"Ральф, – как-то сказал ему, – здесь, в Фениксе, при этой постоянной жаре, твоей жене и дочери не очень весело живется, да и заняться им нечем. А между прочим, твоя жена любит потанцевать. «Я не умею», – ответил Ральф. «Я так и предполагал, а поэтому договорился с очень симпатичными девушками, чтобы они научили тебя танцевать. Конечно, первой предложила свою помощь твоя жена, но я решил, что хорошенькие девушки предпочтительнее». «Пусть меня учит жена», – заявил Ральф.

Вскоре он зашел ко мне с сообщением: «Ты знаешь, я всегда мечтал присоединиться к этому веселому танцу, когда танцуют вчетвером с разными фигурами. Ничего, если я как-нибудь затею этот танец?» – «Прекрасная мечта, Ральф. Ты получишь огромное удовольствие. Но за это ты должен отблагодарить жену и дочь. Сыграй им на виолончели, но так, чтобы им не пришлось слушать тебя у запертой двери спальни». Ральф согласился дать открытый концерт для жены и дочери и не раз отводил душу, отплясывая свой любимый танец. Он даже как-то принял участие в пьесе, которую поставили участники танцевального клуба.

Ральф так увлекся танцами, что каждый вечер ходил с женой в клуб. А поскольку таких клубов в Фениксе было несколько, они не пропустили ни одного. Он даже прислал мне по почте весьма игривую открытку, что для него было почти подвигом. На открытке была изображена уборная под открытым небом, на одной двери надпись «Ковбой», на другой – «Ковбелль»*

"Есть еще одно препятствие, – сказал я Ральфу, – которое тебе надо преодолеть для выздоровления. Пока дела у тебя идут хорошо. С тех пор, как ты переехал в Феникс, твоя мать звонит тебе дважды в неделю и ты по часу отчитываешься перед ней о своем житье-бытье. Кроме того, она еженедельно присылает тебе от двух до четырех пространных писем. Чтобы ответить на эти письма, тебе приходится исписывать по крайней мере десять листов бумаги в неделю, дополнительно к тому времени, что у тебя занимают ее телефонные разговоры.

Все это надо поломать, и пуповину обрежу я. Купи садовый столик и поставь у себя в саду. Достань одну пустую бутылку из-под виски с сохранившейся наклейкой, и другую, наполовину опорожненную, тоже с яркой наклейкой. Купи себе соломенную шляпу и садись в саду. Босые ноги положи на стол, на нем будет валяться на боку пустая бутылка, но так, чтобы была видна наклейка, а полупустая будет стоять перед тобой этикеткой к зрителю. Шляпу сдвинь набекрень. Откинься в кресле, балансируя на двух задних ножках стула, глаза полуприкрой. Жена подкрасит тебе нос и щеки своими румянами. Мы сделаем отличную цветную фотографию и отправим твоей мамаше". С тех пор он не получил от любимой мамаши ни одного письма и ни одного звонка.

Как-то летом Ральф написал матери: «Лаура, Кэрол и я хотим провести отпуск в домике на озере с такого-то по такое число». Мамаша туда и носу не показала. Они никогда еще так отлично не отдыхали.

Однажды приходит ко мне Кэрол, дочка Ральфа и говорит: «Знаете, скоро Рождество. Папа никогда мне ничего не дарил на Рождество, на день рождения, ни открыточки не преподнес, не поцеловал ни разу. Мне так хочется, чтобы у нас дома была рождественская елка».

*Красотка (belle). -Примеч. переводчика.

Я сказал его жене: «Я сейчас очень занят и не могу пойти с Ральфом за елкой, ее украшением мне тоже некогда заниматься. Займитесь этим вы, а также выберите и купите подарки себе, дочери и Ральфу. Когда он увидит елку, он вас ни о чем не спросит. А уж когда он увидит коробки под елкой, он сообразит, что здесь не обошлось без меня».

В канун Рождества миссис Эриксон, мой старший сын и я явились к Ральфу домой. "Ральф, у некоторых людей существует традиция открывать коробки с подарками в канун Рождества. Давай и мы заведем такой обычай. Ты, верно, знаешь, как преподносят подарки на Рождество. Берешь из-под елки сверток (Эриксон показывает) и вручаешь тому, кому он предназначен. Называешь получателя по имени, желаешь ему счастливого Рождества и целуешь в щечку".

