Невольно вспомнилось мне, как незадолго до моего ранения наш стрелковый взвод послали на разведку боем. В бинокль было видно, что вражеские пулеметы стоят на крыше одного большого здания, покрытого черепицей. Пустить туда один снаряд, и вся "стратегическая" задача была бы решена. Нет, шагом марш!..
Как только мы вышли на чистое поле и пробежали несколько шагов, вражеские пулеметчики открыли по нас шквальный огонь и сразу вывели из строя несколько человек, в том числе командира взвода. Остальные вжались в пашню и застыли, имитируя убитых. Как только кто осмеливался шевельнуться, на него градом сыпались пули: поле было пристреляно.
Я тогда был помкомвзвода и находился на левом фланге. На моем направлении чернел небольшой сарайчик с соломенной крышей. Он почти не мешал немцам брать нас на прицел - они сидели значительно выше этой постройки. Однако же чем ближе мы подползали к сарайчику, тем уменьшалась опасность. Под самой стеною немцы не видели нас, и тут я приказал окопаться тем, кто сумел доползти до углов строения.
Но очень мало доползло: пулеметчик Саша, молодой и на редкость красивый светловолосый парень, его второй номер Наташа, небольшого роста, не очень красивая дивчина. Все мы знали, что Саша для нее был дороже собственной жизни. Следом за ними пробрались к нашему хоть и очень ненадежному укрытию еще три бойца, в том числе низенький и толстенький узбек Рахмат.
Саша и Наташа сразу развернули пулемет и стали бить по врагу из-за угла сарайчика длинными и, как я заметил, довольно меткими очередями. На них была основная надежда, так как ни винтовок, ни ручных пулеметов при нас не было, а автоматным огнем с наших позиций нельзя было достать врага.
- Посылай за подмогой! - крикнул мне Саша, меняя ленту. - Немец подожжет сарай, и тогда хана! Снаряд нужен!
Молодой сержант Саша был опытным и смелым воином. Я понимал, что он подсказывает мне правильную команду, единственно возможную в этих условиях. Но как ее выполнить? Легко сказать - посылай за подмогой! Кого пошлешь, как пошлешь? Кто сумеет добраться под таким прицельным огнем? Язык не ворочается отдать такой приказ одному из моих соратников. Голос пропадал, как только намеревался раскрыть рот. Вот они, мои друзья, лежат неподалеку от меня, старательно окапываются возле противоположного угла строения. Их всего трое. Один уже немолодой человек, недавнего призыва. Достичь этого рубежа, где мы теперь, помог ему, наверно, счастливый случай, так как фигура у него крупная и даже в лежачем положении довольно заметная, как мишень. Послать его, это почти умышленно убить человека - враги сразу его заметят, как только отползет от сарая.
Другой боец - неопределенного возраста, худой, бледнолицый, с хронической хрипотой в груди - может не выдержать пластунского темпа и не доползет до штаба роты. Третий - Рахмат. Только на него можно было понадеяться в ту минуту: толстенький, верткий, малозаметный, но он не вызвался добровольно ползти в тыл.
- Посылай скорее! - снова услышал я резкую и громкую команду. Голос сразу показался мне даже незнакомым, на очень высоких и отчаянных нотах. Такого голоса я не слышал раньше, но теперь знал, что кричит Наташа - больше тут некому. Отчаяние в ее крике, возможно, мне послышалось, а пронзительный крик вызывался обстоятельствами - надо было перекричать пулемет.
Я подполз к Наташе, лег рядом и закричал в самое ухо:
- Тебе надо пробираться в тыл! Тебе!..
Кричу, а голоса своего не слышу - пулемет заглушает. Тревожусь, что и она не слышит, потому повторяю:
- По-пластунски проползешь!.. По пашне!.. Ты лучше всех доложишь обстановку, а я тут заменю тебя!
Сначала Наташа не отказывалась, но я заметил, как нервно задрожали ее руки, когда доставала из коробки последний шлейф пулеметной ленты. Потом решительно закачала головой. Она была уже без пилотки, с гладкой прической на прямой пробор и с тонкими, как у школьницы, косичками, собранными на затылке в небольшой узелок.
Саша тоже без пилотки, высокий гладкий лоб блестит от пота.
