, какая – от острого ножа. Потом он бесконечно давился, плевался – совершенно автоматически, словно это был и не он. В уме то и дело всплывало слово „операция“: оно как-то успокаивало ужас, а сам он снова погружался во мрак». Но это еще не все. «Той же ночью, остановившись за какими-то барханами, люди вынули профессора, все еще безмысленного, из мешка и поверх пыльных лохмотьев, оставшихся от одежды, нацепили странные ремни, увешанные донышками от консервных банок. Одна за другой эти блестящие связки обмотали все его тело, руки и ноги, даже лицо, пока он не оказался закованным в круглую металлическую чешую. Когда профессора таким образом украсили, было много веселья». Превращенный в полуживотное-полуобрубок на потеху туземцам, искалеченный, безъязыкий лингвист, забывший о том, кем он был в прошлой жизни, путешествует с караваном по Сахаре, пока его не продают в городе какому-то местному вельможе. И когда того хватает полиция за убийство и профессор обретает свободу, он видит французский календарь, но не может вспомнить, что значат буквы. И тогда в нем просыпается боль, а вместе с болью и зачатки сознания. Он крушит дом своего хозяина, а потом – бежит. Но не в комиссариат, не к французским солдатам, а обратно в пустыню: «Солдат, улыбаясь, смотрел, как скачущая фигурка уменьшается в подступающей тьме, а грохот жестянок сливается с великой тишиной за воротами. Стена гаража, к которой он прислонился, еще исходила теплом, оставленным солнцем, но лунный озноб уже наполнял воздух».
К разящей безыскусности, требующей изощреннейшего мастерства и самодисциплины, Боулз шел долго и не самым прямым путем. Но был с лихвой вознагражден за терпение. Первые два романа и короткая проза 1940-х – начала 1950-х годов снискали ему славу одного из лучших американских писателей. «Под покровом небес» несколько лет держался в списке бестселлеров и вошел в список ста лучших англоязычных романов. О его книгах восторженно высказывались ведущие литературные издания и такие знаменитости, как Теннеси Уильямс и Гор Видал. Но к началу шестидесятых восторги поутихли. Тому было много причин, среди которых стоит указать две. Во-первых, уехав в Танжер, Боулз свел к минимуму контакты с внешним миром7 и не принимал практически никакого участия в окололитературной светской жизни; он не выносил приемы, презентации и прочую шумиху, без которой невозможно поддерживать вокруг своего имени необходимый флер преуспевания, как не выносил и сам этот флер. Во-вторых, герои и сам материал его прозы становились со временем все более экзотичными, чуждыми американскому читателю, чтобы не сказать неудобными. Он описывал катастрофическое столкновение цивилизаций, разрушительные для средневекового исламского уклада последствия прогресса, ведущие к исчезновению традиционной культуры и ремесел, к обнищанию населения и – в итоге – к фундаментализму и экстремизму. Кто в 1960-х мог оценить его прозорливость? Одни лишь битники, однажды признав в нем непревзойденного мастера и учителя, продолжали им восхищаться. Для широкой, что называется, публики Боулз надолго перестал существовать. Только к началу восьмидесятых годов, благодаря переизданиям, осуществленным Black Sparrow Press, его имя начало выходить из полосы забвения. (Именно в этот момент писателя и открыла в Ленинграде горстка родственных душ.) Об этом триумфальном возвращении хорошо сказал Бернардо Бертолуччи, чьи слова вынесены на обложку второго из рецензируемых нами томов: «К сожалению, широкая публика с большим опозданием открывает для себя великих писателей, особенно самых сложных и, как правило, самых лучших. Публика открыла для себя Пола Боулза благодаря моему фильму „Под покровом небес“, но это вовсе не означает, что он не был великим писателем. Успех у публики никогда не был доказательством величия».
Что можно к этому добавить? Разве что слова самого Боулза, звучащие как девиз, гербом которому – вся его жизнь: «Слишком много внимания уделяется писателю, и слишком мало – его труду. Какая разница, кто он и что чувствует, если он всего лишь машина для распространения идей? В реальности его нет, он – ноль, пустое место. Лазутчик, засланный в жизнь силами смерти. Его основная задача – передавать информацию сквозь границу жизни, обратно в смерть».
Пол Боулз умер в Танжере в 1999 году в возрасте восьмидесяти девяти лет. С последних фотографий на нас смотрит прокаленный морщинистый лик смотрящего куда-то в сторону, мимо нас, старца в клубах дыма. Недопроявленная пленка, зловещая тьма, которую ему удавалось держать на расстоянии, «на отлете», как руку с курящейся сигаретой – твоей и в то же время посторонней, ничьей.
1 Подробнее о Сергее Хренове и редактировавшемся им в 1984—1989 годах журнале «Предлог» см.: Самиздат Ленинграда. 1950-е – 1980-е. Литературная энциклопедия. М.: Новое литературное обозрение, 2003. Дабы отдать должное и хотя бы отчасти восстановить подлинную картину литературных связей, упомяну, что из-под руки Сергея Хренова выходили прогремевшие по-русски значительно позднее – и совсем под другими обложками – Стоппард, Берджес, Бротиган, а в его «Предлоге» и многочисленных приложениях к нему – Арабаль, Дюрас, Руссель, Г. Стайн, Беккет, Жене, Бланшо, Деррида.
2 Кондратьев В. Памяти Сергея Хренова (1956—1995) // Звезда Востока. 1995. № 9/10.
3 Пол Боулз. Под покровом небес. СПб.: Симпозиум, 2001.
4 Боулзу принадлежат еще два романа – «Дом паука» (The Spider’s House, 1955; русский перевод Владимира Симонова вышел в 2006 году) и «Высоко над миром» (Up Above the World, 1966); кроме того, он автор собрания стихов Next to Nothing (1926—1977; 1981), документальной прозы, автобиографии Without Stopping (1972), множества переводов и одиннадцати сборников рассказов.
5 Christopher Sawyer-Lauзanno. An Invisible Spectator. A Biography of Paul Bowles. New York: Grove Press, 1989. P. 246—247. Все биографические сведения приводятся по этому изданию.
6 Боулз-композитор – это отдельная тема. Стоит все же упомянуть, что он автор трех опер, четырех балетов, множества концертов для фортепьяно с оркестром, музыки к кинофильмам и театральным постановкам, в том числе к «Стеклянному зверинцу» Теннеcси Уильямса (1944) и «Эдипу-царю» (1966). Боулз продолжал сочинять музыку вплоть до восьмидесятых годов, но пик его активности в этой области приходится на тридцатые—сороковые.
7 Он до конца, вплоть до девяностых годов, отказывался установить у себя в танжерской квартире телефон и общался только по переписке. Его автобиография «Не останавливаясь» умалчивает о столь многом, что это дало Берроузу повод иронически переиначить название книги на «Не пробалтываясь» (Without Telling). Биографу Боулза стоило немалых трудов склонить писателя к сотрудничеству; первая реакция Боулза была: «Надеюсь, никакая биография не появится при моей жизни». Не афишировал он, в отличие от большинства современников и коллег, и свой гомосексуализм.
РАЗГОВОРЫ С ПОЛОМ БОУЛЗОМ
Танжер, 1989—1991
Саймон Бисхофф1
Боулз Я не знаю ни одного телефонного номера, потому что у меня нет телефона. Никогда его не устанавливал. Да я и ненавижу говорить по телефону.
Бисхофф Но ведь одно время у вас тут был телефон?
Боулз Да.
Бисхофф И что?
Боулз Я его снял со стены. Он не работал: молчал пятнадцать месяцев. Его чинили, потом рабочие уходили, а он все равно не работал. В конце концов признали, что починить его невозможно. Оказалось, что кабель где-то на улице перерезан. Здесь ни у кого нет телефона. В доме никто не живет. Моя квартира иногда была единственной, в которой кто-то жил; все остальные пустовали. Не удавалось сдать. Марокканцев они не пускали, только европейцев. Но обычно европейцы не хотят жить в таких маленьких квартирах: им нужно больше места. Так что ничего не удавалось сдать. Теперь тут кругом марокканцы. После независимости сменился владелец, и им пришлось впустить марокканцев. После независимости тут стало много демократии. Марокканцев начали пускать в рестораны. Прежде они могли только ходить в марокканские заведения, а всеми большими ресторанами владели европейцы, французы. Я пытался провести Ахмеда Якуби2 в один из ресторанов. Несколько раз его пускали. Потом вышел человек и сказал: «Il ne peut plus entrer ici, Monsieur!»3 Я спросил: «Это почему же?» И тут его жена сказала: «Il nous est hostile!»4 В отели им тоже не разрешалось входить. Если им нужно было войти в «Минзах»5 , их останавливали. Ну, в бары их так и так не пускали. Они могли только ходить в свои кафе, в медине. Это была колония. Марокканцы были подчиненные люди, второго сорта.
Бисхофф Как вы могли жить в стране, где проводилась такая политика и существовал расизм?
Боулз А что я мог поделать?
Бисхофф Могли бы уехать.
Боулз Уехать? Нет, но я писал об этом. Я признавал, что это несправедливо. Но зачем мне было уезжать? Меня они тоже не любили. Американский посланник говорил мне, что всякий раз, когда я ездил на юг Марокко, ему звонили французы: «Monsieur Bowles est ici, можно нам его арестовать?» А он говорил: «Нет, нет» и все в таком духе. Я все время был на грани ареста. Потому что я общался с марокканцами, это было запрещено.
В Тунисе мне было еще хуже! В каждом городе меня хватали, тащили в участок, и мне приходилось показывать документы, объяснять, чем я занимаюсь. Они думали, что я немец, не знаю почему. Это было в 1933 году.
***
Боулз Хиппи для меня ничего не значили. Я всегда считал это буржуазным движением – молодые люди, которые хотят выбраться из буржуазной среды. Они не были пролетариями, многие из них бросали учебу и не хотели больше заниматься.
Бисхофф А идеологически вы им сочувствовали?
Боулз Не было у них никакой идеологии. Нет, некоторые были мне симпатичны, другие не нравились. Как любые люди.
Бисхофф Но как антибуржуазное движение?
Боулз Пожалуй, да…
Бисхофф Потому что говорили, что вы были первым, кто отверг западную цивилизацию, западный истеблишмент, первым из целого поколения.
Боулз Да, так обо мне раньше говорили. Думаю, что хиппи или битники приезжали сюда, в Марокко, потому что слышали, что здесь можно легко и дешево найти киф. Наркотики были для них очень важны. Они вообще ничего не делали, только принимали наркотики. Если ты занят работой, у тебя нет времени, чтобы валяться и раздумывать, как плохи дела у тебя в стране или в твоей семье. Если действительно работаешь, ты можешь серьезно воспринимать только свою работу. Все остальное второстепенно.
Бисхофф Но нельзя спрятаться от повседневной жизни, приходится ее учитывать, как и других людей вокруг!
Боулз Но что такое повседневная жизнь?
Бисхофф Ваши чувства и ощущения.
Боулз Нет, повседневная жизнь – это работа. Так мне кажется. Просыпаешься утром и начинаешь ее делать, вот что такое повседневная жизнь! Ну, конечно, этим все не исчерпывается. Тебе нужно есть, дружить с кем-то, не со многими людьми – иначе не сможешь работать.
Бисхофф Ведь курение кифа было важно и для вас тоже: может быть, для вашей литературной работы?
Боулз Совсем не было важно! С кифом было легче сосредоточиться, я не так волновался. Не знаю, может для кого-то это и плохо, на всех действует по-разному. Многим это совсем не дает работать.
Бисхофф Киф активирует воображение, возникают видения?
Боулз Ну уж точно не видения!
***
Бисхофф Вы согласны с тем, что задача литературы – говорить правду?
Боулз Не знаю… Говорить правду? Но ведь не в буквальном смысле, фактическую правду, нет. Можно сказать больше правды, если говоришь поэтическую правду, а не буквальную.
Бисхофф С другой стороны, может ли литература лгать?
Боулз Лгать? Зависит от того, хорошо ли это у тебя получается. Многие замечательные книги – это всего лишь ложь: то, что никогда не случилось и случиться не могло. Но, если говоришь это особым образом, возникает более ясное ощущение реальности, чем от запротоколированной правды. Важнее всего конечный результат.
Бисхофф И он должен быть правдой, а не ложью.
Боулз Но он может быть сотворен изо лжи, конечно!
***
Бисхофф Каким вы видите будущее Танжера?
Боулз Ох, будущее! (Смеется. ) Больше нет «танжерского стиля жизни», так что об этом незачем беспокоиться. Будущее Танжера – такое же, как будущее Ниццы, Брюсселя, скажем… любого европейского города. Мне кажется, Танжера вообще не осталось!
Бисхофф А как точно определить «танжерский образ жизни»?
Боулз Точно? (Смеется. ) Не знаю, что имел в виду Майкл Роджерс6 , когда он давным-давно ввел в оборот это выражение. Он имел в виду большую журналистскую свободу. Она была обречена задолго до того времени, за восемнадцать лет до этого, в 1956 году, когда Марокко получило независимость – на бумаге. Но потом потребовалось время, чтобы законы, написанные на бумаге, стали реальностью на улице. И надо признать, что после 1956 года произошли великие перемены. Даже в 1974-м. А теперь, еще пятнадцать лет спустя, уже нет никакого сомнения. Все перевернулось, все изменилось.