Ральф нехотя подошел к дереву, где я по порядку разложил все подарки. Он взял упакованный подарок и подошел к дочери. Не отрывая глаз от пола, он произнес: «Счастливого Рождества, Кэрол» – и поцеловал ее в щеку.

«Тебя такое поздравление устраивает?» – спросил я Кэрол. «Это совсем не то. Он клюнул меня в щеку, и я едва расслышала его слова». «Что же нам делать?» – спросил я. «Давай покажем ему, как надо», – предложила Кэрол. «Я вообще-то ожидал, что придется организовать демонстрационный показ, и для этого прихватил сына. Он твой ровесник и вполне недурен собой, так что выбирай между сыном и мной». «Я выбираю вас, доктор Эриксон», – заявила Кэрол.

Она положила подарок обратно под елку. Я взял его, подошел к ней и сказал: «Счастливого Рождества, Кэрол!» Она висела у меня на шее добрых десять минут. Заметив, что отец смотрел в другую сторону, Кэрол возмутилась: «Папа, да ты ничего не видел. Мы сейчас повторим». На этот раз Ральф увидел.

Он поднял второй подарок, для жены, и взглянул на нее. Она же смотрела на меня и моего сына. Ральф подошел к ней и произнес: «Счастливого Рождества, Лаура» – и поцеловал ее в губы. Дальше все пошло как по маслу. (Эриксон смеется.)

Как-то пришла ко мне Кэрол и сообщила: "Я собираюсь выходить замуж. Папа всегда бывал на свадьбах своих пациентов. Но на каждой свадьбе он принимается плакать, да так громко, что на всю церковь слышно. Я собираюсь венчаться в церкви id не хочу, чтобы папа ревел там, как теленок, и портил всем настроение. Можно что-нибудь сделать, чтобы он перестал?

«Конечно, можно. Скажи маме, чтобы она села на самое крайнее сиденье от прохода, Ральф пусть сядет слева от нее. А я сяду по левую сторону от отца».

Ральф удивился, когда я сел рядом с ним, его женой и всем семейством. Я взял руку Ральфа в свою и согнул его указательный палец в китайский замок. Это очень болезненный прием. (Эриксон показывает, с силой согнув и сжав первые две фаланги указательного пальца.) Как только Ральф сморщился, собираясь заплакать по ходу свадебной церемонии, я немедленно стиснул его пальцы, и вместо плаксивого выражения у него на лице появилось возмущение. Свадьба прошла спокойно.

«Ральф, в церковном дворе состоится небольшое торжество, – сказал я ему. – Тебя взять под руку или сам сможешь выйти?» «Я сам», – ответил Ральф. И справился.

Ральф задумал построить дом для жены в месте, которое она выбрала сама. Туда протянули телефонный кабель. Все задумки жены были учтены при строительстве.

До завершения дома оставалось ждать недолго, когда Ральф пришел ко мне и пожаловался: «Последние два месяца у меня постоянно болит мочевой пузырь». «Ральф, как же так можно? Два месяца болит, при твоем-то возрасте, и ты не пришел раньше?» – пожурил я его. «Понимаю, но я знал, что ты пошлешь меня к урологу, а этого я не вынесу», – ответил Ральф. «Опиши мне свою боль». Ральф очень точно все описал. «Ральф, – сказал я, – надеюсь, что это доброкачественная опухоль. Я думаю, у тебя опухоль предстательной железы. Тебе придется сходить к урологу». «Не пойду я ни к какому урологу, – заявил Ральф. – И ты меня не заставишь». «Я поговорю с твоей женой и дочерью», – сказал я. «Можешь говорить, а к урологу я не пойду».

Понадобилось несколько недель уговоров со стороны жены и дочери, чтобы Ральф согласился повидать уролога. «Но только не в Фениксе», – сказал он. «Куда ты согласен поехать?» «Я мог бы поехать в Майо», – ответил Ральф. «Каким транспортом?» – спросил я. «Самолетом не хочу». «Значит, придется ехать поездом или автобусом, – заключил я. – Автобус слишком часто останавливается, и ты можешь передумать. Предлагаю поезд. Ральф, дать тебе в сопровождение хорошеньких медсестричек, чтобы они наверняка доставили тебя в Майо, или дашь мне слово, что доберешься самостоятельно?» Ральф вздохнул и сказал: «Даю слово».

Кончилось тем, что он вылетел из Чикаго самолетом на Рочестер и позвонил мне из Майо, чтобы сообщить, что он уже на месте. Я позвонил в клинику в Майо и убедился, что он действительно там.