– И что ему нужно от вас?

– Не имею ни малейшего представления, Уотсон, – сказал он, – я очень рад, что вы пришли. Но прошу вас, помолчите хотя бы ближайшие шесть часов. Иначе я скажу что-нибудь такое, о чем пожалею впоследствии.

Итак, храня молчание даже за ужином, мы сидели допоздна в уютной комнате, Холмс угрюмо составлял картотеку своих записей о преступлениях, а я углубился в страницы Британского медицинского журнала.

Тишину нарушало лишь тиканье часов, потрескивание огня да пронзительный мартовский ветер, который бросал в окна пригоршни капель дождя и завывал в трубе.

– Нет и нет, – ворчливо произнес наконец мой друг. – Оптимизм – это глупость. Конечно, никакое происшествие само не придет в мой… Тихо! Уж не звонок ли это?

– Да, да! Я отчетливо слышал, что звонят, несмотря на непогоду. Кто бы это мог быть?

– Если это человек, которому нужна моя помощь, – сказал Холмс покосившись на часы, – то, должно быть, дело весьма серьезно. В два часа ночи в такую бурю зря не выходят.

Миссис Хадсон потребовалась целая вечность, чтобы встать с постели и открыть входную дверь. Наконец она ввела в комнату сразу двух посетителей. Они оживленно говорили по дороге, перебивая друг друга.

– Дедушка, не надо, – говорила молодая женщина. – В последний раз прошу, ну, пожалуйста. Ты ведь не хочешь, чтобы мистер Холмс посчитал тебя, – тут она понизила голос до шепота. – за дурачка.

– Никакой я не дурачок! – воскликнул ее спутник. – Перестань, Нелли, я видел то, что видел. Надо было прийти и рассказать обо всем этому джентльмену еще вчера утром, но ты и слышать об этом не хотела.

– Но, дедушка, ведь этот зал ужасов – очень страшное место. И тебе просто показалось.

– Мне семьдесят шесть лет. И у меня воображения не больше, – сказал старик с гордостью, – чем у любой из восковых фигур. Это мне-то показалось? Мне, который служил ночным сторожем еще тогда, когда музей был на Бейкер-стрит?

Вошедшие умолкли. Коренастый старик с редкими седыми волосами был одет в мокрое от дождя коричневое пальто и клетчатые брюки. На лице его застыло упрямое выражение. Грациозная светловолосая сероглазая внучка была совсем не похожа на деда. На ней были черная соломенная шляпка и строгий синий костюм с узкой полоской белых кружев на рукавах и воротнике. Она очень мило извинилась перед нами за столь поздний визит.

– Меня… меня зовут Элеонора Бэкстер, – добавила она. – Вы, наверное, уже догадались, что мой бедный дедушка работает ночным сторожем в музее восковых фигур мадам Топин на Марлибон-роуд. – Она остановилась. – О, у вас повреждена нога!

– Ничего особенного, мисс Бэкстер! – ответил Холмс. – Рад видеть вас обоих. Уотсон, возьмите пальто и зонт у наших гостей; вот так. Теперь усаживайтесь. У меня есть нечто вроде костыля, но я уверен, вы простите, если я останусь на кушетке. Итак, о чем вы говорили?

Явно расстроенная упорством своего дедушки, мисс Бэкстер пристально глядела на маленький столик. Поймав взгляд Холмса, она вздрогнула и слегка, покраснела.

– Сэр, вы знакомы с музеем восковых фигур мадам Топин?

– Он пользуется заслуженной известностью.

– Простите меня, пожалуйста! – Элеонора Бэкстер смутилась. – Я хотела спросить, вы когда-нибудь были в этом музее?

– Гм. Боюсь, что я слишком похож на моих соотечественников. Англичанин пожертвует жизнью, чтобы попасть в какое-нибудь отдаленное или недоступное место. Но он даже не взглянет на него, если оно находится в нескольких сотнях метров от дверей его дома. Вы бывали в музее мадам Топин, Уотсон?

– Нет, не был, – сознался я. – Но я немало слышал о зале ужасов, который расположен в подвале музея. Говорят, что администрация предлагает большую сумму денег любому, кто проведет в нем ночь.

Старый упрямец, который, судя по всему, страдал от сильного приступа ревматизма, тем не менее хрипло захихикал, усаживаясь в кресло.

– Боже вас сохрани, сэр, не верьте этой чепухе.

– Так это неправда?

– Здесь нет правды ни на грош, сэр. Вам и не позволят этого. Ведь любитель приключений может закурить сигару или что там еще. А они до смерти боятся пожара.

– Я понимаю так, – сказал Холмс, – что зал ужасов вас не беспокоит?

– Нет, сэр, совсем нет. Они там даже поставили старину Чарли Писа. Он рядом с Марвудом, палачом, который вздернул Чарли лет одиннадцать тому назад. Они вроде как друзья, но, что правда, сэр, – старик повысил голос, – мне совсем не нравится, когда эти проклятые восковые фигуры начинают играть в карты!

Окна задребезжали от порыва ветра, Холмс с интересом наклонился вперед.

– Вы сказали: восковые фигуры играли в карты?

– Да, сэр. Слово Сэма Бэкстера!

– Все фигуры участвовали в игре или только некоторые?

– Только две, сэр.

– Откуда вы это знаете, мистер Бэкстер? Вы видели, как они играли?

– Боже сохрани, сэр, только этого не хватало! Но что мне оставалось думать, если один из них сбросил часть своих карт или взял взятку, а все карты на столе лежат в беспорядке. Может, мне надо объяснить подробнее, сэр?

– Конечно, – попросил Холмс с явным удовлетворением.

– Видите ли, сэр, за ночь я спускаюсь в зал ужасов один-два раза. Это большая полутемная комната. Почему я не хожу туда чаще, – это из-за моего ревматизма! Скрючивает прямо-таки пополам, уж это так.

– Бедняга! – с сочувствием промолвил Холмс, подвигая коробку с нюхательным табаком к старику.

– Ничего не поделаешь, сэр! Моя Нелли – славная девушка, даром что образованная и занимается чистой работой. Всякий раз, когда мой ревматизм разыграется – вот как на этой неделе, – она поднимается каждый Божий день спозаранку и заходит за мной в семь часов. Я в это время кончаю дежурство, и она помогает мне сесть на омнибус. А сегодня Нелли – она уж слишком беспокоится – пришла ночью час назад, вместе с Бобом Парснипом. Этот парень остался дежурить за меня. И тогда я сказал ей: «Я читал об этом мистере Холмсе. Он живет в двух шагах отсюда, пойдем расскажем ему». И вот мы здесь.

Холмс кивнул головой.

– Понимаю, мистер Бэкстер. Но вы говорили о прошлой ночи?

– Ну да! Про зал ужасов. Там с одной стороны устроены вроде как живые картины. Как бы это вам объяснить: вдоль стены сделаны закутки, загороженные решеткой, чтобы никто не мог туда войти, а в каждом закутке – восковые фигуры. Вот эти живые картины изображают «Историю одного преступления». Это об одном молодом джентльмене. Надо вам сказать, он очень симпатичный малый, только слабохарактерный. Так вот, он попадает в плохую компанию. Играет в карты и проигрывает свои деньги. Потом убивает старого злодея и в конце концов попадает на виселицу, как Чарли Пис. Словом, это вроде как э… э…