Бисхофф А еще через пятнадцать лет?
Боулз Ох, ну, это будет в 2004 году… кто знает? Может быть, вообще никакого Танжера не останется. Может, его разбомбят алжирцы или испанцы… откуда мне знать? Невозможно представить, что стрясется в будущем. Любая неожиданность. Скорее, он станет больше похож на европейский город. Или к власти придут фундаменталисты и превратят его в восточный город – ливанский, иранский – что-то такое… Может, тут вообще больше не останется европейцев.
Бисхофф Считаете ли вы, что есть способ сбежать или защитить себя от власти цивилизации, технологии, или в целом от так называемого «современного образа жизни», который разрушил Марокко в последние сорок или пятьдесят лет?
Боулз Нет. Как? Можно всячески сторониться этого, но… бороться с этим? Думаю, что нет.
Бисхофф Но кажется, что и у этого типа цивилизации тоже нет будущего?
Боулз Разумеется, нету!
Бисхофф Таким образом, должны произойти очень быстрые перемены, иначе вообще все погибнет.
Боулз Да, вообще все погибнет. Я в этом уверен – упадок, не знаю, как сказать. Говоря «все кончится», я имею в виду любой тип культуры или приемлемой жизни для конкретного человека. В будущем не останется места для личности: каждый будет поневоле частью группы.
Бисхофф И, вы думаете, человечество с этим смирится?
Боулз Ну конечно. Человечество, полагаю, хочет только одного: чтобы было достаточно еды. Люди могут жить без свободы, если у них хватает еды.
***
Бисхофф В 1971-м или 1972 году Хассан ii, король Марокко, едва избежал покушения, подготовленного его же собственными офицерами. Что произошло потом?
Боулз Не знаю. Может, всех казнили?
Бисхофф А политическая ситуация сильно изменилась за последние пятнадцать лет?
Боулз Да, я думаю, неприязнь к королю уменьшилась.
Бисхофф А чем этого объяснить?
Боулз Наверное, процветанием. В целом, люди живут гораздо лучше.
Бисхофф Это означает, что король в каком-то смысле добился успеха?
Боулз Да, люди им довольны.
Бисхофф Но людей пытают в тюрьмах, и говорят, что есть специальные тюрьмы для политзаключенных на юге, вроде концлагерей – о них писал Жиль Перро7 .
Боулз Верно. Я однажды оказался в таком месте. Это был большой концлагерь посреди пустыни. Ужас! Я путешествовал с художником Кристофером Ванклином. Неожиданно мы увидели что-то вроде лагеря. Мы остановились, стали разглядывать, и тут появился солдат с ружьем. Он подбежал к нашей машине и сказал: «Сюда!» Мы спросили: «Куда вы нас ведете?» – «Сюда!» Говорил он довольно грубо. Так что мы последовали за ним, и он привел нас куда-то, там стояли два здания. Всюду были солдаты. Такой участок в пустыне, окруженный тремя большими линиями колючей проволоки, точно тремя змеями. Тут они начали нас допрашивать: «Вы откуда?» Мы ответили: «Только что приехали из Таты» – «А здесь что делаете?» – «Солдат нас сюда привел!» Потом они проверили наши документы и сказали, что у нас нет права здесь останавливаться. «Мы и не хотели здесь останавливаться, нас заставили». Это им все не понравилось. Они не хотели, чтобы иностранцы видели это место. Так зачем они нас сюда привели?! Тут они заперли нас в комнату без столов и стульев, там не было ничего – только грязный пол. Там было много таких комнат, одна за другой, вроде тюремных камер. И мы ничего не могли поделать. В конце концов они сказали: «Давайте, давайте, уходите! Убирайтесь с глаз долой!» Так что мы вернулись обратно в лагерь и поехали в другую сторону. Это было лет тридцать назад, в 1960 или 1961 году, кажется. Они были очень грубы, совершенно без всякой причины. Так что у меня остались очень неприятные воспоминания об этом месте, Фоум-эль-Хассан – это очень смешное название: Рот Короля. Рот Хасана – там никакого города, ничего, только этот лагерь…
Бисхофф Книга Перро наверняка запрещена в Марокко.
Боулз Разумеется. Любого, у кого она есть, посадят в тюрьму, и любого, кто ее читал, могут посадить. Правительство отпечатало тысячи листовок, воззваний: «Как граждане Марокко, мы протестуем против публикации этой книги». К тому же марокканцам нельзя слушать французские радиопередачи или смотреть французское телевидение, это запрещено! Они устроили большую кампанию. Причем любой, кто подписывает это воззвание, должен платить пятьдесят дирхамов, так что власти заработали на этом много денег – миллионы. Король не просто разозлился, он воспользовался случаем, чтобы организовать рекламную кампанию.
Бисхофф И людей заставляли подписывать?
Боулз Да, косвенно заставляли. Вы знаете, как это тут делается: к примеру, король строит новую мечеть. Любой марокканец обязан сделать вклад, а наверху решают, сколько каждый человек должен заплатить. Мой друг, марокканец, был учителем в деревушке возле Чечауена, в горах. Он описывал, что произошло в деревне. Были, если не ошибаюсь, три человека, которые не хотели платить… да, очень большие суммы были назначены, которые они должны были заплатить, и они сказали: «Мы не можем!» Тогда пришли солдаты и заявили: «Правительство знает, что вы можете заплатить, мы знаем, сколько у вас денег: давайте, платите!» Но они отказались. Тогда – а была зима – троих человек и их сыновей раздели. Тут считается великим унижением оказаться голым перед другим мужчиной или перед женщинами. Они вытащили их и поволокли по улицам, избивая. Так поступают со всеми, кто не платит то, что обязан. Такое творится по всей стране. Если не платишь, жди беды. Вот для чего ты живешь здесь, вот для чего ты в Марокко – платить.
***
Боулз Я никогда не понимал антисемитизма так называемых интеллектуалов. Можно понять антисемитизм люмпен-пролетариата, невежественных, необразованных людей, которые слушают политические лозунги и речи. Можно понять антисемитизм дураков. Интеллектуал может ненавидеть одного еврея или другого, но не всех евреев в целом, это глупость.
Бисхофф Меня всегда удивляло, что марокканцы часто восхищаются Гитлером.
Боулз В основном потому, что они слышали, что он убил много евреев. Это единственная причина.
Бисхофф Так что – они антисемиты?
Боулз Ну, они часто приводят цитаты из Корана против евреев. Но в Коране можно найти и слова Пророка о том, что евреев нельзя угнетать. Хотя, спору нет, он был против них. Это ведь его зять, Али, развязал войну против евреев и многих убил. Без всякой серьезной причины – просто потому, что они не мусульмане. И, как повествует легенда, все погибли, все мужчины-евреи были убиты. Тогда женщины пришли с жалобой к Пророку: «Теперь у нас нет мужей, больше не будет детей, как нам быть?» И Пророк сказал: «Не волнуйтесь, вы ведь знаете, где похоронены ваши мужья?» Они ответили: «Да, на кладбище!» – «Каждая из вас должна прийти туда и лечь на могилу мужа, и вы понесете». Так они и поступили, и у всех родились дети. Этих детей мусульмане назвали «абнаа-джифа». «Джифа» – это падаль, хуже отбросов. Так что с тех пор они стали называть евреев «детьми падали» и считали, что у них внутри живут черви. Марокканцы по-прежнему в это верят.
Бисхофф Марокканцы также считают, что евреи занимаются кровосмешением.
Боулз Такого я не слышал. Они это говорят о фесцах и, конечно, говорят, что фесцы – евреи, так что… С чего они это взяли, понятия не имею. Они считают, что фесцы в принципе аморальны. Не любят их. Ненавидят.
Бисхофф Вы ведь всегда любили Фес больше Танжера?
Боулз О да, это правда. Я ездил туда каждую зиму и несколько месяцев жил в отеле. Там гораздо интереснее, город старше. Архитектура, разумеется, любопытнее… и город больше… Они всегда больше тратили на образование, больше, чем тут. Хотя теперь почти все одинаково. Одинаковое образование, не религиозное. У них есть Карауин8 . И история города намного интереснее танжерской, конечно. Но сейчас очень многие, кто там живет, не из Феса. Приехали откуда-то. Ахмед Якуби – его отец из Феса, а мать горянка.
Бисхофф Почему же вы поселились в Танжере, а не в Фесе?
Боулз Тут было намного проще в финансовом смысле, намного лучше из-за Интернациональной зоны. Если у вас был банковский счет здесь, в Танжере, можно было получить вдвое больше за доллар во франках или песетах. Если вы меняли доллары в Париже или Касабланке, было время, когда за доллар давали 220, а тут 550! Жизнь здесь была очень дешевая. И можно было держать все деньги здесь в банке и поехать в Париж, жить в Париже и менять по танжерскому курсу, телеграфируя в свой банк. Так что удавалось очень дешево жить в Париже или Мадриде. Это было замечательно! Это была основная причина жить здесь, а не в Фесе. То же самое – если вы ездили в Фес или Марракеш или куда угодно, вы тут меняли деньги, а тратили там.
И жизнь тут была проще, конечно. Очень космополитичная из-за Интернациональной зоны, полно европейцев и американцев. А там остаешься почти один. Там жили колонисты-французы – в основном корсиканцы, не очень приятные люди. Самые настоящие корсиканские крестьяне, которых французы поощряли приезжать сюда и колонизировать марокканские земли. И они были безжалостны с марокканцами, ужасно себя вели, хуже, чем настоящие французы. Так что в целом они были не очень приятные люди – эти так называемые французы в Марокко. У них выходила своя газета в Фесе, на корсиканском языке. Корсиканский – это смесь итальянского и французского, но больше от итальянского.
Так что мы жили здесь. Кроме того, Джейн9 любила Танжер больше, чем Фес. Думаю, что, как большинству европейцев, Фес внушал ей клаустрофобию из-за высоких стен, туннелей, лабиринта медины… Это ее раздражало. Мне это нравилось, а ей нет. Большинству моих друзей не нравилось. Они ездили туда посмотреть, а потом, вернувшись, говорили: «Да, да, на это стоило взглянуть, хорошо, что мы вернулись». Думаю, город им казался зловещим. Я в Фесе не чувствовал ничего зловещего.
Бисхофф Вы однажды написали, что Танжер для вас – город снов.
Боулз Да, потому что он мне снился, когда я уезжал куда-то. Сейчас в нем нет этих черт, он изменился. Нельзя сказать, что стал неузнаваем, но он не тот, что 50 лет назад. Улицы были темные, много туннелей. Теперь их уже не сыщешь.
Бисхофф А как выглядел Танжер после независимости?
Боулз Трудное было время для европейцев. Было запрещено ввозить туалетную бумагу. И никто не понимал почему. А марокканцы говорили: «Потому что ее производят здесь». Но это неправда. Они не умели ее делать. Так что приходилось покупать марокканскую туалетную бумагу, и часто рулон весь разваливался, он был из кусочков, какая-то ерунда, вроде целлюлозы или женских прокладок, совсем не годился. И люди ужасно жаловались, а англичане всякий раз, когда кто-то уезжал за границу, говорили: «Только не забудь бумагу!» И они привозили горы английской туалетной бумаги. А на таможне иногда спрашивали: «Это что такое? Вынимайте! Ввозить нельзя!» Невероятно! Конечно, марокканцы ее вообще не использовали. Так почему же они не разрешали ее ввозить для горстки неверных? Теперь они научились ее делать, хоть как-то, но она все равно не очень хорошая. Достать европейскую или американскую туалетную бумагу невозможно. Вся только марокканская. Вообще не понимаю все эти законы. Вряд ли они догадывались, что европейцам очень тяжело обходиться без туалетной бумаги. Но если скажешь им, они отвечают: «Это мерзость! Это плохо, ее все равно надо запретить. Цивилизованные люди не пользуются туалетной бумагой, они подмываются, как марокканцы!» Это кошмар, потому что когда марокканцы ходят в туалет, он весь залит водой, которую они не вытирают. Просто оставляют воду на полу.
***
Боулз Как-то раз я сидел на террасе кафе, а рядом сидели французские дамы, у одной была маленькая собачка. И тут на улице появился старый марокканец в джеллабе. И собачка спрыгнула, подбежала к марокканцу и стала лаять. «Сиси, иди сюда!.. Она не выносит их запах».
Однажды я ехал на автобусе, на юге Марокко. В те времена на автобусах ездили только французы, и водитель был француз. Внезапно он сбил марокканскую женщину, которая шла по дороге. Наверняка она была ранена, но он не остановился… просто поехал, а она осталась лежать. Только сказал: «Это всего лишь фатма»10 . Ужас! И я сидел в этом автобусе.
И в Фесе тоже. Однажды я увидел двух марокканок, которые вошли в лавку, принадлежавшую француженке. Они просто смотрели, но француженка стала на них орать: «Что вы тут делаете! Немедленно убирайтесь из магазина!» Вы знаете, марокканцам было запрещено заходить туда, где были французы.
