В этом не было ничего необычного: производилась перегруппировка войск. Дело в том, что севернее Питкяранты противнику удалось на подготовленных рубежах сосредоточить значительное количество сил. Попытка 4-го корпуса атаковать вражеские позиции с ходу успехом не увенчалась. Усилия армии были смещены на северо-восток, к левой разграничительной линии с 32-й армией.

Продолжая активные боевые действия на смежном с 32-й армией фланге, войска 7-й армии с 11 по 20 июля, продвигаясь в исключительно тяжелых условиях лесисто-болотистой местности, освободили от врага ряд населенных пунктов. В их числе Суоярви, Сувилахти, Луисвара, Ягаярви и некоторые другие,

Спустя сутки 70я погрузилась в машины и двинулась в путь

Мы с Суровым по указанию соответствующих начальников должны были спешно прибыть в район Орусъярви, где находился командный пункт 7-й армии. Мне предстояло решить ряд вопросов, возникших в связи с уходом бригады из состава 7-й армии, а Сурова приглашали в политотдел объединения.

Прошло около трех месяцев с тех пор, как я последний раз был в штабе армии. Теперь предстояла новая встреча с боевыми друзьями, и я с нетерпением ждал ее.

Орусъярви находился в 20 километрах северо-восточнее Салми. Туда мы отправились машиной. Лунев, довольный тем, что повидается в штабе со своими дружками, буквально летел по пыльной дороге.

Несколько отделов штаба армии размещалось в поселковой школе. Там же находился и оперативный. Я поднялся по широкой лестнице мимо оперативного дежурного и тут же в коридоре встретил полковника Кутнякова.

- Здравствуйте, Степан Яковлевич, - приветствовал он, - рад видеть вас целым и невредимым. О семидесятой бригаде тут у нас легенды ходят. Прошу ко мне, расскажите подробнее.

Полковник Кутняков занимал бывшую преподавательскую. На уцелевшем письменном столе была развернута карта с нанесенной обстановкой. Я обстоятельно доложил о состоянии бригады, по его просьбе рассказал о боевых действиях на плацдарме и, в свою очередь, спросил о районе, куда нам предстояло перебазироваться.

Иван Захарович склонился над картой, глазами отыскал нужный пункт, а потом взял из медной гильзы аккуратно заточенный карандаш.

- На направлении Суоярви - Лонгонвара идут упорные бои, - сказал он. Две дивизии, 176я и 289я, достигли Государственной границы СССР с Финляндией. Здесь они встретили укрепленную полосу противника, оборудованную еще до 1939 года. Использовав стабилизацию фронта на Карельском перешейке и на левом фланге нашей 7-й армии, неприятель подвел свои резервы к излому линии госграницы, вот сюда, - карандаш Ивана Захаровича ткнулся северо-западнее Куолисмы, - и ведет ожесточенные бои против наших двух дивизий. Вот, пожалуй, и все сведения, какими

мы располагаем в интересующем вас районе. Достаточно?

В коридоре послышался топот, смех. Дверь кабинета распахнулась.

- Разрешите войти, товарищ полковник? Вон он где! Наконец-то обозначился' - Майор Науменко долго тряс мою руку, похлопывал меня по плечам. - Оборвал ты с нами все связи, прикрылся секретностью. Ведь мы только из донесений узнали, что ты оказался на тулоксинском плацдарме. Ну, рассказывай!

- И подробнее, Степан, подробнее! - настаивал вошедший с Науменко Хохлин.

Я не заставил себя упрашивать. Минут через сорок сообщили, что освободился начальник штаба армии. Сожалея, что встреча с товарищами оказалась такой короткой, я вынужден был покинуть их. Не скрою, мне был приятен искренний интерес к делам нашей бригады.

Тепло принял меня и начальник штаба армии генерал Панфилович. Разговор с ним был коротким, но надолго запомнился мне.

- Жаль терять отличную бригаду, - сказал на прощание генерал, - но приказ есть приказ. Желаю новых боевых успехов!

Выйдя от Панфиловича, я остановился в нерешительности. В двух шагах отсюда, почти скрытый старыми ветвистыми тополями, стоял домик командующего армией генерал-лейтенанта Крутикова Я просто не мог пройти мимо и не попрощаться с этим уважаемым человеком. Для меня, да и не только для меня для всех офицеров армии, генерал Крутиков был образцом, достойным подражания. Но как явиться самому, без вызова? Удобно ли это? Ну ладно, будь что будет!

Я подошел к двери, одернул китель. От волнения запершило в горле. Дверь в кабинет была открыта, но там никого не оказалось. Вышел на крыльцо и, уже спускаясь по ступенькам, услышал знакомый голос:

- Ну как, навоевались?

Обернувшись, увидел Алексея Николаевича. Он направлялся к дому от узла связи армии. Выпалил, как на инспекторском смотре:

- Здравия желаю, товарищ генерал. Прибыл в штаб в связи с убытием бригады в тридцать вторую армию. А на ваш вопрос вынужден ответить отрицательно. Война ведь еще не закончилась.

- Что верно, то верно. Впереди еще много дел.

Командарм улыбнулся, взял меня под руку и пригласил в кабинет. Указав на стул возле стола, он сел на свое рабочее место.

- Вы первый участник десантной операции, которого я встретил. Расскажите мне все без прикрас.

Я впервые видел Алексея Николаевича в таком хорошем настроении. Обычно командарм был сдержан и не проявлял особенно своих чувств. Но сейчас для это го были веские причины - дела шли успешно.

Начал я издалека, с того момента, когда он в Алеховщине поставил нашей бригаде боевую задачу. Когда же я стал рассказывать о марше в Новую Ладогу, о подготовке и планировании операции вместе с моряками, о тренировках на десантных судах, Алексей Николаевич, не перебивая меня, вызвал майора Кивелева и попросил принести рабочую тетрадь.

Раскрыв тетрадь, командарм начал делать в ней пометки. Когда же я подошел в рассказе к моменту высадки бригады на берег и к боевым действиям на плацдарме, он остановил меня, задумчиво походил по кабинету, потом пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

- У каждого командира бывают такие мгновения, когда бой еще идет, а он каким-то десятым чувством даже в самый тяжелый момент понимает, что он уже выигран. Скажите, когда на плацдарме сложилась самая тяжелая ситуация и когда вы с комбригом почувствовали, что задача все же будет выполнена?