Пациенту не обязательно знать, что он находится под психотерапевтическим воздействием. У меня была общая информация, что она страдает от депрессивного и суицидального синдромов.

На том же самом совещании, после его окончания, ко мне подошла седовласая женщина и спросила: «Вы меня помните?» «Нет, но судя по вашему вопросу, мы встречались», – ответил я. «Нет, вы должны меня помнить, – настаивала женщина. – Я уже бабушка». «На свете много незнакомых мне бабушек». (Студенты смеются.) «Вы написали обо мне статью», – пояснила женщина. «Я их столько написал», – заметил я. «Вот вам еще одна подсказка. Джек стал терапевтом, а я продолжаю заниматься психиатрией». «Барбара, я счастлив снова тебя видеть», – ответил я.

Я работал в главной городской больнице Вустера, в научно-исследовательском отделении. Я был первым психиатром, приглашенным для исследований, и работы у меня было невпроворот. Мне сказали, что в общем отделении работает молодая, красивая и очень толковая девушка, она проходит практику по психиатрии.

В штат я был зачислен в апреле, а в январе я узнал, что у этой практикантки неожиданно проявилось серьезное нервное заболевание. Она начала худеть, у нее появились язва желудка, колит, бессонница, состояния страха, неуверенности и опасений. Она проводила в больнице чуть ли не круглые сутки, с раннего утра и до глубокой ночи, потому что только там чувствовала себя спокойно. Она очень мало ела, мало с кем общалась, не считая пациентов.

В июне практикантка пришла ко мне. «Доктор Эриксон, я была на ваших лекциях по гипнозу. Я видела вашу работу. У меня к вам просьба: приходите сегодня ко мне домой в семь часов вечера. Когда вы придете, я вам объясню, что мне нужно. Только не пугайтесь, если окажется, что я забыла, что пригласила вас к себе». И она ушла.

Вечером я постучал к ней в дверь ровно в семь часов. Дверь открыла сама хозяйка и изумленно посмотрела на меня. «Можно войти?» – спросил я. «Как хотите», – ответила она с некоторым сомнением на лице.

Я сказал, что первый раз встречаю весну в Новой Англии. Мне приходилось быть весной в Висконсине и Колорадо, но в Новой Англии – впервые. Мы беседовали на эту тему, и вдруг я заметил, что она находится в глубоком трансе. «Вы в трансе?» – спросил я. «Да», – ответила она. «Вы хотите мне что-то сказать?» «Да», – кивнула она. «Тогда говорите».

«Я очень нервничаю, – начала она, – сама не знаю почему. Мне страшно, а отчего – не знаю. Белите мне пройти в спальню, лечь ка кровать и обдумать мои проблемы. Хорошо? А вы вернетесь через час и спросите, готова ли я. Я вам скажу». Я велел ей пройти в спальню, лечь и обдумать свои проблемы.

В восемь часов я вошел в дом и спросил, готова ли она. «Нет», – ответила девушка. Я сказал, что вернусь в девять часов. Но и в девять она не была готова, и в десять тоже, но она сказала: «Приходите через полчаса, я буду готова».

В половине одиннадцатого она заявила, что готова, и попросила проводить ее в гостиную, усадить и разбудить. Прежде чем покинуть спальню, она обратилась с просьбой: "Сделайте так, чтобы я позабыла все, о чем думала в состоянии транса. Я не хочу знать, что со мной было в трансе. Прежде чем уйти, вы мне скажите: «Достаточно только знать ответ».

Я продолжил начатый ранее разговор о весне в Новой Англии и о той радости, с которой я буду любоваться сменой сезонов. Барбара проснулась с озадаченным видом и что-то ответила на мои слова о Новой Англии. Вдруг она вскочила и заявила: «Доктор Эриксон, вы не имеете права находиться в моей квартире в 11 часов вечера. Уходите, пожалуйста». «Разумеется», – ответил я. Барбара открыла дверь, выходя, я сказал: «Достаточно только знать ответ». Она залилась краской и пробормотала: «Мне сейчас пришло в голову. Ничего не понимаю. Уходите, пожалуйста. Скорее, скорее. Убирайтесь». Я ушел.