***
Боулз Вчера вечером приходили два адвоката… Я должен заплатить им 500 000 франков, это 5000 дирхамов, потому что владелец дома, банк в Касабланке, требует, чтобы я судился с женщиной, живущей на втором этаже, поскольку она не хочет съезжать из квартиры, которую я снимал больше 30 лет назад – у меня есть контракт. А когда я переехал на верхний этаж, там поселился итальянец, а потом марокканка. Она действительно платит какие-то гроши за эту квартиру и предложила владельцу в три раза больше, но он отказался. И вот они решили, будто это моя вина, что эта женщина не съезжает, поскольку это я ее впустил. Так что я должен участвовать в суде против нее. В противном случае они меня выселят. И они могут. Достаточно, чтобы кто-то сказал, что у меня в квартире курили киф. Если какой-то сосед скажет, что он почувствовал запах кифа. Потому что тринадцать лет назад мне пришлось подписать контракт, что в моей квартире не будет никаких наркотиков. Пришлось подписать, бред какой-то. Или если скажут, что я принимаю здесь марокканцев, будет достаточно, чтобы меня выселить. Год назад приняли новый закон о том, что марокканец не имеет права появляться на улице рядом с иностранцем. Бред, но это правда. Насколько я знаю, здесь его не применяют, но на юге, в Агадире, где много иностранцев, немцев, да… Так что если идешь по улице и марокканец подходит и говорит: «Я пойду с вами», а тебя останавливает полиция, и у марокканца нет удостоверения гида, они тебя спросят: «Почему он с тобой?», а ты отвечаешь: «Да я только что встретил его на улице», они говорят: «А почему вы его не прогнали?» – и ведут тебя в участок. «Вы нарушили закон, но если вы заплатите, мы забудем». Все это ради того, чтобы содрать деньги. Ничего не случится с тобой в Марокко, кроме того, что придется раскошеливаться. Что бы ни произошло, приходится платить. Вот в чем все дело!
***
Бисхофф Вы никогда не учили арабский.
Боулз Нет, у меня не было времени! Поначалу у меня не было желания. Потом у меня не было времени учить арабский. Я был занят работой – писал, сочинял музыку. У меня не было желания учить его, потому что не было ничего, что я хотел бы прочитать по-арабски. А если хочешь научиться читать, нужно, как говорят Белые Отцы11 , заниматься восемь лет, целыми днями, с утра до вечера.
Бисхофф Чтобы читать что?
Боулз Вот то-то и оно, читать нечего!
Бисхофф А как же Коран?
Боулз Ну, его можно прочитать и на других языках. У меня он есть на французском, английском и испанском – на арабском нет. Джейн учила арабский в Париже, перед приездом сюда. Не очень долго учила. Здесь она через день училась диалекту. Говорить на нем можно, а читать нельзя. Чтобы читать, нужно знать арабский. Придется учить два разных языка – арабский и разговорный арабский. И есть вариации, конечно, по всему Марокко, от города к городу, но это один диалект среди тех, кто говорит по-арабски. Потому что есть несколько миллионов тех, кто по-арабски не говорит, у них свои языки – у берберов, например…
***
Бисхофф Что вы собираетесь делать после ужина?
Боулз (барабанит пальцами по деревянному подносу ). Хочу прочитать почту и написать несколько писем. У меня горы писем, я многие выбросил, не ответив. Вчера целую стопку выбросил. Я не могу на них отвечать. Ну, я не знаю этих людей, почему я должен им писать? Много женщин пишет: «Я видела вас в передаче „Апостроф“», множество таких писем. И все чего-то хотят. Присылают всякое. Стихи, которые они написали, рассказ или просто свою автобиографию: где они родились, в какую школу ходили, чем занимались. Невероятно! А потом выясняется, что этим женщинам пятьдесят, шестьдесят лет, почти как мне. Наверное, нужно отвечать, но у меня нет времени. Мне стыдно, что я не могу ответить; если бы у меня был секретарь, я бы его попросил. Однажды у меня возникла хорошая идея: я напечатал письмо, сделал много ксерокопий и послал пятидесяти адресатам: «Простите, я посылаю вам это формальное письмо, потому что я болен – это правда, я действительно болел – и я не могу больше писать, а просто хочу сказать, что я получил ваше письмо, спасибо и до свиданья!» (Смеется. ) И тут же получил множество ответов: «Надеюсь, вы поправились!» Вот так! (Смеется. )
Бисхофф А что хотели эти женщины, которые видели вас в «Апострофе»?
Боулз Может быть, им понравилось то, что я сказал ведущему, Бернару Пиво. Многие, наверное, думают, что я слишком добр с теми людьми, которые ко мне приезжают, потому что Бернар Пиво сказал: «Почему вы пускаете всех этих людей?!» А я ответил: «Потому что они приезжают». Все засмеялись, так что, наверное, это прозвучало смешно. Но это была правда! Именно поэтому я их пускаю.
Даниэль Родо из «Либерасьон» написал мне четыре года назад и прислал вопрос: «Почему вы пишете?» Я выбросил его письмо. Я никогда не слышал о «Либерасьон», мне это ни о чем не говорило. Я получил еще одно письмо: «Полагаю, что вы не получили мое первое письмо? Почему вы пишете?» Я и это выбросил, еще в большем раздражении. Потом кто-то другой мне написал: «Даниэль Родо пытается связаться с вами и хочет получить ответ на свой вопрос». Так что я ответил очень быстро: «Дорогой Даниэль Родо, я пишу, потому что я жив!» И он решил, что это замечательно, и опубликовал. Это единственный вменяемый ответ, разве нет? Если вы писатель и вы живы, так почему бы вам не писать?
Бисхофф Очевидно, он хотел узнать, почему вы стали писателем?
Боулз Об этом он меня не спросил! Он спросил, почему я пишу!
Бисхофф А что бы вы ответили на вопрос, почему вы стали писателем?
Боулз Отвечу, что я ничего другого не умею делать!
Бисхофф Но вы ведь были композитором.
Боулз Я умею сочинять музыку, да. Но я не мог бы стать композитором здесь, в Танжере. Необходимо пианино.
Бисхофф Ну, невеликая проблема.
Боулз Колоссальная проблема – это невозможно! Когда Танжер был европейским городом, тут были музыкальные магазины – два, по меньшей мере, французские, можно было взять пианино напрокат. Теперь невозможно достать, даже если хочешь купить.
Бисхофф Но ведь нетрудно выписать из Испании.
Боулз Скорее всего, его не пропустят, ведь оно деревянное. Мне придется купить железное пианино. Уже представляю, как оно прибывает в порт, его сгружают и разглядывают: «Вы не можете ввозить это, мсье». – «Почему?» – «Оно деревянное». – «Ах, да». Мне даже это не позволили бы ввезти (показывает на электронное мини-пианино ).
Бисхофф А как вы его достали?
Боулз Один француз приехал, у него оно было в трейлере. Такой большой трейлер, с кроватью, кухней, горячей водой, душем… и вот этой штукой! Я сказал: «Какая замечательная вещь!» Он спросил: «Хотите купить?» Я подумал, согласился, и мы договорились о цене. Даже помню, сколько я заплатил. Я платил долларами: 450 долларов. Хорошее, «Филипс», очень мощное. Оно у меня уже 15 лет и прекрасно работает. Но я написал на нем всего одну или две вещи. Я привык к пианино, а здесь клавиатура такая короткая, приходится воображать, как это будет звучать на пианино. Думаю, на нем можно написать струнный квартет. Там не нужна большая тесситура.
Бисхофф Так это главная причина, почему вы больше не пишете музыку – отсутствие пианино?
Боулз Да, но дело не только в этом, мне все равно его тут некуда поставить в квартире, нужен дом. Это была бы совершенно другая жизнь. Я не против, но это очень дорого! Прежде всего найти дом – тут ни одного не найдешь! Почти невозможно снять дом с обстановкой; пустой – да, но ведь придется покупать мебель. У меня нет обстановки для дома. У меня вообще нет мебели! Здесь все ужасно дорого и все равно плохого качества. Раньше марокканские вещи были хорошие. Сомневаюсь, что они хороши сейчас. Все, что я вижу, мне совсем не нравится, потому что это наполовину европейское. Они используют европейские ткани, наносят на них европейские узоры, вечно накрывают свои тайфоры12 этим ужасным материалом, который называют «формика», что-то вроде пластика. Ужас! Несколько месяцев уйдет на то, чтобы обставить дом. У меня нет времени, сил и даже интереса. Нет, я абсолютно счастлив здесь, пока мне дают здесь жить, и я не думаю, что они выгонят меня отсюда.
Бисхофф А могут?
Боулз Из Марокко? Да! В любой момент. Каждый год приходится обновлять вид на жительство. И когда это делаешь, нужны три копии письма из твоего банка с указанием, сколько точно у тебя денег, откуда ты их получил, как их перевели… много всего. Каждый год масса проблем. А бывает, что они не хотят давать. Я ждал два года и два месяца разрешения. Я по-прежнему здесь, как видите. Но у меня нет вида на жительство! И в любой момент, когда ты живешь без разрешения, они могут сказать, что запрещают тебе здесь находиться, и придется уехать. В прошлом году у меня шесть месяцев не было разрешения. Ждал, ждал и ждал. Даже дольше: не шесть, а восемь месяцев. И наконец оно пришло – как раз перед тем, как его срок истекал. Еще четыре месяца, и оно заканчивалось. Безумие, я этого не понимаю.
Так что они могут отказать в любой момент. Нужно подать заявку и через какое-то время что-то происходит. Они говорят – либо «удовлетворено», либо «отказано». Если отказ, приходится уезжать. Они так сделали с Альфредом Честером13 . Но он сам напрашивался на неприятности. Если ты портишь дома, все бьешь и ломаешь, можно такого ожидать. Он за все заплатил, но я ему не помогал.
Бисхофф А что за человек был Альфред Честер?
Боулз Безумец. Сумасшедший, совершенно сумасшедший!
Бисхофф В каком смысле?
Боулз Во всех смыслах! Я впервые встретил его в Нью-Йорке в доме женщины по имени Энн Морисетт, и он мне показался очень интересным и образованным. В тот вечер он говорил о Сьюзан Зонтаг. Он вдруг сказал мне: «Ну пошли! Вставай!» Со всеми попрощался, мы вышли и пошли к Зонтаг. Так я с ней познакомился. А оттуда мы пошли к Джеймсу Болдуину, негритянскому писателю. Альфред знал всех. Он жил в Париже девять лет, когда мы снова встретились. Тогда он еще не был такой сумасшедший. Он сошел с ума в Марокко. Сьюзан Зонтаг тоже так считала. А я ей сказал: «Знаю, но ведь мы все сумасшедшие». А она: «Нет, он по-настоящему сумасшедший. Он ведь лежал в сумасшедшем доме».
Бисхофф А почему он сошел с ума?
Боулз Ну, он влюбился в Марокко, его тут все восхищало, он курил много кифа и стал пить коньяк. Выпивал литр коньяка в день – это ведь очень много. Да еще с кифом… Его мозг никогда не был в нормальном состоянии.
Бисхофф То же самое произошло с Джейн, верно?
Боулз Нет, она ведь не курила киф, а пить начала до приезда сюда. Так что Марокко не изменило ее так, как изменило Альфреда.
Бисхофф Вы не думаете, что марокканский опыт ее изменил?
Боулз Не знаю, что с ней сделала Шерифа14 , что она ей давала. Конечно, у нее было кровоизлияние в мозг. Но это, возможно, произошло от высокого давления из-за алкоголя. У всех врачей свои теории. Многие люди думают, что Шерифа давала ей что-то.
Бисхофф А зачем?
Боулз Не знаю, зачем, разве что хотела ее убить. Но зачем ей это понадобилось? Она получала от нее деньги. Джейн давала ей деньги каждый день. Если вы получаете от кого-то деньги, обычно в ваших интересах, чтобы этот человек был жив. Она могла давать ей что-то, чтобы помрачить ее рассудок, так тут принято. Иногда они неточно определяют дозу и дают слишком много, парализуют жертву или сводят с ума, в зависимости от количества снадобий. Так что не знаю. Врач, лечившая Джейн, убеждена, что ей что-то давали, она всегда это говорила. Она 18 лет проработала в Марокко, в разных городах, и многим ее пациентам давали так называемую «магию», а на самом деле это разного типа яды. Она говорила, что встречала похожие случаи. Но доказательств нет. Кто может сказать? Шерифа никогда ничего не говорила. А я никогда ее не обвинял. Только она одна знает, делала она что-то или нет…
Бисхофф А она никогда не скажет!
Боулз Нет! (Смеется. ) Разумеется, нет. Надеюсь, никогда ее больше не увижу.
Бисхофф Почему Джейн в нее влюбилась?
Боулз Понятия не имею! Не знаю. Разве такие вещи можно понять? Объяснения нет. Кто угодно может влюбиться в кого угодно. Можно объяснить, почему марокканцы влюбляются в европейцев: потому что у тех есть деньги! Но при этом они не имеют в виду то же самое, что и европейцы. Их представление о любви – это благополучие. Если кто-то обеспечивает им благополучие, они любят этого человека. Но они всегда опасаются, что благополучие может кончиться. И тут они начинают давать им наркотики, или подсыпать «магию» в еду, или даже пытаются убить.