"Где же их пилотки?" На сколько можно оглядываюсь вокруг и снова слышу резкий голос Наташи:
- Не трать времени! Посылай Рахмата! Я не уйду отсюда!
- Она не уйдет! - повторил Саша.
Ни в ту минуту, ни потом мне было неясно, почему Саша не поддержал меня? Побоялся подставить девушку под прямой вражеский огонь или учитывал ее характер: не оставит друга в беде и ничем не принудишь ее сделать этого. Даже приказ может не выполнить.
А тем временем кто мог определить, где опаснее: там, по дороге в тыл, или тут, на линии огня? Если немцы подожгут строение, которое пока что прикрывает нас, то вряд ли уцелеем все мы.
- Рахмат! - во всю мощь своего голоса крикнул я.
В тот же миг боец оказался рядом.
- Пойдешь в тыл и доложишь командиру роты обстановку! Скажешь, чтоб срочно подал гаубицу! Ясно?
- Ясно! - ответил Рахмат и сразу же повернулся, чтоб взять курс на тот населенный пункт, откуда мы вышли в разведку.
- Назад можешь не возвращаться! - добавил я.
Рахмат ничего не ответил на это, может, даже и не услышал, так как в тот момент был уже далеко от меня.
Пока можно было, я следил за ним: доползет или нет? Будет нам помощь или нет?
Рахмат пополз живо и по такой борозде, что его почти не видно было. В начале пути ему помогал наш сарайчик, а на самом опасном, прицельном месте немецкие пулеметчики не сразу заметили посланца, так как Саша приглушил их своими почти беспрерывными очередями. Потом... У меня даже сердце похолодело: Рахмат выскочил из борозды и, пригнувшись, побежал, как заяц, виляя по сторонам. Вражеские пулеметчики открыли шквальный огонь. Пыль от пуль поднималась с пересохшей пашни, прикрывая Рахмата от меня и, возможно, от фашистских пулеметчиков. Однако я увидел, что Рахмат упал. Пополз дальше или не пополз? С дрожью в сердце я вглядывался в облачко серой пыли уже на подходе к нашей деревне...
Вдруг крик Наташи:
- Ракета!
Я оглянулся и увидел, даже услышал, что прямо на нас с ослепительным блеском и шипением спускается огненный колобок. Я живо схватил лопатку и отбил ракету в сторону, а бойцы засыпали ее землею. Все мы поняли, что это означает. На первый раз враг промахнулся, и огненная ракета не попала в соломенную крышу сарайчика. В следующий раз она попадет. И мы тогда не сможем засыпать ее землею: на крышу под вражескими пулями не влезешь и не успеешь влезть - сухая солома сразу займется пламенем.
Ракетой подожгли крышу или зажигательными пулями, этого я не разглядел, но неминуемая беда беспощадно надвигалась: крыша начала гореть и вскоре пламя так разбушевалось, что огненные клочья соломы стали падать на нас, на ствол пулемета, который и так был чуть не докрасна накален.
Пришлось временно изменить наши позиции.
Высокое пламя с дымом пока что прикрывало нас от врагов, но это же только на считанные минуты. Крыша вспыхнула, как порох, будто взлетела в воздух и оттуда стала быстро оседать черным пеплом и огненными клубками. Стропила также вскоре рухнули, и наше спасительное укрытие постепенно исчезало: вражеские пулеметчики били прямо по огню и некоторые пули уже достигали наши позиции. Это еще и оттого, что под огненный сруб, который еще немного и заслонил бы нас, мы не могли близко подползти, слишком было горячо.
- Патроны! - вдруг услышал я мощную команду Саши. Быстро подполз ко второму номеру:
- Почему не подаешь? Есть еще ленты?
Девушка молчала. На ее школьных косичках тихо остывали обугленные серовато-черные соломины. Я смахнул их рукою и почувствовал на пальцах теплую влажность...
- Подавай, Наташа! - ласково, но требовательно попросил пулеметчик.
Девушка не шевельнулась и не подала голоса. Я взял из ее рук ящик с пулеметными лентами, нащупал только одну.
- Вот патроны! - доложил Саше, но он не взял ленты, он уже держал руками осыпанную горячим пеплом голову Наташи и с отчаянным страхом оглядывал ее лицо, шею, маленькие и нежные уши. Всюду были подтеки крови, а раны будто нигде не было видно, наверно, она была под волосами.