В конце июня у Барбары закончилась практика. Я был поглощен своими исследованиями и как-то подзабыл всю эту историю. Я даже не знал, куда она уехала. Миновал июль, за ним август. Шла последняя неделя сентября, когда в мой кабинет, в 10 не то в 11 утра, ворвалась Барбара. "Доктор Эриксон, я сейчас работаю психиатром в главной городской больнице Нортхэмптона, а мой муж, Джек, в терапевтическом отделении. Я сегодня проснулась, лежу и блаженствую, что я замужем за Джеком и он любит меня, а я люблю его. Думаю о том, какой он чудесный и какое это счастье – быть его женой.

И вдруг я вспомнила июнь прошлого года и поняла, что должна вам все рассказать. Я даже завтракать не стала, оделась, села в машину и примчалась сюда. Вы должны знать, в чем дело. Помните, как я тогда попросила вас прийти ко мне домой и не удивляться, если я забуду о своем приглашении? Вы пришли и стали говорить о весне, о лете и временах года в Новой Англии.

Я вошла в транс, и вы это заметили. Вы спросили, не в трансе ли я, а я сказала «да» и попросила вас кое о чем. Потом я объяснила, что нервничаю непонятно почему, и попросила вас отправить меня в спальню, заставить лечь и думать о моих проблемах, а через час прийти, и я буду готова. Но потом вы приходили каждый час, а я все еще не была готова.

Когда вы пришли в последний раз в половине одиннадцатого, я попросила вас сделать так, чтобы я забыла все, о чем думала в трансе, а затем проводить меня в гостиную.

Когда я, наконец, проснулась и увидела вас, рассуждающего о весне в Новой Англии, я страшно изумилась. Часы показывали одиннадцать. Я абсолютно не помнила, каким образом вы оказались у меня в доме, я только поняла, что нехорошо вам находиться у меня в такое позднее время и попросила вас уйти.

А сегодня утром, проснувшись с ощущением полного счастья, я сразу все вспомнила. Лежа на кровати, я вошла в транс и передо мной словно развернулся длинный свиток, разделенный на две части прямой линией. На одной стороне были все «за», на другой – все «против». Дело касалось одного молодого человека, с которым я познакомилась в декабре прошлого года.

Джеку с трудом удалось окончить школу. Он был из очень бедной, малограмотной семьи. Джеку все время приходилось работать, чтобы помочь семье и оплатить свою учебу в колледже, а потом в медицинском институте. Отметки у него всегда были ниже средних, поскольку работа отнимала очень много времени, да и, если честно признаться, он не принадлежал к тем, кого величают одаренными.

А я выросла в очень состоятельной семье, принадлежащей к сливкам общества и не лишенной изрядной доли снобизма. В декабре прошлого года я все больше и больше стала задумываться о Джеке, о том, не выйти ли мне за него замуж. Сначала сама мысль меня шокировала, ведь он вышел из низов, а я принадлежала к высшему обществу. У меня было преимущество богатства. Я гораздо способнее Джека, училась с легкостью, получая только высшие баллы. Я посещала оперные спектакли, концерты, драматические театры, путешествовала по Европе. Я получила все, что только могло дать богатство. Я выросла в атмосфере снобизма. Для меня было жестоким ударом то, что во мне зарождалась любовь к человеку, вышедшему из бедности, да к тому же менее способному, чем я.

В состоянии транса я прочитала все «за» и все «против» относительно брака с Джеком. Долгое время я их перечитывала вновь и вновь. Затем я стала взвешивать «за» и «против» и вычеркивать «против», когда находила нужный ответ. Мне понадобилось время, так как и «за» и «против» было предостаточно. Я перебирала их очень вдумчиво и очень внимательно. Когда все «против» оказались вычеркнутыми, осталось довольно много «за». Проделать такую работу еще раз было выше моих сил, и я попросила, чтобы вы заставили меня забыть о том, что я думала в трансе. Но перед уходом вы должны были мне сказать: «Достаточно только знать ответ».

Выходя за дверь, вы произнесли: «Достаточно только знать ответ». У меня тут же мелькнула мысль: «Теперь я могу выйти замуж за Джека». Понятия не имею, откуда эта мысль всплыла. Я была в смятении, в голове все перепуталось. Вы закрыли дверь, а я осталась стоять в недоумении. А потом я все забыла.