Эриксон: Процесс мышления намного опережает наш язык. Поэтому мы полагаемся на бессознательное, которое работает с молниеносной скоростью. С помощью замедленной речи индуктор может осторожно изменить протяженность времени. Нам ведь с детства твердят: «Смотри на меня, когда со мной разговариваешь. Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Отвечай немедленно, когда тебя спрашивают». Вас не устраивает только последняя часть ответа, вы хотите слышать весь ответ. Но если велено отвечать немедленно, ребенок выпалит только конец своего ответа. Поэтому вам первым делом надо добиться некой эластичности времени. Тогда гипнотизируемый заговорит с тобой полно, свободно. Салли проделала огромную мыслительную работу, когда я спросил ее о возрасте.

Зейг: Да.

Эриксон: А все из-за того, что ей надо было как-то обойти привычную уклончивую модель поведения.

Зейг: Необходимость дать четкий ответ вызывала у нее сопротивление на бессознательном уровне?

Эриксон: Нет. В обычном, бодрствующем состоянии ей присущи быстрота и уклончивость в ответах. Но она замешкалась, когда я спросил ее о возрасте.

Зейг: Да, так.

Эриксон: Она задержалась с ответом, но зато он был конкретным. Поскольку ее голова была в бодрствующем состоянии, ей потребовалось время, чтобы переключиться с одной поведенческой модели на другую.

Зейг: Значит, чтобы человек мог справиться со своей уклончивостью, надо дать ему время.

Эриксон: Дать время.

Салли: Мне приятно.

Эриксон: Так, я думаю, глаза у тебя сейчас откроются. (Салли улыбается, но не открывает глаза. Пауза.)

Эриксон: Я даю ей богатейшую возможность посомневаться.

Эриксон: Они открылись, правда? (Салли слегка кашлянула, прочищая горло.)

Эриксон: Видишь, она начинает понимать, что ее глаза откроются, раз я сказал, что они откроются. Она постепенно осознает, что у нее откроются глаза, и начинает моргать. Таким образом, она признает непререкаемую правоту моих слов.

Зейг: Она должна подвергнуть их мысленной обработке и сомнению.

Эриксон: Нет. Она должна переработать их в новую модель поведения, отличную от ее обычного сознательного поведения. Это поведенческая реакция. Если бы она не была в трансе, то ответила бы в своей уклончивой манере: «Да, откроются – нет, пожалуй, нет». А так она мягко, без внутреннего конфликта подошла к своему «да».

Эриксон: Глаза откроются и останутся открытыми. (Салли улыбается, облизывает губы, открывает глаза и моргает.)

Эриксон: Видишь здесь борьбу?

Зейг: Да, вижу.

Эриксон: Она начинает с улыбки. Этот прием она использует не первый раз.

Зейг: Прежде чем открыто проявить сопротивление.

Эриксон: Да. Перед тем как открыть глаза, она неоднократно улыбалась. Глаза она открыла тоже с улыбкой. А до этого ее улыбка означала, что глаза у нее откроются.

Зейг: Я совсем запутался. Ее улыбка указывала на то, что ее глаза вот-вот откроются?

Эриксон: К ожиданию она добавила улыбку.

Зейг: Приятное ощущение.

Эриксон: Приятное ощущение перед тем, как откроются глаза. Если перевести это на язык медицины, пациенту приятно, когда он видит идущего к нему с таблетками доктора. Пациенту приятно, когда к нему подходит доктор или медсестра со шприцем в руках.

Зейг: Это означает, что его собираются лечить.

Эриксон: Угу. И я заставил ее показать своим выражением лица, что она собирается открыть глаза. Я отвечал за движение ее глаз, а она добавила приятное ощущение к моей работе.

Зейг: Свою улыбку.

Эриксон: Угу.

Зейг: Но и открыв глаза, она сохранила улыбку на лице.

Эриксон: Значит, для нее было удовольствием, а не обязанностью, открыть глаза в ответ на мое внушение.

Зейг: Поскольку это не обязанность, следует ожидать большей покладистости.

Эриксон: Совершенно верно. Душа не лежит к тому, что человек должен делать по обязанности.