Бисхофф А Шерифа ее любила?
Боулз Нет!! Нет! Я думаю, совсем не в этом дело. Джейн обеспечивала ей благополучие. Вот что такое любовь для марокканцев: знать, что у тебя будет что поесть (смеется ). Это относится к абсолютно неграмотным марокканцам, у которых ничего нет. Такие у них представления. Другие люди, которые умеют читать и писать, может быть, чувствуют по-другому. Так что теперь у молодых людей должно быть иное восприятие. Что-то вроде европейского представления о романтической любовной привязанности. Но в те времена такого не было. Это ведь произошло довольно давно, много лет назад…
Джейн все время работала над романом, который она не могла собрать вместе. Так что весь роман состоит из кусочков.
Бисхофф Почему она не могла его закончить?
Боулз Понятия не имею. Ей не нравилось то, что у нее получалось. Она писала и перечеркивала все, потом целую неделю пыталась переписать и снова все зачеркивала. Почти за двадцать лет не продвинулась. Только записные книжки, полные идей.
Бисхофф Это как-то связано с тем, что ей пришлось жить в Марокко?
Боулз Нет, вовсе нет! Она написала два рассказа в Марокко.
Бисхофф Два рассказа и статью для журнала «Мадмуазель».
Боулз Да. А потом вернулась к роману и попыталась его дописать. Но не смогла.
***
Бисхофф Честер ведь жил с марокканцем, Дриссом?
Боулз Да.
Бисхофф Почему они разошлись?
Боулз Они не расходились. Полиция выгнала Альфреда из Марокко. Ему дали восемь дней на то, чтобы он уехал из страны без права возвращения. Он дважды пытался вернуться, разными способами. Однажды приплыл на югославском корабле. В порту ему не дали сойти на берег. Он хотел повидаться с Дриссом. На следующий год прилетел на самолете. И в аэропорту его опять не впустили. Потом он вроде бы жил в Штатах. И в конце концов поехал в Израиль. Некоторое время жил в Иерусалиме. Не знаю, как долго: кажется, меньше года. Там он покончил с собой. Об этом писали в нью-йоркских газетах. Мне кажется, он всегда был сумасшедший. Он не расставался с огромной, толстенной книгой – Талмудом на иврите. Он знал иврит. Его мать хотела, чтобы он стал раввином. Но когда ему было лет девять, он чем-то таким заболел, и у него исчезли все волосы на теле: у него не было ресниц, вообще никаких волос, ужас. Дрисс всегда говорил: это все равно, что трахать младенца (смеется ). Так что оказалось, что он не может стать раввином. У раввина должны быть волосы. Не знаю, почему (смеется ). Так что он это дело бросил, и его мать, разумеется, заставила его носить парик. Он выходил из дома в парике, но, как только оказывался на улице, снимал…
Бисхофф А что же случилось с Честером в Марокко?
Боулз Его выгнали из Марокко потому, что он ломал все дома, которые снимал. Ломал все. Вбивал гвозди в матрасы, сжигал вещи, разбивал холодильники, бил раковину молотком, ломал стены. Ему нравилось ломать вещи.
Владелец пошел в полицию, сказал, что Честер сумасшедший, что он разломал два дома в Танжере и один в Арчиле, а потом пришел к нему в контору, кричал и визжал, оскорблял его секретаршу и его самого, конечно, тоже. И полиция дала ему восемь дней. Так что ему не удалось вернуться. Когда делаешь такие вещи, не удивительно, что тебя высылают.
Бисхофф А с Дриссом он так и не встретился?
Боулз Нет. Альфред ведь не мог вернуться в Марокко. И потом Дрисс нашел себе женщину из Голландии, и Альфред его больше не интересовал. Вероятно, она давала ему больше денег.
Бисхофф Обычно у марокканцев нет представления о физической красоте.
Боулз Да, думаю, что нет.
Бисхофф Они больше думают о характере человека.
Боулз Ну да, и дает ли он им денег на еду, покупает ли одежду. У Альфреда почти не было денег. Все, что у него было, он отдавал Дриссу. И тот готовил ему, занимался хозяйством.
Бисхофф Так что вы думаете, что сексуальные и любовные отношения основаны только на деньгах?
Боулз Да, я думаю, это основное представление у марокканцев, что все можно свести к вопросу «сколько?». Так у них устроено сознание. Может быть, в деревне, где встречается молодая пара и женится, все по-другому. Они не думают о деньгах, но они несомненно думают о том, что родят детей, которые будут их содержать. И в этом смысле, не напрямую, они тоже думают о деньгах – да, абсолютно все! Небогатые люди по всему миру думают прежде всего об этом.
Мне надо прочитать письма Честера. Их готовят к печати, и публикатор прислал их мне и сказал, что я должен их прочитать, потому что там обо мне много оскорбительных упоминаний. Совершенно ясно, что Честер был сумасшедший, но он ненавидел меня с такой силой, что не мог написать ни одного письма без того, чтобы не напасть на меня, выдумывал обо мне всякие ужасные истории. Не вижу никакого смысла разрешать их публикацию, мне это совершенно ни к чему. Вы бы разрешили? Он ведь просто врал. Придумывал все эти истории, чтобы изобразить меня чудовищем, ужасным человеком, который заслуживает смерти. Но у него ничего не вышло, так что я все еще жив! (Смеется. )
***
Бисхофф Что за человек был Ахмед Якуби?
Боулз Очень странный, очень суеверный. Он считал это религиозностью, но… Когда он болел, он все время проклинал Бога: «Я ненавижу Бога, ненавижу… Ты слышишь меня? Я тебя ненавижу! Я вел достойную жизнь, а ты сделал меня таким!» Он, конечно, верил, был настоящим мусульманином. Но его реакция была немусульманской. Ни один добрый мусульманин не начнет кричать на Бога: «Я тебя ненавижу!» Это немыслимо.
Бисхофф Он отличался от Мрабета15 ?
Боулз О да, очень. Якуби был «примитивным», его реакции были совсем первобытными. Вот что меня восхищало. Когда он заканчивал картину, он сидел перед ней минут десять и играл на флейте – говорил, что вдыхает в нее жизнь, потому что где-то слышал легенду о Боге, который вдохнул жизнь в Адама, вылепив его из глины. И он решил: картина по-настоящему не живая, но я оживлю ее, если буду играть перед ней на флейте. Он верил в это! Почему? Это очень примитивно, мне кажется… Я всегда старался, чтобы он был как можно примитивнее… ну, то есть оставался таким, как есть… Так что мы говорили только на диалекте. Он не знал ни слова по-французски, по-испански и, конечно, по-английски. В общем, приходилось очень трудно – ведь я не говорил по-арабски, знал только отдельные слова. Так что он учил меня, и мы общались. Ну, у него не было со мной особых проблем – не знаю уж почему – сначала жесты, гримасы, а потом я научился с ним говорить. Он говорил на диалекте очень странно. Я сперва этого не знал, а потом Питер Мейн сказал мне, что он говорит как ребенок. Странно. Видимо, он считал, что так я лучше пойму. Возможно, так и было! Но потом он стал говорить так с другими европейцами, знавшими арабский, и все они думали: «Какой странный парень, он говорит, как будто ему четыре года». Вот так он говорил с ними, но не с другими марокканцами. Забавно!
Мы обедали в китайском ресторане, а потом кто-то ему сказал: «Знаешь, что они всегда добавляют свинину в любую еду?» И он выбежал, его стошнило, хотя это было на следующий день, и потом он плохо себя чувствовал и говорил: «Ах, я должен много часов молиться, прости меня, я не знал, что ел свинину». Вышел из туалета и говорит: «Бог наказывает меня! Но это не моя вина, я не хотел есть свинину». А я: «Но ты же не знаешь, ел ли ты свинину?» – «О да, ел!» Потому что ему сказали, что свинина во всех блюдах. При этом он ел утку, там вовсе не было свинины. «Но там была свинина в соусе, они любят свинину, нет никаких сомнений…» Он все время думал, что его наказывает Аллах. Потом, когда он оказался в Америке, он не мог исполнять предписания – не знал, когда начинается Рамадан, потому что вокруг не было мусульман, у которых можно спросить.
Бисхофф А он не возражал, что вы не мусульманин?
Боулз Нет. Иногда он пытался меня обратить, но я, разумеется, отвечал: «Нет, нет, отстань!» А он говорил: «Но ты ведь не любишь Иисуса Христа, верно?» – «Нет, не люблю». – «Тогда почему бы тебе не стать мусульманином?» Я не мог ему объяснить, что я вообще не люблю никакого бога, это бы его ужаснуло. Они вообще не понимают атеизма – бедные мусульмане! Я часто от них слышал: «Христианин или иудей лучше, чем атеист: у тебя должен быть Бог, какая-то религия, если у тебя ее вообще нет, ты хуже всех». Такое у них представление, что это очень плохо. Но я многому научился у Якуби.
Бисхофф Сколько вы прожили вместе?
Боулз Не знаю, это было не постоянно. Он приезжал в Танжер иногда, проводил месяц и возвращался в Фес, потом опять уезжал. Мы жили вместе в одном доме примерно пять лет. Мы много путешествовали: были в Египте, Судане, Шри-Ланке, Индии, Малайзии, Гонконге, Японии, потом на Занзибаре, в ЮАР, Америке, на Канарах, в Испании, ездили по Европе, однажды поехали в Турцию, в Стамбул…
Бисхофф Вы ведь писали об этом?
Боулз Да.
Бисхофф И это единственный раз, когда вы о нем писали?
Боулз Не знаю, наверняка еще где-то…
Бисхофф В «Доме паука»?
Боулз Да, тут большая связь, конечно, там было все о нем. Ну то есть вдохновлено, навеяно им. Не о нем непосредственно.
Бисхофф Как закончились ваши отношения?
Боулз Хмм… Дайте припомнить… Я уезжал, он вернулся… кажется, из Америки, и он был женат на какой-то американке, и она увезла его в Бразилию. Она сюда много раз приезжала, они тут жили, у них родилась дочь… и они то уезжали в Нью-Йорк, то возвращались сюда. И потом она с ним серьезно поссорилась, и у него появилась еще одна девушка, он привез ее сюда… и у него было великое множество друзей… мы с ним не ссорились, просто не встречались. Он часто приезжал сюда в свою мастерскую. У него была большая мастерская, которую он постоянно снимал. Он часто уезжал в Америку на выставки. Так что мы не виделись. Он не любил Мрабета; Мрабет, естественно, не любил его. Они никогда не любят друг друга, марокканцы.
Бисхофф Ревнуют?
Боулз Не знаю. Само собой разумеется, что они настроены друг против друга. Каждому кажется, что другой получает все деньги. Даже если у него нет возможности получить самому, потому что он здесь не живет, да еще и женат. Я считаю это само собой разумеющимся, что они будут не любить друг друга. Например, Темсамани, мой шофер, и Якуби ненавидели друг друга. Им приходилось встречаться каждый день, но они беспрерывно говорили мне друг о друге гадости. Они всегда тебя предупреждают: «Не смотри на него, не обращай на него внимания, все эти люди плохие, только один я, я надежный, я честный, а они все плохие…»
Бисхофф Они всегда надеются, что их полюбят.
Боулз Это не просто любовь: они ищут благополучия. И если марокканец видит, что Икс уделяет ему много внимания, любит его, привязан к нему, он чувствует, что удастся что-то получить… Я всегда считал это само собой разумеющимся, всегда смотрел на них предельно цинично, считал, что весь их интерес состоит в том, чтобы как можно больше получить – вещей или денег. Знаю, что это не совсем правда, но ведь так с ними проще иметь дело, верно?
Бисхофф И именно в этом суть ваших отношений с Ахмедом Якуби?
Боулз Думаю, что да. Конечно, я не знаю, до какого предела. Я не думаю, что он хотел что-то конкретное получить, потому что я взял его на полное содержание. Он получал все, что хотел, а больше всего он хотел, чтобы я его не выгнал. Хотел быть рядом со мной, куда бы я ни направлялся, что бы я ни делал. Но я полагаю, все это потому, что он знал, что о нем будут заботиться.
Бисхофф Только в материалистическом смысле – все измерялось в деньгах и подарках?
Боулз Ну, так мне всегда казалось…
Бисхофф И как же вы на это согласились?
Боулз А что тут такого? Вы ведь тоже хотите, чтобы марокканцы вас любили, верно?
Бисхофф Да, но не только за деньги! На это я не готов.
Боулз Ну а я привык. Я всегда на это соглашался, с самого начала. За все отношения, которые у меня были, приходилось платить. У меня никогда не было бесплатного секса, даже когда я был намного моложе. Так что я принял это как должное. Вы не понимаете (cмеется ).
Бисхофф Но разве это дружба?
Боулз Нет, конечно! Можно назвать это собственностью. Так, видимо, точнее.
Бисхофф Но разве вы с Якуби не были и друзьями тоже?