Зейг: Особенно у Салли, с ее уклончивостью. Эриксон: Угу.

Эриксон: Я оказался прав. (Салли напряженно смотрит перед собой.) Где ты находишься?

Салли: Полагаю, что здесь.

Эриксон: Ты здесь?

Салли: Да.

Эриксон: А ты можешь что-нибудь вспомнить из своего детства? (Э. наклоняется к Салли.) Что можно было бы рассказать другим.

Салли: М-м-м, ну…

Эриксон: Громче.

Салли (прочищает горло): Я… это… припоминаю… ну… дерево и двор, и это… как его…

Эриксон: А ты лазила на эти деревья?

Салли (тихо): Нет, это низкие растения. Еще… переулок.

Эриксон: Где?

Салли: Переулок между домами. И все дети играли на задворках. Играли, как это…

Эриксон: Кто эти дети?

Салли: Их имена? Вы имеете в виду их имена?

Эриксон: Да.

Салли: О, так, хм… (Салли продолжает напряженно смотреть то направо, то на Э. Он близко наклоняется к ней. Рука у нее все так же лежит на плече, визуального контакта с присутствующими нет.) Пожалуй, я помню Марию, и Эйлин, и Дэвида, и Джузеппе.

Эриксон: Бекки?

Салли (повторяет громче.): Джузеппе.

Эриксон: А когда ты была совсем маленькая, кем ты мечтала стать, когда вырастешь?

Салли: Я думала, хм, астрономом или писателем. (На ее лице появляется гримаса.)

Эриксон: Как ты думаешь, из этого что-нибудь получится? Салли: Думаю, что-то одно получится. (Пауза.)

Эриксон: Что ты скажешь насчет поведения вон того парня? (Указывает на одного из участников семинара.)

Зейг: Который смотрит, подавшись вперед? Эриксон: Смотрит, подавшись вперед.

Зейг: А, он лучше слышит левым ухом. (Голова молодого человека повернута левым ухом в сторону Э.)

Эриксон: А я ведь ему сказал: «Ты одним ухом слышишь лучше, чем другим». Сам-то он об этом знал, но удивился, как я об этом догадался.

Вот и Салли. Пытается разобраться в своих бессознательных воспоминаниях девочки из переулка. По ней видно, сколько времени надо, чтобы переключиться с сознательного на бессознательное. Видишь, как она медлит с ответом. Нужно время, чтобы перебраться из «сейчас» в далекое прошлое. Ведь чтобы из далекого прошлого добраться в настоящее, понадобилось много времени.

Зейг: Когда ты спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет, она ответила что, может быть, астрономом или писателем. Причем на ее лице появилась гримаса при слове «писателем».

Эриксон: Как ты научился писать?

Зейг: Наверное, путем упражнений.

Эриксон: Ты учился писать вот так. (Э. жестикулирует, гримасничает и ерзает.)

Зейг: Да, гримасничая.

Эриксон: Все тело двигалось.

Зейг: Да, ерзал на стуле и дергал ногами. Действительно, писать учишься всем телом.

Эриксон: Угу. Прикусив губу при слове «писателем», она вспомнила, как трудно было научиться писать. Я сам помню, как мне было сложно написать "t", особенно поднять перо и перечеркнуть палочку, или поставить точку над "i".

Зейг: Здесь в ней еще заметна диссоциация.

Эриксон: Угу. Слово «писать» мгновенно вернуло ее в детство. А взрослое слово «астрономия» она употребила потому, что ее голова была в состоянии бодрствования.

Звйг: Понимаю, телом она не восприняла это слово. Эриксон: Угу.

Салли: Я… у меня левая рука не двигается. (С. улыбается.) Это просто удивительно. (Смеется.)

Эриксон: Ты слегка удивлена своей левой рукой? Эриксон: Ты заметил, что я сам сначала пошевелил левой рукой? Зейг: Нет, не заметил. Эриксон: Посмотрим еще раз.

Зейг: Значит, она заметила это периферическим зрением? Видимо, это побудило ее переключить внимание на собственную руку?