Боулз Кто знает, где начинается дружба… или кончается. Я бы сказал, что мы были друзьями, да, разумеется. Но я не ожидал, что он будет об этом думать, в той или иной степени… Я взял его в Америку, мы поселились у Либби Хольман16 . И тут она заявляет: «Я влюбилась в него, я его забираю себе!» И забрала. И он остался с ней. Не было вообще никакой проблемы.
Бисхофф Но ведь для вас это наверняка была проблема?
Боулз Ну уж рад я не был, нет! Я огорчился.
Бисхофф Это было своего рода предательство.
Боулз Да, но я всегда ожидал, что они будут так себя вести. Если по-другому, то тут что-то странное! Они не обязательно так поступали, но я этого ожидал. Я не ожидал, что марокканцы будут относиться ко мне как к личности. Я бы удивился, если бы это случилось. Думаю, что это относится в целом к людям в странах Третьего мира. Уверен, что это справедливо для мексиканцев, а я прожил среди них четыре года. Они воспринимают нас как туристов. Да, Мрабет сказал, что он считает европейцев тлями, которые живут на листьях. Муравьи идут и доят их, но никогда не нападают, просто используют их, как коров… Так что он думает, что европейцы – тли для марокканцев. Марокканцы используют их. Главное, что они существуют за их счет, собирают молоко или что там производят тли, и тащат себе домой. Вот это очень точно отражает их точку зрения. При этом они думают, что европейцы уже и так все у них отобрали. Так что, по меньшей мере, они пытаются забрать то, что могут. Это с их точки зрения…
***
Боулз У меня нет никаких моих писем! Откуда им взяться – я их пишу, отправляю, и их больше нет!
Бисхофф А письма Джейн?
Боулз Джейн никогда не думала, что ее письма захотят публиковать. И я не думал. Если бы я подумал, что они понадобятся, я бы сохранил, потому что у меня было очень много. Но я все выбросил. Очень трудно хранить письма, когда ты все время путешествуешь. Они были очень забавные. Но что мне было с ними делать? Мне негде было их хранить!
Бисхофф Так что она писала много писем?
Боулз Мне писала много, но не всем, даже своей матери не писала. Никогда не хотела писать матери. Не любила ее. Когда от ее матери приходили письма, она бросала их на пол, не распечатывая, и топтала. Странно! Я всегда говорил: «Джейн, так нельзя поступать с этим письмом, нужно его прочитать!» Ее мать к ней беспрестанно лезла. Иногда писала ей каждый день и всегда начинала: «Джейн, милая, ты – все, что у меня есть!» А она этого не переносила, естественно. «Не может оставить меня в покое!» А ее мать действительно не могла, она была одержима ею. Джейн была единственным ребенком. Ужасно иметь мать, которая все время за тебя цепляется. Она ей писала всякие глупости: «Ухаживай за волосами! Дам тебе особый совет, как сделать, чтобы они выглядели мягкими и пушистыми. Возьми три яйца, разбей их, затем шесть лимонов, выжми, налей сок…» Конечно, Джейн ничего этого не делала, только чтобы позлить ее. А мать писала: «Заботься о коже!» А когда Джейн поехала в Центральную Америку, мать сказала: «У тебя там быстро испортится цвет лица».
Бисхофф А ее матери нравились произведения Джейн?
Боулз Вовсе нет! Она ненавидела их! Всей ее семье не понравился роман17 . Им казалось, что это позор, что она его напечатала. А мои родственники сказали: «Почему она не подписалась девичьей фамилией, а взяла нашу и вымазала ее в грязи?»
Когда вышла книга Джейн, ее мать написала ей: «Я не горжусь своей девочкой!» (Смеется. ) Ну, если бы рецензии были хвалебные, может быть, они бы отнеслись по-другому. Но хороших рецензий не было. На обложке первого издания было написано что-то вроде: «Вот книга, которая вас шокирует». А один критик сказал: «Единственное, что шокирует в этой книге, это то, что она нашла издателя!» (Смеется. ) И многие так думали… Многие критики писали, что все в книге сумасшедшие и нет ни одного здравомыслящего персонажа. Странно, теперь никто ничего подобного не говорит. Когда роман переиздавали через двадцать, тридцать лет, всем казалось, что там все нормально. Почему? Странно…
Да, некоторые рецензии в Америке были очень смешные. На Гора Видала много лет назад написали рецензию, в которой говорилось: «Это худшая книга, написанная когда-либо кем-либо о чем-либо» (смеется ). Чудесно! Это было о романе «Город и столп» о гомосексуальных отношениях. Люди были в таком ужасе, в некоторых штатах он был запрещен, это было сорок лет назад, в 1947 году. На такую тему нельзя было писать. Вот поэтому рецензент мог сказать только одно: «худшая книга, написанная когда-либо кем-либо о чем-либо». То есть сам факт, что она вообще существует. В ту пору приходилось делать вид, что таких вещей вообще нет. Многие так и делали. Это было сразу после войны. Книгу Видала считали извращенной.
Бисхофф Но ведь не в первый же раз гомосексуальность появилась в американской литературе?
Боулз Нет, ее можно найти у Мелвилла.
Бисхофф Да, но неявно.
Боулз Неявно, нет. Но книга Гора не была шокирующей, вовсе не была. И конечно, «Билли Бада» опубликовали только в двадцатом веке. Видимо, это не нравилось публике.
Бисхофф А как же Теннесси Уильямс?
Боулз Он всегда об этом писал!
Бисхофф Но не напрямую.
Боулз Да.
Бисхофф Иногда он менял пол героев; например, в романе «Римская весна миссис Стоун», где сюжет кажется намного ближе к гомосексуальной реальности.
Боулз Возможно. Вероятно, сделал это, чтобы можно было напечатать.
Бисхофф Самоцензура?
Боулз Да. Хотя он написал несколько рассказов – например, ранний рассказ «Желание и чернокожий массажист». Поразительно, как ему удалось это опубликовать! Но ведь удалось, в сороковые годы. Это о белом, который идет к массажисту-негру, и негр его массирует. Но это такая безумная история: постепенно белый начинает ломать ему кости, а потом разрезает его на кусочки и съедает… (Смеется. ) И это было опубликовано! Это очень известный его рассказ. У него есть очень хорошие – не все. Он больше писал о гомосексуальности в рассказах, чем в пьесах. Для другой аудитории.
Бисхофф Но он был очень откровенен в своей биографии, верно?
Боулз О, это ужасная книга! Я ее терпеть не могу, так плохо написана. Не думаю, что он ее сам написал, просто продиктовал секретарю. Я даже сомневаюсь, что он ее прочитал, там столько грамматических ошибок. Потому что он был под наркотиками и много пил в это время. Если бы он написал это трезвый, было бы гораздо лучше…
Бисхофф Ваша автобиография совсем другая, вовсе не столь откровенная…
Боулз Нет-нет.
Бисхофф А почему?
Боулз Я не думал, что это кому-то интересно. Кому это нужно? Это все равно что рассказывать, какой зубной пастой ты пользуешься, сколько раз в день чистишь зубы, ходишь в туалет и все такое. Нет! Зачем?
Бисхофф Может быть, о людях, которых вы любили…
Боулз Если такое было! А если вы никого не любили, придется придумывать, и получится вранье.
Бисхофф Вы хотите сказать, что никогда ни в кого не влюблялись?
Боулз Ну, любовь – очень сильное слово. Какого рода любовь? Это не было важно для меня… Для меня самым важным было достичь чего-то: иными словами, удачно сделать работу.
Бисхофф Так что ваша работа была важнее личной жизни?
Боулз У меня не было настоящей личной жизни. В принципе. Ну, когда я приехал в Марокко, иной раз… но нет, не по-настоящему! У меня была личная жизнь с Ахмедом Якуби, да! Но иногда мы не встречались несколько месяцев или даже лет! Так что тут почти не о чем писать!
Бисхофф Вы это серьезно?
Боулз Да, о чем мне было писать? То есть что мне было сказать? Мне это кажется безумным. Нет никакого смысла писать об этом. Вы имеете в виду – в романе? Но что об этом можно написать?
Бисхофф Наверняка это были очень необычные отношения – немусульманин с мусульманином, двое мужчин… вы говорите, что он был очень примитивный, а вы – интеллектуал…
Боулз Но вы говорили о «любви», а это что-то другое! Я написал о нем в автобиографии, там много об Ахмеде.
Бисхофф О ваших отношениях?
Боулз Но о каких отношениях? Ну я приезжал, встречался с ним, он жил в отеле, я приходил в отель, не заставал его, приходил на следующий день, через день, пытался представить, где он может быть… Это не назовешь «отношениями»!
Бисхофф Но я думаю, что вы в него были влюблены!
Боулз Вот этого я не понимаю. Если вы влюблены в кого-то – то есть, вы говорите это ему, показываете… так бывает в книгах или пьесах. Но в жизни такого нет, я уверен! Думаю, были периоды, когда, наверное, я был одержим им. Не знаю, можно ли это назвать «влюбленностью»? Не думаю, что это то же самое. Вряд ли.
Я встречал людей, утверждавших, что они влюблены, и у всех был совсем разный опыт. Они чувствовали не так, как я. Но, сказать по правде, я не думаю, что когда-то был в кого-то влюблен.
***
Боулз Думаю, литература должна давать читателям более или менее то, чего они хотят. Нельзя оскорблять публику. Ведь публика в целом презирает все, связанное с гомосексуальностью. Они не будут это покупать, а если об этом говорят, они не хотят ничего слышать. Во всяком случае, так обстоят дела в Соединенных Штатах. Я не хочу писать преимущественно о гомосексуальности. У меня нет желания писать об этом, ну разве что очень редко – пара рассказов, да. Но я не меняю то, что я пишу, ради того, чтобы не шокировать публику, поскольку то, что я хочу написать, ее и так не шокирует. Вы меня понимаете? Первый вопрос – будет ли книга опубликована? Если вас это не заботит, пишите что хотите. Если хотите писать о гомосексуальности, давайте, пишите. Но издатели, скорее всего, это не примут, так что вы писали книгу зря. Может быть, когда-нибудь, если вы напишете книгу, которая будет пользоваться успехом, удастся опубликовать и первую на волне, которую подняла вторая.
Бисхофф У вас ведь тоже были проблемы с рассказами «Нежная добыча» и «Записки с Холодного Мыса»18 , которые не были опубликованы в Англии.
Боулз Да, в Англии. В США таких проблем не было. Теннесси прочитал их и сказал: «Не публикуй! Никому не показывай!» Но я опубликовал, и проблемы возникли только в Англии. Мой английский издатель показал их Сомерсету Моэму и спросил, что он о них думает. Моэм прочитал и сказал: «Это нельзя публиковать. Гомосексуализм – ладно, инцест – тоже ладно, но шантаж – это в Англии нельзя». А в Америке никто не думает о шантаже. Инцест или гомосексуальность, да, это проблема в Америке. Но все-таки они издали. А в Англии это не могло быть опубликовано, потому что мальчик шантажирует отца. Странно…
Бисхофф И вы обдумывали такие проблемы, когда писали эти рассказы?
Боулз Нет!
Бисхофф Вот видите!
Боулз Да, но, к счастью, я не англичанин! (Смеется. )
Бисхофф А как же «Дом паука»? Там вы добавили гетеросексуальную любовную сцену или даже целую главу, чтобы угодить издателю. Разве писатель не должен защищаться от такого оппортунизма или прагматизма? Выступать против такого давления официального сознания?
Боулз У каждого писателя так или иначе возникают подобные проблемы. Я хотел, чтобы книга была опубликована, так что я согласился на предложение издателя.
***
Бисхофф Как Альфред Честер мог сочетать свою гомосексуальность с тем, что он был верующим иудеем?
Боулз Но ведь полно евреев-гомосексуалистов!
Бисхофф Да, но это одно из древнейших табу в иудаизме.
Боулз И в христианстве тоже!
Бисхофф Похоже, они унаследовали это от иудеев, как и мусульмане.
Боулз Верно. Думаю, что первоначально это неприятие гомосексуальности было чисто экономическим. Они хотели как можно больше детей. Евреев было не так уж много, и они хотели, чтобы их было больше. Так что, разумеется, все, что мешало зачатию и рождению детей, воспринималось отрицательно.
Бисхофф Да, но это не очень логично: можно иметь гомосексуальные связи и при этом рожать детей.
Боулз (смеется ) Это, разумеется, правда, но они боялись, что дети не будут рождаться, что люди перестанут вступать в брак, не будут рожать детей и наступит конец евреям. Думаю, именно это волновало их больше всего, потому что они были со всех сторон окружены врагами. У них было очень мало земли.
Бисхофф Изменилось ли отношение марокканцев к гомосексуальности?
Боулз Они считают, что да: теперь она считается старомодной. Потому что они видят по телевизору и в кино, что такой вещи нет. Так что это уже не стильно, dеpassе, dеmodе. Люди этим больше не занимаются: Ce n’est plus а la mode! Они буквально так говорят. Если бы они не смотрели телевизор или не ходили в кино, они бы и не узнали.
Бисхофф Так что по-прежнему происходит скрытая колонизация западной цивилизацией и идеологией, и гомосексуальные практики становятся пережитком культуры, которой больше не существует.
Боулз Да, в этой стране так и есть. Раньше это не было проблемой, такой вещи не существовало. Никто не думал об этом, никто не говорил. Теперь они хотят делать то, что делают европейцы. Если бы в европейских фильмах и телепередачах подчеркивалась гомосексуальность, у них бы ничего не изменилось. Они бы говорили: «О да, конечно, такова жизнь!» Но тут они увидели, что такое происходит только у них…
***
Бисхофф Многие ваши друзья и люди, которые приезжали в Марокко, рехнулись, сошли с ума.
Боулз Это правда, очень многие.
Бисхофф А почему же вы не сошли с ума?
Боулз (смеется ) Не знаю! А почему они сошли? Не знаю, почему. Думаю, что у этих людей и ума-то особого не было.
Бисхофф Но это явно не относится к Джейн или Альфреду Честеру, а у них здесь возникли проблемы с психикой.
Боулз Потому что они были одержимы другими людьми!
Бисхофф Но почему это случилось именно в Марокко?
Боулз Ну, я думаю, это могло произойти где угодно еще! Точно это не случилось с Джейн из-за кифа. Что тут еще такого, чего нельзя найти в других местах? Только киф. Больше мне ничего на ум не приходит. Коньяк можно найти где угодно. Я думаю об Альфреде Честере: люди, которые, как вы выразились, тут рехнулись, могли бы рехнуться где угодно.
Бисхофф Мне кажется, это может быть связано с особой атмосферой этой культуры.
Боулз Тут им удавалось воплощать свои фантазии проще, чем в Европе или США. То есть я хочу сказать, что у них уже были эти фантазии, и они могли попробовать воплотить их где угодно.
Бисхофф Но у каждого свои фантазии, это не значит, что ты сходишь с ума!
Боулз Разумеется. Но обычно видишь границу между фантазией и реальностью. Так что я думаю, что многие, кто приехал сюда, сошли с ума, потому что они потеряли ощущение этой границы. Они спутали фантазию и реальность – не знаю, почему. Может быть, это связано с кифом, смесью кифа и алкоголя, или с тем, что здесь удавалось осуществить свои сексуальные фантазии, на которые в других странах не хватило бы денег. Секс здесь очень дешевый. Так что они могли заниматься тем, о чем мечтали. Думаю, что это связано: это отчасти и свело их с ума.
Бисхофф Вы думаете, что осуществление сексуальных фантазий сводит человека с ума?
Боулз Да, конечно! Разумеется, это зависит от того, в чем состоят ваши фантазии. Если они не очень необычны, вы можете воплотить их в Европе и Америке. Но если они действительно за гранью всего… (смеется ) тогда вам следует приехать сюда или в другую страну Третьего мира, где вы можете платить людям очень скромные суммы, чтобы они делали всякие странные вещи. Думаю, что это очень связано с сумасшествием. Поначалу у тебя возникает мысль, что ты можешь делать все, что угодно. А потом тебя уже ничего не может остановить, и ты перережешь кому-то горло, если это твоя фантазия. Ты так и делаешь, особенно если не думаешь, что тебя поймают.
Бисхофф Вокруг вас было много сумасшедших.
Боулз Всегда, да, я знаю. Очень много! Мне кажется, я привлекаю безумцев, сам не знаю почему. Я все время замечал это в Мексике. Когда я ехал в поезде и в вагон заходил какой-то псих, он немедленно смотрел на меня и сразу шел ко мне. Я думал: «Боже мой! Эта женщина сумасшедшая, этот мужчина – сумасшедший…» А они подходили, садились и заводили со мной разговор.
Бисхофф Наверное, вы посылали некие сигналы…
Боулз Ну, если я и посылаю какой-то сигнал, то это «Не лезьте ко мне, отстаньте!»
Перевод с английского и примечания
Дмитрия Волчека
1 Саймон Бисхофф (р. 1951) – фотограф и кинорежиссер. Фрагменты записей его разговоров с Полом Боулзом публикуются по изданию: Paul Bowles. How Could I Send a Picture Into the Desert? Zurich : Scalo, 1994.
2 Ахмед Якуби (1931—1985) марокканский художник, друг Пола Боулза.
3 Он не может сюда войти, мсье (фр.).
4 Он наш враг (фр.).
5 Пятизвездный отель в Танжере.
6 Майкл Роджерс (р. 1950) – журналист и писатель. Выражение «танжерский образ жизни» он использовал в интервью с Боулзом, опубликованном в 1974 году в журнале Rolling Stone.
7 Книга Жиля Перро «Наш друг король» (1990).
8 Университет в Фесе, построенный в IX веке н. э.
9 Джейн Боулз (1917—1973) – писатель, жена Пола Боулза.
10 Марокканская женщина (от имени дочери пророка Мухаммеда – Фатимы).
11 Французские миссионеры в Африке.
12 Низкий обеденный столик.
13 Альфред Честер (1928—1971) – американский прозаик и литературный критик.
14 Шерифа – прозвище Амины Бакалии, танжерской подруги Джейн Боулз.
15 Мохаммед Мрабет (р. 1936) – марокканский сказитель, истории которого записывал и переводил Пол Боулз.
16 Либби Хольман (1904—1971) – американская певица.
17 Роман Джейн Боулз «Две серьезные дамы» (1943).
18 Русский перевод рассказов опубликован в сборнике П. Боулза «Нежная добыча». Тверь: Kolonna Publications, 2005.
КРОВЬ И ПЕСОК
Елена Фанайлова
В Танжер мы с подругой, помешанной со времен студенчества на мавританской Испании, отправились с европейской туристической группой из Коста-дель-Соль. Было начало октября. Стояла жара. Сначала мы долго ехали на автобусе по андалузскому побережью. Потом пересекали Гибралтар на пароме. На таможне нас вели гуськом, как животных. Потом (опять долго) стояли в стеклянном и металлическом коридоре, он неумолимо нагревался, хотелось спать, мы встали в шесть утра. В очереди были люди в мусульманской одежде. Она была темной, коричневой, черной, серой, белой и закрытой. Волны били в борт. Гибралтар, Лабрадор. Слепящий свет шел от океана. Было жарко, было светло, было туманно, однако светло. Туманно, туманно, светло, светло, пронизывающе зябко и жарко, тошнило, подкатывало, как на волнах, как в теле зараженного брюшным тифом писателя, который решил, что реальность (Африки, в его случае) важнее профессии. Боулз умертвил этого героя за ненадобностью миру, убил свою часть. Он плохо описал траур, но очень хорошо – сопутствующее ему освобождение. Некоторые потерявшие близких сходят с ума и ебутся как подорванные, уже безлично. Уходят от мира. Слева оставалась гора Гибралтар, а потом довольно скоро показалось гористое африканское побережье. Я послала sms Скидану: Саша, не могу поверить, я в Танжере. Он ответил: передай привет Полу и его слепящей тьме.
О Боулзе в Танжере можно не думать специально. Просто все, что ты видишь вокруг, является им. Я не искала дома Боулза, госпиталя Боулза, могилы Боулза, каких-то специально указанных им на письме знаков, меморий, мест преткновения. Времени на это было не положено, поняла я с тоскою: если кто-то отстанет от гида, дела его не будут хороши. Нас быстро вели по асфальтовому коридору от пристани до набережной, она же – длинная улица вдоль берега. Первое, что мы увидели в городе – вереницу белых грязноватых двухэтажных колониальных отелей, совершенно прекрасных, идеальных в своих человеческих пропорциях. Эти отели видят Порт и Кэтрин Морсби незадолго до того, как (последовательно) погибнуть и подвинуться рассудком, в фильме Бертолуччи, когда они сходят с трапа корабля. То есть эти отели видит любой, кто прибывает в Танжер морем. Верблюды на длинном побережье двигались как во сне. Народ – тоже. Рамадан, объяснил местный гид, довольно противный малый, позволявший себе скабрезные шутки, а пожилые англичанки из нашей группы подхихикивали, рамадан, горожане выйдут из домов с наступлением темноты. Это довольно волнующее чувство, стоять на берегу Африки. Свет там ярче, безжалостнее, чем в Европе, морские волны длиннее. Пара парней катались на серфе. Еще пара медленно двигалась вдоль океана без явной цели. Окраины Танжера, спускающиеся к воде, застраиваются панельным жильем. Король начал, рассказывает гид, большое строительство жилья. Много людей заняты на стройках, но сейчас рамадан. Нас повезли по городу. Народ очень даже ходил по делам. Редкие местные европейцы, и мужчины, и женщины, были одеты как арабы: в длинные темные плащи с капюшонами и хлопковые штаны. Эта одежда спасает от жары и ветра. На ногах либо кроссовки, либо местные сандалии с ремешком, охватывающим большой палец. Мы заглядывали в волшебные подворотни, где пахло мочой и разложением. Многие кафе были закрыты навсегда. Мы спустились к площади с фонтаном и прошли в торговую часть города, в узкие, пестрые от ковров, свисающих с балконов, улицы, похожие на Стамбул и Тбилиси. В турпрограмму входило посещение аутентичного ресторана. Заведение было дивным, старинный особняк с бело-голубыми изразцами в орнаментах, на его ступенях мальчик лет десяти, пораженный какой-то аутентичной же болезнью, полуслепой, пытался продавать игрушечных верблюдов. Ему давали деньги из жалости. Его товарищи-попрошайки присоединились к нашей туристической веренице несколько позже, когда мы совершили положенные по программе обирания богатеньких европейцев покупки в лавках: кожевенной, мануфактурной, парфюмерной и серебряной. Я купила кожаные сандалии родом из Феса, мифического города национального освобождения, где разворачивается действие «Дома паука» и где ныне, похоже, производится все торговое достояние Марокко, и черный плащ для Скидана, потому что у Боулза такой имелся наверняка. Нам показали волшебные ковры, которые ткутся вручную по старым бедуинским образцам. Никто из наших европейских спутников не был настолько состоятелен, чтобы позволить себе подобную роскошь. Потом мы опять шли по узким, для одного почти человека, улицам. Местная старуха брезгливо ткнула пальцем в спину молодую англичанку, этим пальцем как-то сильно поведя вправо и так отодвинув чужестранку с пути. Мальчишка лет двенадцати сказал что-то ужасное, типа «рака», прямо в лица трем двадцатилетним датчанкам, они курили. Гид настоял, чтобы они погасили сигареты, потому что рамадан, и надо уважать обычаи страны, а у нас есть и синагога, и католический храм, нет никакого религиозного противостояния, и они затушили бычки о камни улицы, но окурки не бросили, взяли с собой. Банда малолетних преступников шла за нами до самого парома, выклянчивая деньги и пытаясь продать разный мелкий хлам со словами: в Испании нет такой туалетной бумаги. Похоже, они делятся с гидами. В отличие от Порта Морсби, оказавшегося в такой же ситуации, я не утешаю себя мыслью, что все страдание мира делится меж людьми поровну, понятно же, что кому-то его достается намного больше, мне было неприятно принадлежать к благополучному миру, и эти наглые малолетки прямо-таки тыкали мне в нос своим безжалостным превосходством неимущих и жадных оторв.
Здесь живут люди, способные легко и без особой даже злобы и усилья, без страсти, воткнуть тебе ножик в спину. Ножик, вилку. Такого типа народ я видела лишь однажды, в раскаленном летнем Волгограде, бывшем Сталинграде, когда спускалась с товарищами к Волге, было под сорок жары, как в Танжере, и нас провожали глазами, следили за нами из своих кривых подворотен сухие, как богомолы и тараканы, исступленные мелкие мужики, сожженные алкоголем, но не утратившие боевой холодной ярости. Она подпитывается жарой и сводящими с ума ветрами из пустыни. Вторая мировая надломила дух европейцев, в корне изменила их миропонимание, они уже никогда не смогут быть такими же жестокими, как арабы, чтобы держать последних в повиновении. Жители Танжера пользуются этим знанием.
На этой земле я удостоверилась в том, что подозревала давно. Пол Боулз написал тот образ прозы, который полностью соответствует ландшафту и проживающему в нем антропосу. Так обычно поступал со своею профессиональной жизнью Платонов; подозреваю, примерно так работал Камю в «Постороннем». Беспощадная география, антропогеометрия, внешний и внутренний пейзаж беспредельно безжалостных человеческих существ, Боулз просто воспроизводит его, будучи совершенной сверхчувствительной нервной машиной, для такого письма недостаточно быть почтенным этнографом, которым он, конечно же, тоже являлся, нужно нечто большее, что ли, медиумизм, назовем это так в отсутствие более точного термина. Он затронул и присвоил миф крови и почвы, но чужой крови и почвы. Жестокость его письма – не персональная жестокость человека по имени Пол Боулз, она объективна для мира, который он выбрал для жизни, она – его составляющая. Этот тип жестокости, возможно, не всегда легко принять европейцу. Это нелегко понять, но легко увидеть из заснеженной России, с ее другим типом зла, у нас это зло скорее воплощается в полюсе холода, в адском льду заполярных лагерей, но что хорошо видно в письме Боулза, что было уроком всем нам, сначала группе питерских товарищей, влюбившихся в английскую версию, а потом благодарным читателям их переводов в «Митином Журнале»: писателю лучше быть жестоким. Точным. Стертым, безразличным, безличным. Свидетельствовать. Давать миру быть таким, как он есть: невыносимо жестоким, солнечным, ледяным. Смотреть на эту жестокость открытыми глазами, спалить себе сетчатку. Последние дети распадающейся империи, в девяностые мы обрели возможность защищать мораль и гуманизм с голоса Пола Боулза: доводя посулы и обманы гуманизма и морали до абсурда, до тошноты, до самоотвращения.
Из русских на него мне кажется более всего похожим Владислав Ходасевич, когда смотрится в зеркало. Может быть, еще Георгий Иванов.
ВЛАДИМИР «АДОЛЬФЫЧ» НЕСТЕРЕНКО: ТОГУ НОСИТЬ НЕ ПО ПОНЯТИЯМ – БИКСЯЧЬЯ КАКАЯ-ТО КИШКА
Одним из главных литературных событий уходящего 2006 года стал киносценарий «Чужая», выпущенный издательством Ad Marginem и читающийся как самостоятельное произведение. Брутальный и стилистически безупречный текст, получивший подзаголовок road action, на самом деле представляет собой портрет 1990-х, точнее, одной из характерных ипостасей той эпохи. Криминальный страт постсоветского социума показан здесь изнутри, с использованием аутентичной бандитской фени и привлечением специфических реалий, известных не всякому специалисту. Точная фиксация живой речи, ничуть не уступающая по качеству опытам Владимира Сорокина, производит ударный эффект в сочетании с динамичным сюжетом, построенным вокруг заграничного трипа четырех рыцарей организованной преступности. Путешествие заканчивается для них катастрофой: причиной ее становятся действия героини, которую планировалось сделать заложницей. Роль «Чужой» в контексте освоения русской прозой новых языков и предметных областей трудно переоценить. Автор сценария, киевлянин Владимир Нестеренко, знаком с описываемым не понаслышке. В его активе – профессиональное устранение локальных проблем альтернативными методами (в частности, рэкет и разрешение конфликтов) в составе соответствующих киевских группировок, а также непосредственное знакомство с местами лишения свободы. Ныне писатель подвизается в качестве редактора узкотематического глянцевого журнала и получает почетный пенсион от бывших коллег по контролю за справедливостью. Настоящая фамилия литератора публике не сообщается (Нестеренко – псевдоним). Пользователям Живого Журнала создатель «Чужой» известен как юзер adolfych (отчество Адольфыч , в отличие от фамилии Нестеренко не являющееся выдумкой, фигурирует также как часть литературного имени). ЖЖ Адольфыча уже давно приобрел культовый статус у определенной части праворадикального сообщества. По просьбе «КМ» в конце декабря я связался с Владимиром Нестеренко по электронной почте. Результатом нашей переписки, продолжавшейся несколько дней, стала нижеследующая беседа.
Кирилл Решетников
Предыстория «Чужой» в каком-то виде уже фигурировала в пересказе московских журналистов, но не думаю, что она всем известна. Скажите, пожалуйста, как возникла идея этого сценария?
Идея сценария возникла у моего знакомого, Дмитрия Кузина, проживающего в Лос-Анджелесе, бывшего москвича, выпускника ВГИКа. Он посмотрел «Бумер» (я в то время еще не видел, не слежу и сейчас за новинками литературы, музыки и кинематографа) и захотел снять что-то в Америке, «типа „Бумера“, только по-настоящему». Вот так была сформулирована идея. Из «Бумера» я взял четырех пацанов, которые куда-то едут, больше ничего.
Кузин – режиссер? Снял ли он что-нибудь в итоге?
Кузин – режиссер и продюсер, снять у него не получилось, он охладел к «Чужой» и заинтересовался темой Ирака и вообще унасекомливанием Джорджа Буша-мл., президента США. Для него я написал сценарий «Порно для патриотов», про пытки в тюрьме Абу-Граиб, судьба сценария и фильма мне неизвестна. «Чужую» же выложил в открытый доступ в Интернет, где она и пролежала три года, пока не попала благодаря Георгию Мхеидзе на глаза Ad Marginem.
Я понимаю, что при общении знакомых людей могут возникать любые идеи, и все же сценарий предложили написать именно вам. У вас были предшествующие литературные опыты?
Да, у меня были предыдущие лит. опыты, в свободном доступе лежали и лежат мои рассказы, пьеска «Светская жизнь» (в Театре.doc вроде бы ея читали под названием «Новый год»), Кузин ознакомился и проникся доверием.
Вы – автор, идущий исключительно «от жизни», от знания того, о чем пишете, или у вас есть также художественные стимулы – например, написать или придумать лучше, чем кто-нибудь другой?
Я – реалист, не социалистический и даже не критический, я акын – что вижу, о том пою. Немного, конечно, приукрашивая и слова в предложениях переставляя – чтобы было интересней читателю. Художественный стимул есть – чтобы не пришлось краснеть, точнее – чтобы не вынесли вердикт «балабол». Те люди, мнение которых мне действительно важно, – их примерно пять-семь человек, из лично знакомых, но, допускаю, их больше, просто не знаком. А так, амбиции – «написать лучше всех и т. д.» – я ведь читал в детстве, в школе, в институте и потом тоже читал, пока не обломался, не охладел. Писателей много, среди них присутствуют графы, бароны, маркиз еще один, ученые присутствуют, герои войн и просто гении. То есть – «лучше всехЪ» я не замахиваюсь, пишу как получится и что получится – просто я вычеркиваю много, чтобы не позориться, может быть, поэтому читать не тяжело и объемы невелики. А «лучше кого-нибудь» – здесь я не оперирую, на этом поле. Все, что я хотел доказать себе и окружающим, я доказал в 30 лет, а мне уже значительно больше. Не соревнуюсь, кто лучше и т. д.
В «Чужой» материал вам известен досконально, а как с тюрьмой Абу-Граиб в упомянутом вами «Порно для патриотов»? Или вы и там бывали? Всегда ли вам обязательно видеть, чтобы петь?
Кузин нанял местного американского урку, который должен был адаптировать тюремные реалии, и еще пару человек, которые адаптировали к реалиям армейским. А все остальное… Увы, большой разницы нет, у нас или у них – только дайте понять жлобью, что им ничего не будет, если они немного развлекутся, посмеются над беспомощними людьми, ну, может быть, одного-двух немножко попытают или убъютЪ. То есть я, конечно, акын, но акын-путешественник, видел всякой сволочи достаточно, чтобы можно было интерполировать.
Могу предположить, что понятие профессионализма в литературе для вас лично не обладает ценностью, и вам не важно, закрепится ли за вами статус писателя в сознании более чем пяти-семи человек. Это так?
Профессионализм важен, но статус «профессиональный писатель», «профессиональный поэт»… Воображение рисует нам анекдотических персонажей, в беретах, с длинными волосами и безумным от алкоголя взглядомЪ, пишущих про цемент, подвиг майора ФСБ и сочиняющих поэму о корпоративном празднике в честь основания фирмы каким-то заграничным негодяем. Т. е. «написано профессионально» – это мне нравится, а «профессиональный писатель» – не совсем.
Кем вы ощущаете себя как автор – бесстрастным фиксатором, пусть и погруженным в происходящее, или все-таки отчасти моралистом? Возможны ли для вас всерьез такие, скажем, посылы: «это – жлобы», «это – хороший человек», «так поступать плохо, а так – хорошо»?
Не ощущаю себя ни бесстрастным фиксатором, ни отчасти моралистом. Рассказы или, допустим, та же «Чужая» – они представляются абсолютно аморальными, не раз уже это «выписывали» критики и комментаторы. Но дело в том, что они вполне моральны, просто написаны были не для всех. Вот я дал «Чужую» на рецензию в лагерь особого режима – он там в «Чужой» в конце описан – и дедушки, точнее, те из них, кто умеет читать, вынесли вердиктЪ: «Хорошая история, жизненная. ТАК И НАДО СУКЕ». Чему я несказанно рад. Разумеется, посылы «это жлоб», «так хорошо, а так плохо» для меня вполне возможны, более того – ими я руководствуюсь в повседневной жизни и творчестве. Но это не означает, что я хочу кого-то перевоспитать или указать в жизни дорогу. Я этой дороги сам толком не знаю, куда уж указывать. Просто рассказываю историю максимально правдоподобно, а мораль – она сама себя проявит, хоть узкокорпоративная, хоть христианская. Она вообще, эта мораль, исключительно юркая сущность – пролезет в любую дырочку, потому что без морали никакое более-менее долгоживущее объединение граждан жить не может, съедают друг друга, а я ведь именно о гражданах пишу, а не о родной природе.
В «Чужой» человека, которому подчиняются пацаны, зовут Рашпиль. Это слово в качестве имени бандита есть в давней повести Юрия Коваля «Приключения Васи Куролесова», а еще был фильм, где Рашпиля играл Лев Дуров. Это совпадение?
Никакого Васи Куролесова я не знаю и знать не желаю, что-то помню смутно, каких-то псов в мешке. Рашпиль – именно Рашпиль из-за характера и из-за шрамов на лице. Совпадение чистой воды.
Проза и сценарно-драматические вещи – это для вас два принципиально разных способа писания или вы их для себя не разделяете? Как вы решаете, будет ли сейчас пьеса или рассказ? Или это происходит спонтанно?
Я не разделяю прозу и драматургию. А рассказ получится или пьеса – зависит от того, сколько интересных диалогов можно задействовать без вреда для тела текста. Если много – получается пьеса, если герои мычат – то, соответственно…
Какова ваша самоидентификация сейчас? В смысле – как бы вы себя назвали одним-двумя-тремя словами?
Если назвать себя одним словом, то я бы выбрал слово «пенсионер», если двумя – «работающий пенсионер».
Как вы начали писать? Скажем так: когда и как вы поняли, что можете и будете не просто что-то записывать, а этим заниматься ?
Лет пять назад я получил от государства выговор, причем там было поражение в правах – в частности, следовало после восьми вечера быть дома. И проверяли, потому что, по мнению одной ветви власти, другая ветвь со мной обошлась слишком мягко. Ходили, проверяли, короче – «плели лапти», опять упаковать. Тут семья, я их давненько не видел, жена дизайнер, у нее был компьютер, стал нажимать на клавиши, вспоминать буквы, а потом решил вспомнить сочинительство, я когда-то писал в самиздат, в перестройку, в 88-м, кажется, до 90-го. Потом подключился к интернету, и вуаля. А то, что я буду этим заниматься… Дело в том, что чем бы я ни захотел заняться – у меня всегда получается. Трезво оцениваю свои шансы и то, что не получится, – сразу отметаю, «лишнего не прошу» от жизни. Например, заниматься писанием в советское время я бы не стал – заведомо не получилось бы, а к карьере диссидента я как-то не готов был.
А что писали в самиздат?
Рокенрол. Субкультура. Контркультура. Панки. Хотел написать «хуянки», но решил, что это неформатЪ. Фанзины. У Кушнира (не знаю, насколько он сейчас известен, но он очень хорошо исследовал тему рок– и около-самиздата, перестроечного и частично доперестроечного, он московский деятель культуры) есть неплохая книга «Золотое подполье»1 – там можно ознакомиться, у меня текстов тех, разумеется, нет. Но вот самую короткую рецензию на первый концерт Бориса Гребенщикова в Киеве я помню: «При ближайшем рассмотрении Бог оказался рыжеватым евреем среднихЪ лет». До сих пор горд.
Все Ваши вещи, известные мне – о прошлом. А о настоящем, о 2000-х пишете?
Пишу, в ЖЖ есть, короткие совсем сценки, зарисовки – готовлюсь написать что-нибудь более-менее серьезное, больше чем на полстраницы, страниц на десять. Про Пата и Паташона, можно набрать в поисковом окне, у меня в ЖЖ в юзинфо, и выскочит несколько.
Роман могли бы написать?
Мог бы, если бы был договор с издательством и т. д. Роман – это много работы, нужно сосредоточиться, все бросить остальное, халтурить не хочу – чего-то душа не принимает такой способ заработка, стыдно. Все-таки я литературоцентричный гражданин, советский, уважаю русскую (даже не знаю как в моем случае – русскоязычную, что ли) литературу. То есть – перешагнуть через свою нелюбовь много писать могу, но только зная, что это нужно кому-то, хотя бы увидит свет. Так как-то.
Ваши рассказы, отобранные для «Критической Массы», написаны как бы в жанре «воспоминания». Это не совсем «акынский» подход – скорее былинный. Впечатление такое, что вы «со своей стороны» последовательно воссоздаете картину эпохи. Как хотите, но вы – просто летописец на ниве малой прозы…
Насчет летописаний… Ну было, я и Нестеренко-то придумал, как Нестора летописца… Но я не претендую на какое-то серьезное исследование вроде «истории махновского движения» и т. д. Вспоминаю себя, вспоминаю, какие у меня тогда были взгляды, какие были взгляды у других, кто как БЫ поступил в какой ситуации. Выделяю БЫ, потому что настоящих событий я не описываю по понятным причинам (срока давности еще не истекли и не все герои умерли). Я все же придумываю много, а вот то, что воспринимается как летопись, достоверно – это мне плюс, или как говорят некоторые люди – «считается».
Насколько я понял, важным моментом было подключение к Интернету. Это было важно только в плане обнародования текстов или для самого сочинительства сетевая среда сыграла какую-то роль?
Тексты нескольких рассказов были написаны сразу по подключению к сети – когда я узнал, куда можно чего-нибудь вывесить. Сеть сыграла большую роль во включении неработавших ранее участков головного мозга. А среда свою роль сыграла, конечно – общение очень важный фактор. Общение с теми людьми, у которых можно чего-нить почерпнуть, поскольку в обычной жизни их встретить сложно, и даже в Телевизоре они не бывают.
ЖЖ для вас – это что-то спонтанное, побочный продукт жизни в реале или все-таки некая деятельность? Вы вот в ЖЖ культовая персона, но вы же, наверное, не планировали ею становиться? Примеряете на себя тогу стихийного лидера некоторого сообщества или просто получаете удовольствие (или не получаете)?
Я вам отвечу как мущина мущине. Телки. Там много хороших телок. ЖЖ – прекрасная среда, где можно посторонних исключать из своей жизни. Опять же – сколько умных людей вы можете встретить за три часа? Как правило – ни одного. В ЖЖ можно триста. Или пятьсот. То есть – если уметь пользоваться и не особо погружаться в ЖЖ-отношения. Послал по известному адресу, если просят какого-то особого внимания, и все на этом – ЖЖ полезная вещь. Не какой-то отвлеченный блогсервис, а именно ЖЖ в том виде, в котором он есть сейчас – бесплатный, без зайобывающей рекламы, со сложившимся сообществом. С большим сообществом тоскующих по родному языку эмигрантов, россиян, лишенных свободы слова и т. д. Никем я не планировал становиться, просто поступал так, как поступал всю жизнь. А тогу носить не по понятиям – биксячья какая-то кишка.
Скажите, пожалуйста, пару слов об истории вашего юзерпика. Кто этот мощный старик, изображенный на нем?
Это Джефф. В 95-м, что ли, году ему было 92 года. Самый старый наркоман в Лондоне. Его в больнице, видимо, держали эксперимента ради. Мой приятель вступил в спор с неграми в пабе и в процессе спора поломал ногу. Вот он в больнице познакомился с Джеффом и прислал мне фотку. Там он с ним и еще каким-то иностранцем, но я лишних отрезал. Думаю, что он умер, иначе бы об этом уже писали: «Сто лет исполнилось Джеффу Доу, полинаркоману, его жизнь в корне изменила мнение медицины о вреде наркотиков».
Как в вашем восприятии соотносятся известность в ЖЖ и вне его? Что для вас важнее? Не смущает возможная репутация субкультурного человека, которой чревата ЖЖ-шная культовость?
Культовость – для лохов. А также для тех, кому эта культовость нужна, например, женщины не любят. Для меня ЖЖ – это инструмент и как бы клуб, где я могу пообщаться с друзьями и посмотреть на клоунов и говорящих животных, женщин с бородой и т. д. Спокойно отношусь.
Если верно, что в вашем существовании есть, так сказать, особая «сфера письма» (в которой пребывают рассказы, сценарии и пьесы), то относится ли писание в ЖЖ к этой сфере? Спрашиваю, потому что как минимум стилистические схождения между некоторыми вашими постами и остальным прослеживаются.
Разумеется. Интернет вообще учит краткости изложения – как жалобы. На одной странице следует разместить всю трагедию твоей жизни, потому что две страницы читать не будут. Я в ЖЖ вывешиваю зарисовки-заготовки-кусочки и т. д. Тренируюсь, короче говоря.
«Я» в ваших рассказах – это вы или более обобщенный персонаж? А Адольфыч в ЖЖ – это совсем-совсем не персонаж, это строго настоящий вы, да?
«Я» – это более обобщенный персонаж. То есть не все автобиографично, но это вполне конкретный персонаж, со своей системой ценностей и т. п. Это личность, не вполне я, но и не разные лица, персонаж один во всех рассказах. Адольфыч в ЖЖ, конечно, тоже персонаж. Есть большая доля моей личности, но тоже не вполне я – Адольфыч честнее. Он пенсионер, человек трудной судьбы, режущий порою правду-матку.
Как оцениваете русский ЖЖ вообще? Я лично все ЖЖ делю на необязательные (обычные, заурядные…) и творческие/харизматические, представляющие собой проект (вы или Вербицкий, например). При этом дневники писателей скорее не являются отдельным проектом (Лукьяненко, скажем), а вы – исключение…
Разумеется, я разделяю хорошие проекты и всякий скам2 , мудака Вербицкого, например, или Лукьяненко, этого нудного халтурщика-олигофрена. Надеюсь, я доступно изложил свою точку зрения?
Кажется, вы, в отличие от некоторых, не боретесь с политкорректностью, а просто ее игнорируете. А с вами пытались бороться сознательные граждане, противники фошызма ? Имею в виду любые (публичные) проявления, кроме пикировки в ЖЖ – с ней все ясно.
Политкорректность – хорошая штука. Придумана, чтобы не обижать людей. Но, опять же – какое она имеет ко мне отношение? Я ведь не хожу по улицам и не призываю кого-нить бить. Не нравится – выключи монитор. С выходом книги, скорее всего, начнут бороться – там много просторечных выражений и тому подобного. Но я физически нахожусь в резервации, в Украине, у нас нет и, надеюсь, не будет кампаний по борьбе с чем угодно. А если что, суд, например – я готовЪ. Принять мученический венецЪ. Уплатить штраф. Или даже, страшно сказать, год условно. Положыть живот на алтарь.
Какие чувства вызывает у вас медийная реакция на «Чужую», лихорадочный к вам интерес, глянцевая раскрутка? Есть ощущение долгожданного успеха? Или уже раздражает, может быть?
«Из Пскова мы, на говорящую собачку посмотреть» © – это половина журналистов. А вторая половина – это те, кто рассмотрели в «Чужой» что-то интересное. Вот со второй половиной я и переписываюсь подробно, как с вами.
Замечаете ли в этой связи разницу в журналистском поведении на Украине и в Москве?
Да, конечно. Украинские СМИ написали на меня одну рецензию (поругивають), один минирепортаж – бесстрастно более-менее, но ни о чем, и одно интервью попытались взять, но журналист сходу меня огорошил внезапным заявлением: «Мне известно, что во времена Буравчика вы носили кличку Валидол». Что в итоге привело к тому, что я поиздевался над ним несколько дней, а потом послал по известному адресу. Вывешивал в ЖЖ ссылку. Остальное – перепечатки из российских СМИ. Все это позволяет мне сделать вывод, что журналистика и в целом литература в Украине развита лучше и не ведется на всякую белиберду, которая интересует северо-восточных соседей. Тем более что аффтор свой, земляк, из Киева, а что хорошего может быть из Киева?
Как вам Москва по недавним визитам?
Москва изрядно обыдлела. По улицам ходят лица с лицами землепасов и скотоложцев. Все они приехали за лучшей жизнью, чем изрядно затруднили жизнь москвича. А в целом – как всегда – быстро, жестко, слезам не верим, бьем с носка.
Как продвигается работа над фильмом по «Чужой»? Какие у вас требования к экранизации?
Даже и не знаю, как вам ответить. Я не вполне уверен, что должен отвечать я, а не Михаил Котомин и Александр Иванов из Ad Marginem, без которых ничего бы не было. То есть – работа идет, занимается этим Алексей Агеев, продюсерская компания «Инмошен». Мы с ним контактируем, адаптирую текст к кино. Ожидаю хорошего фильма, быстрого и жесткого. Кстати, в «Чужой» события заняли ровно две недели. К экранизации особых требований нет – по-моему, чем проще, тем лучше. Лишь бы адекватных людей показать, без маникюра. А то вот помню, Тальков, певец, в каком-то фильме главаря рэкетиров изображал. С патлами, чуть ли не с серьгой в ухе, короче – угорали мы когда-то с пацанами. Да почти над всеми фильмами угорали, над «Бригадой», какие там еще были…
Сборник издавать не собираетесь?
Собираюсь в Ad Marginem. В новом году. Кстати – с Новым годом!
Беседу вел Кирилл Решетников
1 См .: Александр Кушнир. Золотое Подполье. Полная иллюстрированная энциклопедия рок-самиздата. История. Антология. Библиография. 1967—1994. Нижний Новгород, 1994 (примеч. ред ).
2 Скам – от англ. scum (отбросы; пена, накипь) (примеч. ред ).
ТРИ РАССКАЗА
Владимир «Адольфыч» Нестеренко / Киев
Первый погром
Запоминаются первые события. Первая девушка и первый стакан портвейна на пустыре за школой, первый тренер и первый суд. Потом все смазывается, и только наиболее жестокие случаи остаются в памяти.
Первые и жестокие – средних жрет время.
Подмораживало не на шутку, бесснежный киевский январь, с мелкими ублюдочными вихрями поземки, забирающимися мне под полы пальтишка. Работать я только начинал, и при всем громадье планов – пальто у меня было одно, югославское, сейчас таких не делают, негде. Пришел в спортзал, на стрелку, с сумкой, в ней перчатки и форма, бросал тогда пить, в первый раз.
В спортзале, между синими дерматиновыми мешками бродило человек сто – обычная стрелка, каждый день, как на завод, просто попозже, в час дня.
Старшие и Батько (ну, так его не называли, это я уже сейчас посмеиваюсь, из глубины времен), пухом всем земля, заперлись в обшарпанной тренерской, держали совет. Батько тогда был из бывших, военный, и порядок у него был как в разведке. Куда поедем, кого лупить – сообщал в последний момент. Так и лучше, не все мусора знали заранее.
Никто не тренировался, и вообще, какое-то жужжание в воздухе, «звери, звери, звери».
Звери еще были не те, мирные были звери, обычные торговцы, гвоздика-хурма. Это потом попрет ушлая бандитская Чечня наезжать, убивать и захватывать. Мирных зверей обыватели побаивались всегда, тогда их называли «грузины», хотя грузинов среди них как раз и не было. Торговали айзера, простые честные трудоголики, с золотыми зубами и повышенной волосатостью. Оккупировав цветочные и фруктовые ряды, они гортанно верещали на весь базар, затемняли своей небритостью тропинки от метро, в глубь гетто.
Звери отказались платить.
Больше нихуя и не надо знать, три слова говорят о всем важном. Что они нас не ставят и в хуй, что у них уже появились свои старшие, какие-то молодые зверьки приехали с гор, и что летом арбузники тоже откажутся платить, а это серьезные деньги. Хурма и гвоздики – так, перебиться до лета, все же мы народ воинов и хлеборобов, нам важен урожай.
Тогда они еще не выхватывали телок в сауну прямо с улицы, а приставали к покупательницам, ну так, мягко, дальше «эй дэвушка!» не шло, за руки не хватали. Это все будет потом.
Лохи боялись зверей. Обыватель должен бояться, чем же он иначе оправдает свою незавидную судьбу. Потом лохи научатся ссать богатых, а мусоров вроде и положено ссать, по закону.
Звери могли «дать ножа» в драке, отомстить, откупиться в мусарне или суде. Балованный, тепличный, постсоветский лох резко перестал чувствовать себя в безопасности. Государство, рабовладелец – оно перестало нуждаться в труде лоха и больше не вытирало подданным слезы и сопли.
Нихуя из этого я тогда не думал, стоял на остановке трамвая и наблюдал за маленьким базаром, состоящим из коротких торговых рядов с хурмой и мандаринами, шашлычной при входе и бетонного бункера с туалетом, весовой и директором рынка. Сигаретами тогда торговали молодые мордатые парни, никаких старушек. Когда мы их грабили, сигаретчиков, они смешно моргали маленькими глазками, не были готовы к простому житейскому факту, что молодых и здоровых тоже грабят, особенно, если некого больше.
Шли эшелонами.
Батько был в прошлой жизни комбатом, на похоронах вдова попыталась вынести ордена на подушке, еле отговорили.
Буцкоманда, боевики – первый эшелон. Тогда еще была стабильная буцкоманда, через пару лет, когда выкопанное следопытами в Белоруссии оружие пошло в народ, боевики стали меняться часто. Новых я уже не помню, средние исчезают в потоке. А первые – как живые.
Второй эшелон – ополчение. Я как раз и стоял во втором эшелоне, на остановке, мы все ждали трамвая. Дел у меня никаких к зверям не было, я не получал с них, хурму – так вообще не ел. Но почти каждый день ездил со стрелки на акции, это была плата за право получать с других. Без ополчения не решалось ничего, тогда даже бит не было, отрывали от шведской стенки в спортзале палки, на этой стенке уже можно было только повеситься, если турник, к примеру, был бы занят спортсменами.
А еще дальше стоял третий эшелон – малолетки. Этим все было похуй, единственно правильная позиция во времени перемен.
Буцы пошли, освободив себе руки, надев сумки за ручки, наподобие несуществующих в то время рюкзаков – оставить было негде, в спортзале не было ни одной двери с замком. Потянулись и мы, потихоньку, чтобы не спугнуть зверей, бегать за ними по пустырям никто не хотел.